Петроний Аматуни - Почти невероятные приключения в Артеке
— Ведь по сути дела этот неизвестный тип есть сучок, — сказал Мокей, — а таится?!
— Недалёкий тип, — согласился Килограммчик.
— А не ты ли это, ГС? — спросил Джон Мокея.
— Гм… гм… — загадочно ухмыльнулся ГС (сокращение от «Главный Сучок»), не подтверждая, но и не отвергая такой возможности.
7.Ну а что поделывает наш крылатый друг, мужественный и неутомимый путешественник? Разумеется, как и всё незаурядный натуры, Тюля-Люля в пути…
Погружённый в темноту, лишённый собеседника, он спит часами, как бы накапливая энергию для будущих подвигов и свершений. Он даже не знает, да и не интересуется, где находится: в поезде или в самолёте.
В посылке, куда он так удачно проник, были крупные, пахучие яблоки, плотно упакованные, и только одно из них слегка перекатывалось в узком пространстве рядом с попугайчиком. Это беспокойное яблоко Тюля-Люля постепенно съел с тройной пользой для себя: получил удовольствие, изрядно подкрепился и избавился от опасного соседа. После чего он благоразумно перешёл на диету, ибо тронь он любое другое яблоко хоть на половину — все могли прийти в движение…
Так он пребывал в неизвестности ещё некоторое время (судя по тому, что не очень проголодался, это длилось недолго), затем почувствовал, как его вновь куда-то несут, везут и опять несут, после чего наступил долгожданный покой. Послышались женские голоса, и кто-то весьма неожиданно и некстати чихнул.
— Будьте здоровы, — вежливо произнёс Тюля-Люля.
Мгновенно наступила тишина, и попугайчик, беспокоясь, что его не услышали, повторил:
— Будьте здоровы, — и добавил: — И нечего порхать по жизни!
Испуганный визг ответил ему, и девушки кинулись прочь от заговорившего ящика.
Тюля-Люля беспрепятственно вылез в одно из отверстий своего необычного жилища наружу, убедился в том, что комната наполнена только почтовыми предметами и запахами, недовольно пробурчал: «Чихать в промокашку», — вылетел в окно, ещё не зная, что уже началась его жизнь в Артеке.
8.Перед самым отбоем сучки, по обыкновению, подбадривали друг друга надеждами и планами на отдалённое будущее, и тут Джон выдвинул новый и довольно смелый план.
— Был я сегодня в киностудии, — сказал он.
— Ну?
— Взял под свою ответственность киносъёмочную аппаратуру.
— Зачем?
— Хочу снять на плёнку Абсолют и добавить к тому фильму, что оставила нам предыдущая смена…
— Вот здорово! — восхитился Гошка.
— Попробуем, — согласился ГС и распорядился: — Завтра же!
— Есть, — разом ответили О’кей и Килограммчик.
— А ты, казачок? — спросил ГС.
— Я дисциплину нарушать не буду, — сказал Пётр и отвернулся к стене.
— Дело твоё, — хмыкнул ГС. — Быть тебе медалистом!
И с тем уснули, предвкушая сладость запретного.
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Волшебный уголёк
После сытного и вкусного обеда Артек отдыхал.
Движение на дорогах, лесных тропинках или в коридорах, малейший шум в палатах прекращались: дети укрепляли свою нервную систему и набирали вес, они ложились в постели и мгновенно засыпали.
Это было время абсолютного покоя, который соблюдался весьма строго: два послеобеденных часа издавна м называли Абсолютом.
Что же касается виновных в его нарушении, то их не наказывали по той простой причине, что таковых не бывает никогда: кому не хочется вздремнуть днём?! Только автору этих строк…
И если допустит, что Природе вздумалось устроить здесь лёгонькое землетрясение, то и она не решилась бы на это в часы Абсолюта, уж поверьте мне.
Так вот наша троица… выждав несколько минут и убедившись, что всеобщий покой воцарился, отворила крайнюю дверь корпуса и выскользнула наружу. Им опять захотелось быть непохожими на других.
Артек спал, чуть посвистывая и похрапывая, стены спальных корпусов и склоны могучего Аю-Дага ритмично колыхались в такт сонному дыханию детей, алые флаги на высоких мачтах пионерских лагерей предупредительно замерли, а три фигурки — представьте себе — крадутся вдоль стены «Алмазной».
— Эй, вы! — вдруг послышался отчётливый шёпот с крыши. — Куда бредёте? Ведь Абсолют…
Ребята глянули вверх и ахнули: на них смотрел седобородый кареглазый старик в древней шапочке.
— А вы кто? — громким шёпотом спросил Мокей.
— Я? Известно — домовой этого строения.
