Анатолий Димаров - Три грани времени
А-ку обернулся на голос: справа, скорчившись, сидел караульный, который не спал всю ночь. Он был старый и тщедушный, способный уже только на такую вот службу, чтобы охотники помоложе могли отоспаться и набраться сил. Он уже давно сошёл с охотничьей тропы, забыл вкус тёплого мяса, оторванного от тела только что убитого животного — ему доставались только кости, обгрызенные мослы, и он часами сосал их, выискивая малейшие съедобные кусочки.
— А-ку голодный! — сказал А-ку, неприязненно смотря на караульного.
— Ва-а голодный! — простонал в ответ тот.
— А-ку хочет есть! — с вызовом повторил А-ку.
— Ва-а хочет есть! — ещё жалостливее отозвался караульный.
— А-ку съел бы целого мамонта! — закричал А-ку уже совсем сердито и пахнул в воздухе своей необструганной дубинкой. — А-ку поймает мамонта, убьёт его и съест.
Старик, который уже давно перестал быть охотником, недоверчиво посмотрел на А-ку, а потом затрясся от смеха. Визжал и извивался, похожий на обезьяну, тыкал в сторону А-ку скрюченным пальцем.
— А-ку… хочет… убить… мамонта!.. — давился он смехом. — А-ку… один… съест… мамонта!
А-ку, обиженный, изо всех сил сжал дубинку, злобно зыркнул на старика. Мог бы его сейчас убить, потому что чувствовал, что гораздо сильнее его, но никто в племени не поднимал руки на себе подобного. Поэтому он сказал лишь:
— Ва-а скоро выгонят. И собаки будут грызть кости Ва-а.
Старик сразу же притих. А-ку, довольный, начал спускаться в вниз.
— А-ку самого сейчас съедят собаки! — донёсся вслед голос старика. — Они тоже давно не ели мамонта.
Но А-ку не остановился: он, единственный из всего племени, не боялся появляться среди собак.
Спустившись в долину, А-ку немного постоял, прислушиваясь, не затаилась ли где опасность, потом тихо позвал:
— Га-ав! Га-ав!
На этот зов из одной из чернеющих вокруг многочисленных нор моментально появилась острая мордочка, блеснули глаза. Огромный пёс выбрался из тесной норы, подошёл, приветливо виляя пушистым хвостом.
— А-ку хочет есть, — пожаловался ему А-ку.
Пёс судорожно вздохнул, ткнулся тяжёлой головой ему в колени, замер. А-ку водил ладонью по густой шерсти, нащупывал тугие мышцы, но ему даже не пришло в голову, что перед ним — тоже мясо, которое можно есть, и от которого охотники племени никогда не отказывались.
Потому что сколько существует племя, столько существует стая.
Это были два почти независимых друг от друга объединения, которые старались пореже попадаться друг другу на глаза. Доверия меж ними не было. Они опасались друг друга, потому что голодный охотник безжалостно убивал собаку, если она попадалась под руку, а собаки в свою очередь разрывали старых и немощных, которые отставали от племени. И даже молодые сильные охотники не осмеливались появляться поблизости от собачьей стаи, где их ждала неминуемая смерть.
Вот так они и жили — племя охотников и стая собак, всегда держась на приличном расстоянии, пока не приходила пора охоты. Тогда собаки и охотники объединялись в единую, страшную для всего живого стаю — и горе тому даже самому крупному зверю, что попадётся им на пути! Как бы быстро он ни бежал, куда б ни прятался, собаки всё равно догоняли его, окружали и держали до тех пор, пока не появлялись охотники. С грозными боевыми дубинами, с острыми кольями, с пылающими ветками, с тяжёлыми камнями в мускулистых руках. И зверь после короткого кровавого боя неминуемо погибал.
Потом племя справляло кровавую тризну: наедалось до отвала, до изнеможения, но честно оставляло половину добычи четвероногим союзникам, которые нетерпеливо ждали своей очереди.
И, возможно, именно то, что А-ку и Га-ав, тогда ещё забавный пушистый щенок с толстыми неуклюжими лапами и непропорционально большой головой, встретились как раз в то самое время, когда А-ку возвращался с очередного такого пира, наевшись от пуза… может, именно это стало причиной того, что щенок не был тут же убит и съеден. Ловко подхваченный мальчишкой, он завизжал отчаянно и пронзительно в уцепился острыми иголочками зубов в большой палец врага. Но А-ку не стал вызволять палец: боясь, что вот-вот появится разъярённая мать щенка, он птицей взлетел на ближайшую скалу, выбрался на самый неприступный её выступ, и уже там стал спасать свой палец. Высасывал кровь из ранки, не выпуская, однако, из рук своего пленника.
