Татьяна Семенова - Монсегюр. В огне инквизиции
Более восьмидесяти лет после падения Монсегюра продержались катары в Лангедоке, скрываясь в труднодоступных пещерах Пиренейских гор. Последние 500 «совершенных» нашли свой дом в пещере Ломбрив, на левом берегу реки Арьеж. Они жили вдали от всех, полностью закрывшись от внешнего мира, проводя время в молитвах. Инквизиция, узнав об их тайном убежище, с невообразимой жестокостью обрушила на них свой гнев: они замуровали вход в пещеру огромными валунами, заставив катаров умирать медленной смертью от голода и жажды. Это случилось в 1328 году. Трагедия в Ломбрив положила конец существованию церкви катаров. Отдельные еретики, укрывавшиеся за пределами Лангедока, ещё какое-то время проповедовали, но о катарах как о централизованной церкви уже больше никто не слышал.
К моменту падения Монсегюра Лангедок, лежащий за линией Луары и Роны и говоривший на провансальском языке, представлял собой тринадцать независимых частей, из которых каждая имела своего государя. Одним из них был граф Тулузский, чей удел был весьма значительным — во всяком случае, до нашествия на Лангедок французов. К 1244 году граф Тулузский сохранил права на отдельные земли, но в его мечтах было вернуть утраченные владения и, конечно же, прогнать французов, навязывающих своё господство в Лангедоке.
Почти всю свою сознательную жизнь он посвятил борьбе с завоевателями. Возвращая себе захваченные земли, он на какое-то время становился полноправным государем, но потом вновь терял завоёванное. Восстания сменялись затишьем, победы — поражением, и так длилось бесконечно долго. Он устал от бессмысленной борьбы и потерял счёт церковным отлучениям. В конце жизни он смирился со своей участью. Жизненные неудачи сломили его.
Раймонд VII примирился с Церковью и стал ревностным католиком. Странно было видеть, как радикально изменился этот человек. Некогда защитник катаров, Раймонд перешёл на сторону их самых жестоких гонителей. С какой-то непонятной яростью он вымещал досаду на несчастных еретиках, приказывая вылавливать их и жечь без всякого сожаления. В местечке Берлег, недалеко от Ажена, были схвачены восемьдесят катаров. Граф, теперь уже ярый католик, присутствовал на суде инквизиции. Еретики отреклись от своих заблуждений, и по закону их следовало обречь на покаяние и заточение, однако по настоянию графа Раймонда Тулузского они были сожжены. Всеми своими поступками он будто доказывал римской Церкви, что является фанатично верующим христианином. Однако Церковь не пыталась даже делать вид, что отвечает ему взаимностью, хотя папа Иннокентий IV и похвалил рвение графа. На просьбу Раймонда похоронить своего давно умершего отца Церковь ответила отказом. Как ни старался Раймонд обелить его от ереси, ни одна попытка не увенчалась успехом.
С каким-то безысходным равнодушием он доживал свой век. Усугубляло это состояние и то, что Раймонд не имел наследника. Передать титул графа Тулузского было некому. В нескольких своих браках он смог обзавестись только дочерью Иоанной, которую давно уже выдал замуж за Альфонса, брата французского короля.
Раймонд VII был болен с осени 1248 года. В июле 1249 года он, невзирая на плохое состояние здоровья, прибыл в портовый город Эг-Морт, откуда отправлялись французские крестоносцы в Святую Землю. Граф хотел в последний раз посмотреть на свою дочь, отъезжающую в Египет с мужем Альфонсом. Он благословил их и с грустью смотрел вслед судам крестоносцев, пока они не скрылись за горизонтом.
Раймонд так и не смог вернуться в Тулузу. Смерть настигла его по дороге в маленьком городке Милью, что расположился на реке Тарн. 23 сентября он продиктовал завещание, прося похоронить его в аббатстве Фонтевро, где покоились его мать Элеонора Аквитанская и его дядя Ричард Львиное Сердце (Генрих II Плантагенет). Своей наследницей он объявлял дочь Иоанну.
27 сентября Раймонд скончался. Его тело положили в деревянный ящик и отправили по реке Гаронна в монастырь Парадиз в Аженуа. Покойного везли через Тулузу, и народ искренне оплакивал своего господина, понимая, что вместе с ним хоронит свою независимость и свободу. Каким бы ни был в последние годы их государь, народ пытался оправдать его неблаговидные поступки. Несмотря ни на что граф Тулузский оставался в их сердце истинным патриотом своей родины.
