Алека Вольских - Мила Рудик и руины Харакса
— Проксима виа! — твердо произнесла вслух Мила и без колебаний шагнула вперед.
Секунду-две Мила стояла с закрытыми глазами, прислушиваясь и пытаясь понять, вышло у нее задуманное или нет. Потом решительно открыла глаза и пораженно выдохнула — ей удалось!
Комната на втором этаже дома в Плутихе встретила Милу уютной тишиной. Окно было наполовину зашторено, из-за чего в комнате царил сумрак.
Вспомнив, каким способом она сюда попала, Мила оглянулась: за спиной на стене висел ее собственный портрет — в полный рост. Нарисованная маслом рыжеволосая девушка безмолвно смотрела на нее с полотна. Портрет выглядел неживым, и казалось, что никакого волшебства в нем и в помине нет. Однако же именно с его помощью Мила всего за одно мгновение перенеслась на восемь верст от Троллинбурга и Думгрота, где только что находилась.
Глядя на картину, в шаге от которой она стояла, Мила вдруг поняла, что имел в виду профессор, говоря, что можно застрять на пороге. Если бы, произнеся заклинание, она не сделала шаг вперед, то попросту застряла бы в картине! Воображение услужливо подсказало Миле, как бы это выглядело со стороны. От представленного ее передернуло.
Памятуя, что в эту самую минуту ее ждет профессор Безродный, Мила не стала терять время и поспешила к двери. Однако на полпути остановилась. Вынув из кармана плаща фотографию, она задумчиво повертела ее в руках. Мила еще не знала, к лучшему или к худшему случилось так, что снимок увидел Гурий Безродный, но, поразмыслив, решила, что рисковать больше не желает. Разумнее будет оставить это фото здесь, чтобы его случайно не увидел еще кто-нибудь, подумала она и, подойдя к письменному столу, положила снимок в верхний ящик. После чего, уже не задерживаясь, спешно покинула комнату.
* * *Гурий Безродный, как и обещал, встретил Милу на подходе к его дому. Приблизившись к жилищу, которое они с Акулиной когда-то сочли непригодным для обитания, Мила заметила некоторые перемены. Дверь, прежде висевшая на одной петле, теперь плотно закрывалась и даже не скрипела. Крыша была покрыта новой черепицей, а в оконных проемах появились застекленные рамы. И все же дом по-прежнему казался неприветливым и угрюмым, как старый пес, всю жизнь просидевший на цепи.
Внутри царило запустение. Профессор, судя по всему, относился к своему жилью с тем же равнодушием, что и к самому себе. Немногочисленная мебель покрыта пылью, на скрипучих деревянных досках пола ни ковров, ни половиков. Одним глазом Мила заглянула в столовую: никакого намека на то, что в этом доме хоть раз в день кто-то трапезничает — ни посуды на мойке, ни еды на столе, если не считать засохшей и заплесневелой краюшки хлеба. Мила невольно покосилась на провожающего ее в гостиную хозяина: неужели ее учитель питался только тем, чем подкармливала его участливая Акулина?
В гостиной Мила увидела картину, на которой профессор был изображен в полный рост. Этот портрет, в отличие от висевшего в холле Думгрота, ничуть не льстил Гурию Безродному: глубокая складка меж бровей, усталый взгляд серо-зеленых глаз, в которых, казалось, давно погас живой огонь, опущенные уголки рта. Налет сумрачной тайной печали, словно паутина, окутавшей портрет, показался Миле даже преувеличенным. Человек, который в этот момент вел ее к лестнице на второй этаж, несмотря на терзающие его воспоминания, не выглядел таким обреченным.
Поднявшись наверх, они очутились в небольшой комнате с единственным окном. Оно смотрело в сторону леса. Из-за плотно стоящих высоких деревьев дневной свет сюда почти не проникал — в комнате было довольно темно. Бегло изучив обстановку, Мила заметила камин, два кресла, на одном из которых лежал желто-коричневый клетчатый плед, и стоящий возле стены плоский предмет, завешанный темным покрывалом.
Профессор подошел прямо к этому предмету и сорвал покрывало, под которым обнаружилось высокое прямоугольное зеркало в посеребренной рамке. Рамка была простая, ровная и гладкая, и, так как зеркало стояло вплотную к стене, оно довольно сильно напоминало дверь.