— Домоуправляющий?
— До-мо-вой, говорю. Дух есть такой. Общественник я.
Гошка аж пригнулся от испуга.
— Смываемся, братцы, — сказал он и повернул пятки против хода.
— Погоди, — придержал его Мокей. — Раз общественник, значит, договориться можно.
— Этот джентльмен есть депутат вашего общества? — спросил Джон, жужжа кинокамерой.
— Да нет, помолчи, потом объясню, — отмахнулся Мокей и, задрав голову, вновь обратился в домовому: — Мы тут особенные: сучки мы…
— Ась? — не понял домовой.
— Сучки, говорю, мы. Не похожие на других. Нам всё можно.
— Ну, ежели так… — с сомнением протянул домовой, но, видимо, всё же удовлетворяясь объяснением, одобрительно крякнул и исчез.
2.Ребята обошли свой корпус и взяли левее — туда, где находится полянка с заброшенной каруселью. Ось у карусели поржавела, а позолоту с деревянного петушка на крыше смыло дождями.
Они хотели обойти её сторонкой, но, услышав весёлое ворчание и скрип обернулись: медвежонок с холщёвой сумкой через плечо кое-как раскрутил карусель, вскочил на площадку, но она тут же остановилась.
— Помогите, ребята, — попросил он человеческим голосом. — Покататься охота.
— Говорящий!.. — удивился ГС.
— По-русски! — ещё больше удивился Джон.
— У меня дома попугайчик и то разговаривает, — успокоил их Гошка. — А медведь — больше. А что по-русски, так ведь он же в России живёт.
— Ты кто? — обернулся Мокей к медвежонку.
— Меня зовут Арчик, — ответил тот.
— Ты… не кусаешься? — спросил Гошка.
— Нет. Я — ласковый. И невзрослеющий: мне много лет, но я всегда буду юным.
— А кто ваши родители? — Джон включил кинокамеру.
— Родителей своих я не знаю, — сказал Арчик, слезши с испорченной карусели и подойдя к ребятам. — Вон там, наверху стоял замок. Там жили два брата-близнеца Пётр и Георгий. Они были моими хозяевами — их я знал хорошо.
— Куда же он подевался, замок-то?
— Рассыпался от старости…
— Они влюбились в двух сестёр, тоже близнецов… И однажды похитили их из родного дома. А путь шёл по морю… Разгневался на них царь морей и океанов Нетун и превратил в скалы. Вон они…
— Так это ж Адалары! — воскликнул Гошка. — Их все знают…
— Ну вот, с той поры я остался один, — закончил свой рассказ Арчик.
— А где сёстры?
— Не знаю; наверно, домой вернулись.
3.Тут раздался чей-то басовитый голос: «Вдох…» — и ребята увидели рослого старика с охотничьим рогом за поясом и кнутом на правом плече, в широкополой шляпе, с длинной белой бородой, строгим и морщинистым лицом и лохматыми бровями, из под которых остро поблёскивали маленькие зеленоватые глазки. Он на глазах увеличивался в росте и скоро стал выше деревьев! Ребята побледнели от страха и умолкли; Джон даже забыл о своей кинокамере.
Старик хлопнул в ладоши, скомандовал: «Выдох!» — и стал уменьшаться, пока не скрылся за молодым леском. Деревья и кустарники вокруг негромко зашумели, а воздух стал таким свежим и приятным, что даже голова закружилась от удовольствия.
— Что за чудище? — спросил Гошка.
— Это Леший, — пояснил Арчик, — лесной дух. Он хороший… Пока дети отдыхают, он учит молодые растения очищать воздух и обогащать его кислородом. А вы как здесь очутились? Ведь — Абсолют…
— Понимаешь, Арчик, — попытался объяснить Мокей. — Мы — сучки. Так называются все выдающиеся люди.
— Все трое? — с уважением спросил Арчик.
— А как же!
— Мы это… искупаться хотим, — на ходу придумал Гошка. — Айда с нами?!
— Айда! — обрадовался Арчик.
Они спустились к пляжу, что возле лагеря «Морской», но приблизиться к морю не решились. В нескольких шагах от берега по пояс в воде расположился странный человек — бледнотелый и толстый, зеленоволосый (можете ли вы представить себе такое?), с круглым смешным… чугунным носом и голубыми строгими глазами.
Рядом с ним на плавающей надувной площадке стоял телефон, а вокруг, издавая лёгкое гудение, гуляли небольшие смерчи и перемешивали воду вдоль всего побережья.
Незнакомец одной рукой прижимал к уху телефонную трубку, а в другой держал перед глазами термометр, который только что вынул из воды, и говорил своему невидимому собеседнику:
