Кирилл Кащеев - Хадамаха, Брат Медведя
– А-а-а! – труба с сидящим на ней верхом Донгаром падала прямо на карниз.
Хадамахе казалось, что его вдруг враз перекинуло в прошлое. Когда Богдапки поймал падающую колонну храма. Но трубу даже он не сможет…
Богдапки принял трубу на вытянутые руки. Присел, словно непомерная тяжесть разом вдавила его в гранит. Его вздувшиеся мышцы окаменели – Богдапки опустил край трубы на карниз, не позволяя ему шарахнуть со всей силы.
Тяжело дышащий Донгар стоял на трубе – и в руках у него билась серая тень, из глубины которой сверкали яростные глаза.
– Выбрось его, выбрось! – испуганно завопила Аякчан.
– Куда? – злобно рявкнул Донгар. – Его надо подселить во что-то, а у меня нет ничего! – Его взгляд уперся в созданных по приказу Советника существ, сейчас испуганно жмущихся к стенам.
– Нет! – Хадамаха аж подскочил. – К душам Советника еще добавь эдакое тело – да он же весь Сивир вверх елками перевернет!
Не стоило ему этого говорить! Сгусток теней в руках у Донгара рванулся, вытягиваясь к Огненным тварям.
На лице у Донгара отразилось отчаяние… а потом оно стало строгим и отрешенным. Он поднял тень и… сунул ее себе в рот. И глотнул.
Над провалом между мирами наступила тишина. Даже Огонь внизу, кажется, замер.
– Это отвратительно, – задушенно выдавила Аякчан.
Донгар, похоже, тоже считал, что не особенно приятно. Лицо его менялось. Словно кто-то касался его изнутри, вылепливая под себя. Скулы становились четче, тощие запавшие щеки – резкими, будто на них наложил печать возраст, в чертах появилась властность… Донгар стиснул кулаки – и Хадамаха снова увидел хант-манского мальчишку. И опять из глаз Донгара на мир глянул Советник.
– Ни один шаман не может держать в себе чужие души до бесконечности, – обреченно прошептал Донгар…
– Не-е-ет! – Аякчан рванулась к нему, но Донгар уже шагнул в пропасть.
Свистнул воздух… Здоровенная ручища ухватила Донгара за ногу, и он повис вниз головой.
Богдапки перевернул шамана, поднял, как щенка, на вытянутой руке… крепко взял пальцами за горло, сдавил.
– Вы что делаете, дяденька Богдапки? Вы ж были за нас! – Хадамаха повис у Кремень-старика на руке. Медвежья сила ничего не значила против камня.
Но Богдапки лишь грустно улыбнулся и сжал горло Донгара сильнее. Глаза у мальчишки выкатились, рот широко раскрылся. Серая тень ринулась вон из него. И тут же попала в рот Богдапки. Зубы Кремень-старика с каменным стуком сомкнулись.
– Рановато вам, детишки, еще в Нижний мир, – пробубнил он, отбрасывая Донгара прочь и направляясь к трубе.
– Я там уже бывал, – простонал Донгар.
– Значит, навестишь, – буркнул Кремень-старик, ступая на трубу и сильно отталкиваясь от края.
– Не надо! – слабо крикнул Хадамаха.
Но было поздно. От сильного толчка труба качнулась и заскользила вниз, стремительно складываясь внутрь себя и унося Богдапки. Свесившиеся с карниза ребята видели запрокинутое лицо, морщинистое, как обветренный камень.
Бах-дзонг-трах-дах! – труба переломилась – раз, еще раз, еще… И рухнула в пылающее Озеро огня. Вместе с ней полетела вниз громадная фигура Богдапки. К гранитному своду взвилось Алое пламя и полный отчаяния крик. Хадамаха твердо знал, что кричит не Богдапки.
Поверхность Озера пошла волнами, словно там, под черной водой, сошлись в битве великаны. Пламя выплеснулось из черных скал, поднялось выше, еще выше… Скальный карниз задрожал. Ребята шарахнулись от края. Кусок гранита откололся и обрушился вниз… Стены заходили ходуном.
– Отсюда нас никакой Хадамаха не вытащит! – в панике завопила Аякчан.
– Почему? – тупо переспросил парень.
– Да потому, что ты тоже здесь, чуд несчастный! – рявкнул Хакмар.
– Все ко мне, живо! – закричала Аякчан.
Ребята рванули к ней, жрица Кыыс схватила Хадамаху за руку, у ноги он почувствовал тепло тигриного меха и ощутил сотрясающую Амбу судорожную дрожь.
– Меня, возьмите меня! – толстуха жрица втиснулась между ними в самый последний миг.
Аякчан лишь досадливо щелкнула языком и… Хадамаха чуть не заорал. Тонкий, как ледок над прорубью, и прозрачный, как вода, шар Голубого пламени окутал их и поднял в воздух. И в тот же миг карниз, на котором они стояли, обвалился целиком. Сквозь пузырь Хадамаха видел, как несчастные твари, вереща, мечутся среди рушащихся под их лапами гранитных стен.
– А они? – прошептал Хадамаха. – Они же ни в чем не виноваты! Возьми их, Аякчан!
– Наверх? В Средний мир? Сдурел! – рявкнула девчонка.
– Нет! – крикнул Донгар. – Вниз! В Нижний! Там они смогут жить!
– Молчи лучше, самоубийца, – окрысилась на него Аякчан. – А, ладно! – и длинная лента Голубого огня просочилась сквозь их пузырь.
Голубой поток, текучий, как вода, подхватил испуганных тварей и понес вниз.
– А теперь – держитесь! – гаркнула Аякчан.
Все утонуло в сплошном слитном вопле – их пузырь ринулся вверх.
И с маху влетел в выжженную взбесившейся трубой дыру в гранитном своде. Ударился в уцелевшую тонкую перемычку, зажужжал, как рассвирепевшая пчела… Придавленный ко дну пузыря навалившейся на него Амбой Хадамаха успел увидеть, как гранитные стены подземного храма Рыжего огня рушатся в породившее его Озеро. Проход между двумя мирами исчез, заваленный обожженными глыбами камня. Их шар проплавил гранит насквозь… мимо промелькнули ледяные стены верхнего храма…
– Выпустите меня тут, выпустите немедленно! – завизжала толстуха, молотя пухлыми кулаками в стенку Огненного шара.
– Я тебе что, рейсовый олень? – рявкнула в ответ Аякчан. – А ну прекрати!
Лежащая на Хадамахе тигрица повернула тяжелую морду и рыкнула толстухе в ухо. Вместо того чтоб утихомириться, та заорала еще громче, а шар заколебался сильнее. Сидящих внутри принялось кидать от стенки к стенке. Шар взлетел к ледяной крыше храма, пробурился сквозь нее… Застывший над городом кроваво-алый купол с треском лопнул – и навстречу ребятам ринулись тени мертвецов. Туманным маревом пронеслись мимо и растворились от соприкосновения с обледенелой землей.
– Они уходят! – счастливо выдохнул Донгар. – Мертвецы возвращаются! У нас все получилось!
– Да, – так же тупо кивнул Хадамаха. – Получилось. Возвращаются. А кое-кто уже никогда не вернется.
Кувыркаясь, шар пронесся над городскими стенами, над вырубкой… и с маху врезался в стену таежных деревьев. И с громким хлопком лопнул.
– А-а-а! – пассажиры шара с воплями полетели в глубокий снег.
П-ш-ш! – сосна, об которую ударился шар, коротко вспыхнула и погасла.
– А-ах! – жрица Кыыс крутанулась, вздымая снег, и со всей силы врезала кулаком в челюсть жрице Синяптук.
* * *Три зависшие в воздухе женщины: одна – тоненькая, похожая на хрупкую девочку в нежных, как утренний туман над водой, голубых кудряшках, вторая – приземистая, вся с ног до головы замотанная в грязные тряпки, так что походила на куль грязного белья, и третья – средних лет, чьи голубые волосы венчал золотой с сапфирами обруч, проводили глазами кувыркающийся в темных небесах шар Голубого огня. Дружно посмотрели вниз, на простирающийся под ними город. Черными столбами дыма поднимались к звездам догорающие пожары. Мелькали люди в форме городской стражи – тушили. Даже с высоты был слышен резкий голос их тысяцкого, говорившего с четким южным акцентом. На месте дворца верховных зиял громадный провал, а храм выглядел так, словно выдержал долгую осаду, причем не только снаружи, но и изнутри – угол здания начисто обвалился, засыпав весь двор осколками льда, а в центральном куполе зияла ровная, как выпиленная, дыра.
Три женщины переглянулись и медленно опустились с небес на полуразрушенный дворик перед храмом.
– Что здесь произошло? – громко сказала та, что с золотым обручем в волосах. – Отвечайте, когда ваша Королева спрашивает!
Но ответом ей были только тишина и молчание. Наконец обломки льда зашевелились, и, покряхтывая, из-под них вылез щуплый мужичонка в куртке сотника храмовой стражи.
– Это все он… медведь… Хадамаха… – пялясь на женщин безумными глазами, забормотал он.
– Какой еще медведь? – нетерпеливо переспросила та, что походила на хрупкую девочку. Голос у нее оказался неожиданно старушечий – скрипучий и склочный.
– Черный… а может, бурый… Не помню, – пролепетал сотник. – А еще пауки и тигры… В городской страже служит…
– Пауки и тигры?
– Не… – он мотнул головой. – Только медведь…
Хрупкая девушка подняла руку – и клуб Голубого огня взорвался прямо под сотником, подбросив его в воздух.
– Встать! – рявкнула она своим старушечьим голосом. – До сотника дослужился, а стоять перед верховными жрицами… и Королевой… так и не выучился? Как зовут?
– Пыу, – с трудом выпрямляясь после удара, пролепетал сотник.