Так в пещере появился новый житель. А-ку привязал его, чтобы не убежал, крепкой лианой — до той поры, когда ему захочется есть. Но племени в то время сопутствовала большая охотничья удача, и все каждый день до отвала наедались мясом. Даже больным, даже старикам перепадало от щедрого стола, а на кости никто и не смотрел даже. И щенок продолжал жить, постепенно привыкая к двуногим существам. А-ку кормил его, чтобы к тому времени, как его придётся забить, он не исхудал, и щенок так весело встречал его, был такой потешный и ласковый, что он подолгу играл с ним.
Отправляясь со старшими на охоту, А-ку спокойно оставлял щенка в пещере. Это была его добыча, и никто, даже старший охотник, не имел права посягать на неё. И, несмотря на кидаемые на него жадные взгляды, щенок продолжал встречать своего хозяина живым и невредимым.
Наконец, наступило время, когда еды не стало, и голодный А-ку повёл щенка из пещеры. Он уже занёс было руку с тяжёлым острым камнем, чтобы раздробить пленнику голову, но случайно поймал его взгляд. Преданно, с обожанием смотрел щенок на своего хозяина и тихонько помахивал хвостом.
И в душе А-ку словно сдвинулось что-то. Что-то шевельнулось, непривычное и невыразимое, что-то защемило — А-ку не смог бы объяснить, что с ним случилось: он просто застыл с высоко занесённым камнем в правой руке, а взгляд у щенка был такой, словно на него смотрел его соплеменник.
— А-ку не будет тебя убивать, — пробормотал он, наконец, опуская камень.
Его поступку удивлялись, над ним смеялись, называли «тем, кто отказался от еды». Но он упрямо держал щенка, делясь с ним последним куском, вместе голодая и вместе объедаясь, и Га-ав рос и рос и вымахал в такого здоровенного и сильного пса, что теперь если бы кто и захотел его съесть, то трижды подумал бы, прежде чем поднять камень или дубинку.
Га-ав давно присоединился к собачьей стае, он прошёл все ступени иерархии от последнего пса до вожака, отвоевав своё место в многочисленных схватках, и теперь во всей стаи не было собаки, которая посмела бы оскалиться на Га-ава. Потому и появлялся А-ку в ней бесстрашно под защитой своего четвероногого друга и проводил в ней долгие часы, наблюдая, как живут взрослые собаки, как беззаботно играет малышня, даже в забавах своих подсознательно готовясь стать смелыми и ловкими охотниками.
Часто А-ку звал Га-ава, и они вдвоём отправлялись в долину. Он ничего и никого не боялся со своим четвероногим другом, потому что редкий хищник смог бы устоять против этого могучего пса. Они бегали по долине, ныряя в высокую траву, и внутри А-ку всё звенело и пело. И иногда ему казалось, что сам Великий Охотник бежит с ним наперегонки. Бил себя кулаками в неокрепшую ещё грудь, бросал в пространство вызов охотника, который вышел на охоту и заявляет всем вокруг:
Вот я, сильный и смелый, иду охотиться на вас!
Берегитесь!
Вот моя боевая грозная палица, что раскалывает самые крепкие черепа!
Берегитесь!
Вот мой пустой живот, что желает вашего мяса!
Берегитесь!
Я — А-ку! Сильный и непобедимый охотник!
Звонкий голос А-ку звучал над долиной, пасущиеся вокруг животные замирали в тревоге.
Набегавшись, они выбирали одинокое дерево, под которым можно было спрятаться от зноя, и долго лежали, отдыхая…
То было лучшее время в жизни А-ку. Время сытое и весёлое.
А теперь его племя голодает — жестоко и долго. Каждый день отправляются охотники на поиски добычи и возвращаются несчастные и вымотанные, с низко опущенными головами. Женщины, которые нетерпеливо их дожидались, накидываются на них с руганью и кулаками. Они рассерженно кричат, кидают в них палками, камнями, щипают и толкают, бросают им под ноги своих ослабевших от голода детей. А охотники даже не пытаются защититься: воспринимают это как должное. Забиваются в самый глухой уголок пещеры и лежат молча.
Но и сон не приносит им облегчения. Голодные желудки и ночью напоминают о себе, им всё время снится мясо, горы мяса, и тогда то один, то другой, проснувшись, принимается это мясо искать: ведь оно только что было перед ним, на губах ещё остался его вкус. «Кто взял моё мясо?» — в отчаянии кричит он, потому что племя ещё не осознаёт разницы между сном и действительностью. То, что им приснилось, воспринимается как реальность…
Они и раньше голодали, голод сопровождал их всю жизнь, потому что не так легко добыть большого сильного зверя, чтобы всё племя наелось досыта, но то был привычный голод. Желудок рано или поздно всё-таки получал хоть какую-то пищу, но сейчас племя не ело уже много-много дней.