Весной 1250 года тело последнего графа Тулузского было перевезено в аббатство Фонтевро.
После смерти Раймонда, казалось, французы могли вздохнуть свободно: наконец-то они освободились от строптивого соперника. Но радость их была преждевременна. Как бы ни был сломлен граф неудачами, он всё же смог взять у противника реванш. Не так-то прост оказался граф Тулузский. Завещание, составленное им перед смертью, путало все карты французов.
Согласно этому документу, удел Раймонда переходил к его дочери Иоанне как прямой наследнице, а вовсе не к её мужу Альфонсу, на что рассчитывали французы. Это означало, что графство оставалось достоянием Иоанны, и по существующим римским законам, действующим в стране, она могла отдать этот удел в случае смерти мужа и за неимением детей кому угодно, хоть Германии, хоть Англии. Конечно, пока Иоанна была замужем за Альфонсом, графством управлял бы её муж. Но реально он не был его владельцем. Такое положение вещей не устраивало Францию в принципе, она желала, чтобы удел Раймонда отошёл сразу же и без всяких оговорок французской короне. Хитрость покойного графа привела в негодование Бланку Кастильскую, мать правящего французского короля Людовика. Как посмел побеждённый написать такое завещание, оставив удел не семье его дочери, а лично ей! Ведь согласно парижскому соглашению, Людовик был вправе рассчитывать на это. Однако Раймонд VII никогда не давал подобных обещаний, он только согласился отдать замуж свою единственную дочь и наследницу за одного из братьев короля, что, собственно, и сделал.
Бланку занимал главный вопрос: как отстранить прямую наследницу от престола. Поэтому сразу после смерти Раймонда в 1249 году в Лангедок прибыли французские комиссары. В Тулузе их приняли достаточно любезно. В капитуле комиссары собрали горожан и потребовали, чтобы те принесли присягу. Но при этом французы самую малость изменили её текст, всего лишь переставив имена местами. Клятву верности в их варианте присяги нужно было принести Альфонсу и его жене Иоанне. А согласно завещанию надо было присягать Иоанне и, как следствие, её мужу Альфонсу. Эта на первый взгляд незаметная перестановка определяла всё настоящее и будущее страны.
Комиссары с успехом выполнили свою миссию в Тулузе, затем отправились в Альбижуа и Керси и везде, не акцентируя внимание на перестановке имён, выполнили своё дело. Только в Ажене отказались присягать. Однако горожан припугнули военным вмешательством и в итоге вырвали клятву.
И всё же присяга не отменяла завещание покойного графа. Тогда решено было бумагу уничтожить, но и это оказалось слишком сложным делом, так как документ был оглашён принародно. Собрав лучших юристов, Бланка потребовала от них найти в завещании хоть какое-то слабое место, чтобы аннулировать документ. Но опять ничего не вышло. Как ни старались юристы, ничего существенного обнаружено не было. В результате Альфонс объявил себя государем не по завещанию, а в силу парижского договора, по которому якобы граф признал вассальную зависимость от французской короны. Завещание наконец объявили недействительным.
Новый государь тулузского графства появился в своих владениях только один раз и лишь для того, чтобы принять присягу. Совершенно чужой здесь, он смотрел на своих подданных всего лишь как на статью дохода и разменную монету в отношениях с другими государствами. Он не стал защитником и истинным господином своего народа, как некогда были все Раймонды Тулузские.
С исчезновением династии Раймондов началась новая история Лангедока, вернее, это был первый шаг к завершению его истории как независимого государства. Лангедок приобретал новый статус — статус южной провинции Франции.
Примечания
1
Лангедок — современный юг Франции. Территория к югу от реки Лауры, с главным городом Тулузой. До 1229 года Лангедок имел независимый статус, территория была поделена на графства, в каждом из которых имелся свой государь.
2
С 1234 года по указанию римского папы Библию дозволено было читать только на латыни, на языке, недоступном ни для крестьян, ни для горожан, ни для рыцарей, чтобы люди не имели повода заблуждаться в Писании. Потом запретили и латинскую Библию в частных руках. Также запретили иметь какие-либо богословские книги на современных языках. Если же они каким-то образом попали в руки, то их следовало принести к епископу в течение восьми дней и сжечь как преступные.
3
