Филип Пулман - Янтарный телескоп
— Куница, — сказал он, найдя имя Пантелеймону, — лесная куница.
— Пан, — спросила Лира приплывшего к ней на колени дэмона, — ты ведь уже скоро не будешь превращаться, да?
— Да, — ответил он.
— Забавно, — сказала она, — помнишь, когда мы были помладше, я вообще не хотела, чтобы ты перестал превращаться… Ну а теперь я совсем не против. Если ты останешься таким.
Уилл положил свою руку на её руку. Повинуясь какому-то новому порыву, он был решителен и спокоен. Точно зная, что делает и что это будет означать, он снял руку с запястья Лиры и погладил красно-золотую шерсть её дэмона.
Лира ахнула. Но удивление её было смешано с удовольствием, так похожим на радость, охватившую её, когда она положила в его губы плод, что она сидела затаив дыхание и не могла возразить. С бешено колотящимся сердцем она ответила тем же: положила руку на тёплого шёлковистого дэмона Уилла, и когда её пальцы погрузились в мех, она поняла, что Уилл чувствует то же, что она.
А ещё она поняла, что теперь, почувствовав на себе руку любимого человека, ни один из дэмонов больше не изменится. Такими они останутся на всю жизнь — они не захотят другого обличья.
И так, гадая, сделал ли это счастливое открытие до них кто-то ещё из влюблённых, они лежали вместе. Земля медленно вращалась, и луна и звёзды сверкали над ними.
Глава тридцать восемь. Ботанический сад
Гиптяне приплыли на следующий день. Пристани здесь, конечно, не было, и им пришлось встать на якорь у берега. Джон Фаа, Фардер Корам и капитан отправились на берег в шлюпке, взяв с собой проводником Серафину Пеккала.
Мэри рассказала мулефа все, что знала сама, и вышедших из шлюпки гиптян встретила на широком пляже любопытствующая толпа: всем не терпелось их поприветствовать. И гиптяне, и мулефа, конечно, сгорали от нетерпения увидеть друг друга поближе, но Джон Фаа за свою долгую жизнь научился вежливости и терпению и был намерен явить этому самому странному из странных народов лишь величайшие почтение и дружелюбие правителя западных гиптян.
А потому он постоял на жаре, слушая приветственную речь старого залифа Саттамакса, которую Мэри постаралась перевести как можно лучше. В ответ он передал залифу приветствия от топей и русел рек своей родины.
Когда все двинулись через солончаки в деревню, мулефа заметили, как трудно идти Фардеру Кораму, и немедленно предложили его повезти. Он с благодарностью согласился, и так все пришли на деревенскую площадь, где их встретили Уилл и Лира.
Лира целую вечность не видела этих дорогих ей людей! В последний раз она говорила с ними в снегах Арктики, когда они шли спасать детей от глакожеров.
Теперь, увидев их, она почти оробела и неуверенно протянула им руку, но Джон Фаа немедленно заключил её в крепкие объятия и поцеловал в обе щеки. То же самое сделал Фардер Корам, который долго смотрел на нее, прежде чем крепко прижать к груди.
— А она подросла, Джон, — сказал он, — помнишь маленькую девочку, которую мы взяли с собой в северные земли? Погляди-ка на нее теперь, а! Лира, милая моя, будь у меня ангельский язык, я всё равно не смог бы сказать, как я рад снова тебя видеть!
Но она выглядит такой измученной, подумал он про себя, такой болезненной и усталой. Ни он, ни Джон Фаа не могли не заметить, что Лира держится поближе в Уиллу, и что этот мальчик с прямыми чёрными бровями ни на секунду не упускает её из виду и старается не отходить от неё далеко.
Старики приветствовали его с уважением — Серафина Пеккала успела им кое-что нём рассказать. Уилл, в свою очередь, был восхищён огромной силой, исходившей от Джона Фаа, — силой, смягчённой учтивостью. Этот человек был прочной крепостью, убежищем для других, и Уилл решил, что в старости хотел бы стать таким же.
— Доктор Мелоун, — сказал Джон Фаа, — нам нужно запастись пресной водой и любой пищей, которую могут продать нам ваши друзья. К тому же наши люди уже довольно долго находятся на борту, нам пришлось драться, и они были бы счастливы сойти на берег, вдохнуть воздух этих мест, а дома рассказать своим семьям о мире, в котором побывали.
— Лорд Фаа, — ответила Мэри, — мулефа просили меня сказать, что снабдят вас всем необходимым и почтут за честь, если сегодня вечером все вы разделите с ними трапезу.
— Мы с радостью примем их предложение, — ответил Джон Фаа.
И в этот вечер жители трёх миров сели рядом и разделили хлеб, мясо, плоды и вино.
Гиптяне одарили хозяев вещами со всех краев своего света: кувшинами из джиневры, изделиями из моржового клыка, туркестанскими вышитыми шелками, серебряными чашами сведского серебра, эмалированными блюдами из Кареи.
