Андрей Салов - Нафаня
Я нашел применение куску ржавого напильника, найденного в куче разной рухляди в бабкином сарае. Старушка такая растяпа, вечно теряет, а порой просто не замечает валяющиеся под ногами ценные вещи, такие как эта.
Еще немного, и неряшливо обгрызенные ногти приобретут благопристойный вид, и мне не стыдно будет показаться и в самом изысканном нечистом обществе. Чем ближе к концу подходила работа, тем на душе становилось светлее и радостнее. Я даже принялся насвистывать опереточный мотивчик. Но его пришлось прервать, вместе с обработкой последнего ногтя.
Причина, — письмо, возникшее из ниоткуда и опустившееся мне на колени. Писем я не получал ни разу. Что-то случилось в сказочном мире, иначе бы не стали оповещать меня столь официальным способом. Письмо вскрыто, глаза принялись скользить по строчкам написанного. И чем дальше я читал, тем выше поднимались от удивления брови и сильнее сжимались кулачки.
Случилось страшное и непоправимое. Война! Нечисть из заморских стран нарушила сказочную границу, и, сметая на своем пути немногочисленные богатырские дружины, рвалась к Лукоморью. В связи с этим Временный Военный Совет во главе с лукоморским Котом призывает всех обитателей русских сказок объединиться и дать отпор вероломному врагу.
Но это было не все. Помимо письма, в конверте находилось еще и официальное предписание, приказывающее в течении 24 часов прибыть на лукоморский сборный пункт для зачисления в формирующийся авиационный полк, на должность стрелка-истребителя. При себе иметь самое необходимое, включая запас продуктов на три дня.
Сборы были недолгими. Через полчаса я отбыл в указанное место, а еще полчаса спустя прибыл в Лукоморье.
Заголосивший на бабкином подворье петух пробудил ото сна, но я еще долго лежал в кровати, осмысливая приснившееся.
День прошел без происшествий. Я много читал, бродил по лесу, купался в пруду, с нетерпением ожидая темноты и снов, в продолжении которых я не сомневался. И я не ошибся.
Сон второй. Сражение
Спустя двое суток показался неприятель. Его полчища двигались к сказочной столице, оставляя позади пепелища и руины. Впереди вражеской армии мчались в ступах и на метлах ведьмы, асы вражеского флота, с которыми нам суждено было вступить в единоборство.
Силы неприятеля не пугали. Мы были на родной земле и верили в победу.
Наш авиаполк устремился в сторону врага, и закружилась в небе над головами противоборствующих армий гигантская карусель смерти.
Распарывали воздух вспышки пулеметных разрывов, разлетались в стороны сломанные метлы и куски древесины, отколотые от добротных ступ. Ежеминутно воздух с надсадным воем прорезала наша, а чаще вражеская ступа, вошедшая в смертоносное пике, выбыв из боя.
Мой корабль, ведомый родной старушкой ведьмой, был недосягаем для залпов противника, и он разил! Сперва я считал их, с воем проносившихся мимо навстречу земле, но потом, сбившись со счета, бросил это занятие. А вскоре нам пришлось туго. Целый рой вражеских летательных аппаратов отсек нас от товарищей. Все теснее кольцо вокруг нас, все ближе смертоносные блики. Вспышка и удар. Тряхнуло так основательно, что я на мгновение потерял сознание, а когда пришел в себя, то увидел как стремительно и неотвратимо приближается земля.
Правая рука горела как в огне, хотелось пить и… спать. Просто закрыть глаза и уснуть, но земля становилась все ближе и ближе. Нажатие кнопки — и резкая, упругая сила выбросила меня из горящей, покореженной ступы. Кровавый туман застлал глаза. Но прежде чем надолго отключиться от этого мира, я увидел себя со стороны: маленький серый комочек, окровавленный и обожженный, бессильно поникший на парашютных стропах.
А бой продолжался.
Голосистый петух оборвал мой сон и на этот раз, что он и делал на протяжении ничем не примечательной, за исключением снов, недели.
Сон третий. Госпиталь
В сонном оцепенении я чувствовал, как мое тело куда-то тащили, а затем его долго трясло. Но вскоре все успокоилось. Когда я открыл глаза, то на мгновение меня поразила царящая повсюду чистота. Я умер и нахожусь на том свете? Нет, прогнал я прочь вздорную мысль, все не так. Ныла простреленная, замотанная бинтами рука, напоминая о случившемся. Такая белизна стен могла быть только в больнице. Я был в госпитале, и меня лечили, но кто? Я напряг память, пытаясь вспомнить, куда отнес меня ветер после того, как я катапультировался. Но ничего не всплывало в мозгу, кроме сплошной пелены розового тумана.