Мулефа обрадовались подаркам и в ответ предложили им предметы своего ремесла: превосходные сосуды из древнего узлового дерева, отрезы великолепной веревки и шнура, лакированные чашки и рыболовные сети — такие прочные и легкие, каких не видывали даже гиптяне Топей.
Окончив трапезу, капитан поблагодарил хозяев и ушел проследить за тем, как команда грузит на борт провиант и воду — гиптяне собирались отплыть с рассветом.
Старый же залиф сказал гостям: «Во всём наступили великие перемены. В знак этого нам досталась обязанность. Мы хотим показать вам, что это значит».
И Джон Фаа, Фардер Корам, Мэри и Серафина пошли с мулефа туда, где открывались земли мёртвых и откуда по-прежнему бесконечной вереницей выходили духи. Мулефа собирались посадить здесь рощу, они называли это место святым и собирались беречь его — для них это будет источником радости.
— Да, вот это тайна, — сказал Фардер Корам, — и я рад, что повидал её на своём веку. Мы все боимся войти во мрак смерти. Что ни говори, а боимся. Но от мысли, что для части нас, которой суждено туда уйти, есть выход, у меня на сердце легче.
— Ты прав, Корам, — сказал Джон Фаа. — Я видел немало смертей и сам не раз отправлял других во мрак, хоть и всегда в пылу сражения. То, что из мрака мы попадём в такую прекрасную землю, будем свободны, как птицы в небе — да, это величайшая надежда, которую можно дать человеку.
— Надо поговорить об этом с Лирой, — сказал Фардер Корам, — и узнать, как это получилось и что это значит.
Мэри было очень нелегко прощаться с Атал и другими мулефа. Перед тем, как она поднялась на борт корабля, мулефа подарили ей флакончик из древесного лака с маслом колёсного дерева и самое ценное — мешочек семян.
— Они могут не вырасти в твоём мире, — сказала Атал, — но, даже если так, у тебя останется масло. Не забывай нас, Мэри.
— Никогда, — сказала Мэри, — никогда. Даже если я проживу, сколько живут ведьмы, и забуду всё остальное, я всё равно никогда не забуду тебя и доброту твоего народа, Атал.
И они отправились в обратный путь. Дул легкий ветерок, море было спокойно, и хотя путешественники не раз замечали блеск огромных белоснежных крыльев, птицы в этот раз были осторожны и держались на расстоянии. Уилл и Лира не расставались ни на час, и для них две недели плавания промелькнули в мгновение ока.
Ксафания сказала Серафине Пеккала, что, когда все проходы закроются, миры встанут на свои места по отношению друг к другу. Оксфорд Лиры с Оксфордом Уилла наложатся друг на друга, как прозрачные картинки на двух кусочках плёнки, которые сольются, если их сложить вместе, но на самом деле никогда не соприкоснутся.
Но сейчас они были друг от друга далеко, как Оксфорд Лиры от Читтагацци.
Оксфорд Уилла был рядом, на расстоянии разреза ножа. Они приплыли вечером, и когда якорь с плеском упал в воду, заходящее солнце ещё согревало зелёные холмы, терракотовые крыши, весь изящный ветхий порт и маленькое кафе Уилла и Лиры.
Джон Фаа долго рассматривал берег в капитанскую подзорную трубу и не нашёл в городе никаких признаков жизни, но всё же решил на всякий случай взять на берег с полдюжины вооружённых людей. Они не должны были ни во что вмешиваться — только быть рядом на случай, если они понадобятся.
Путешественники в последний раз поужинали вместе, глядя, как вокруг сгущается темнота. Уилл попрощался с капитаном и его помощниками, с Джоном Фаа и Фардером Корамом. Он, казалось, почти не осознавал их присутствия, зато они ясно видели: перед ними молодой, но очень сильный человек, и этот человек чем-то глубоко потрясён.
Наконец Уилл и Лира со своими дэмонами, Мэри и Серафина Пеккала пошли в пустой город. Он и в самом деле был пустым: единственными шагами и единственными тенями в нём были их собственные шаги и тени. Впереди рука об руку шли Лира и Уилл — туда, где им предстояло расстаться, а обе женщины держались чуть позади, разговаривая, как сёстры.
— Лира хочет ненадолго заглянуть в мой Оксфорд, — сказала Мэри. — Она что-то задумала. Потом она сразу вернется.
— Что ты будешь делать, Мэри?
— Я? Конечно, пойду с Уиллом. Сегодня мы пойдем в мою квартиру, ко мне домой, а завтра выясним, где его мать, и посмотрим, чем мы сможем ей помочь. В моём мире так много правил и предписаний, Серафина. Властям нужно, чтобы ты ответил на тысячу вопросов. Я помогу ему в правовых делах, с социальными службами, с жильём и так далее, чтобы он мог посвятить себя матери. Он сильный мальчик… Но я буду ему помогать. К тому же он нужен мне. У меня больше нет работы, денег в банке осталось немного, и я не удивлюсь, если меня ищет полиция… Он будет единственным человеком на всём моём свете, с которым я смогу обо всём этом поговорить.