Дверь в палату отворилась, и я прикрыл глаза, оставшимися щелочками разглядывая вошедших. Худшие опасения подтвердились. Я был в плену!
Сны четвертый, пятый, шестой. В джунглях. В степи. На рудниках
Нужно признать, лечить они умели. Вскоре я был здоров, и из светлой и просторной палаты переведен в настоящую тюремную камеру. Тесная и грязная, со спертым и зловонным воздухом, скопищем сосущих кровь паразитов, лишенная доступа солнечного света, она производила гнетущее впечатление. И здесь предстояло задержаться надолго, и я мечтал об одном: лишь бы не навсегда.
Был шанс жить иначе, питаться хорошей пищей и жить в прекрасной квартире. Он предоставлялся мне по несколько раз в день, но всякий раз с презрением отвергался. Лучше умереть, чем жить предателем.
Допросы длились бесконечно. В вечном полумраке темницы я потерял счет времени и не знал, что сейчас день, или ночь? Стал забывать, как выглядит день. Но однажды он обрушился на меня, заставил зажмурить глаза. Освобожденный из холодных объятий каменного склепа, под охраной двух конвоиров трясся я по кочкам и ухабам дороги в кузове старой, раздолбанной машины.
Я попал в лесной трудовой лагерь, где было много таких же бедолаг, работающих под присмотром охранников из числа тех, для кого Родина — лишь пустой звук.
Кругом были непролазные джунгли, бежать было невозможно. Приходилось день ото дня собирать бананы для армии врага, стискивая зубы и кулаки под градом издевательств и под посвист бичей надсмотрщиков, частенько гулявших по спинам заключенных.
Мучения в душном мире первобытных джунглей, среди ударов хлыстов и укусов летающей мерзости обещали быть вечными, но свалила болезнь — малярия, и даже удары бичей не могли заставить меня работать вновь. Я умирал, но больше не видел заботливых врачей. Ненужная вещь, брошенная хозяевами. Днем позже с группой таких же несчастных меня вывезли с территории лагеря и перевезли в другой, расположенный в глубине бескрайней степи, где нам предоставили возможность самостоятельно решать проблему жизни и смерти.
Я выбрал жизнь, так как был молод и безумно хотел жить. Меня миновала участь, постигшая многих. Выживший, я вновь представлял интерес, как исправный механизм, которому можно всучить тяжелую работу и затем нещадно эксплуатировать.
Нелегок был хлеб подземных выработок. С каждой минутой кирка становилась все тяжелее, а отбитые куски породы все мельче. Усталость жила в каждой клетке крохотного тела. Порой начинало казаться, что я родился с ней. Я заметно слабел. Нужно бежать, даже если платой за побег будет казнь. Это лучше, чем просто загнуться в глухом каменном мешке.
Сон седьмой. Побег
И я бежал. Дорога к побегу открылась в образе подземной реки. Я бросился в воду. Отчаянно работая вмиг позабывшими усталость руками, устремился с ее течением вдаль, злорадно успев отметить вой тревожных сирен, возвещающих охранникам об исчезновении пленника.
Я успел уйти далеко, когда меня взяли. Наверняка я далеко не первый беглец, а река, элементарная ловушка. Рыболовная сеть преградила путь в самом узком ее месте, там, где она, радостно урча, вырывалась на свободу из каменного плена подземного мира.
Меня били. Долго. Нестерпимо ломило все тело, пока грузовик вез в неизвестном направлении.
Сон восьмой. Казнь
Я не питал иллюзий насчет своей участи после неудачного побега. Но, тем не менее, действительность оказалась ужасной. Огонь. И нет сил сопротивляться. Руки и ноги, словно налитые свинцом, и гигантский костер. Я стиснул зубы, чтобы не закричать в те последние мгновения, что я буду еще жив в огненном аду.
Сон девятый. Победа
Но боль была превыше. Я рванулся и закричал. Крик боли, вырвавшийся из глубины подсознания, заставил открыть глаза.
Я лежал на почерневшей от гари и копоти, усыпанной обломками метел и ступ поляне. Лежал и кричал от боли. Огненный ручеек от догоравшей поблизости ступы жадно лизал руку. Я попытался высвободить ее из огня, но мое отчаянное усилие отозвалось лишь сумасшедшей болью, затмившей на мгновение все краски мира. Тогда я предпринял еще одну попытку вырваться из огненного плена. Напрягшись в неимоверном усилии, откинул свое непослушное тело в сторону, уступив дорогу пылающему ручейку.