— Это ведь… — Мила поколебалась. — Профессор, это же еще одна Мемория! Я не ошиблась?
— Все верно. Это Мемория. На этот раз — моя собственная. В ней хранится мое самое болезненное воспоминание, — Гурий Безродный окинул зеркало медленным взглядом. — И я хочу, чтобы ты его увидела, Мила.
— Почему? — не в силах отогнать тяжелое предчувствие, посмотрела на него она.
— Потому что здесь ответ на твой вопрос, — сказал Гурий Безродный, отвечая на ее взгляд, — правда о человеке, которого ты знала как Лукоя Многолика.
Мила повернула лицо к зеркалу. Глубоко, с расстановкой вздохнула, словно собирая из самых отдаленных уголков своего сознания крошечные кусочки храбрости.
— Мы войдем туда вместе, — негромко, ободряюще сказал Гурий Безродный.
От переживаний прикусив нижнюю губу и не отрывая взгляда от зеркала, Мила пару раз кивнула головой.
— Возьми меня за руку, — скомандовал профессор.
Мила послушалась, тогда он протянул кисть другой руки вперед и коснулся серебристой поверхности Мемории. От его прикосновения по зеркалу, как по воде, пошли круги. Зеркальное озеро вдруг окрасилось в бордовые, фиолетовые и черные цвета, а со дна его поднялись на поверхность сверкающие блики — словно отражение звездного неба. Все закружилось в ускоряющемся круговороте. Профессор Безродный подался вперед, увлекая за собой Милу. Она не сопротивлялась, только закрыла глаза и перешагнула через серебряную раму.
* * *Мила и профессор оказались в ярко освещенной комнате. Здесь было уютно и просторно. Возле окна мерно покачивалось кресло-качалка, а само окно было распахнуто настежь, впуская в комнату волну яркого солнечного света. Возле кресла, словно он только что поднялся, стоял мужчина. Мила почти мгновенно узнала в нем Гурия Безродного — на вид ему было двадцать с небольшим. Мила невольно подняла глаза на профессора, но тот лишь кивнул в сторону своего двойника и сказал:
— Смотри.
Молодой Гурий стоял, закинув голову вверх. Мила проследила за его взглядом и увидела бесшумно кружащую под потолком Почтовую торбу. Не прекращая полета, торба широко раскрыла отверстие-рот, и вниз полетел какой-то предмет.
Молодой Гурий невольно отпрянул в сторону, когда этот предмет упал прямо в кресло. В тот же миг торба молнией устремилась в открытое окно и исчезла, растворившись в дымке солнечного света.
Тем временем Гурий поднял с кресла небольшой прямоугольный сверток и осторожно развернул его.
— Книга из отцовской библиотеки? — вслух удивился он.
Озадаченно хмурясь, он повертел книгу в руках, после чего откинул обложку. Глаза его мгновенно расширились от ужаса. Он не мигая уставился в книгу и с тревогой в голосе воскликнул:
— Лиза?!
Книга тут же выпала из его рук, и Мила проследила за ней взглядом. Она только успела заметить, что произнесенное молодым Гурием имя было выведено на титульном листе книги жирными, похожими на кровь темно-красными буквами, как все вокруг поглотила кромешная бездонная тьма.
Первым, что услышала Мила, был короткий вскрик боли, словно кто-то, упав, больно ударился. Под ногами она вновь почувствовала твердый пол. В глазах прояснилось. Рядом стоял профессор Безродный, а в нескольких шагах от них лежал ничком молодой Гурий. В полуметре от него валялась книга — та самая, с кровавого цвета надписью «Лиза» на титульном листе.
Оглядевшись, Мила к своему ужасу поняла, что все втроем они оказались в большой клетке из толстых металлических прутьев, стоящей в очень просторной гостиной.
— Поместье моих родителей, — раздался рядом с ней тихий голос профессора Безродного.
Сквозь решетку Мила бегло охватила взглядом комнату. На потолке висела огромная хрустальная люстра. Полы были застланы роскошными, дорогими коврами. На каминной полке из белого мрамора в ряд стояли миниатюрные портреты — глаза Милы невольно выхватили зияющую прогалину в этом ряду, словно одного портрета не хватало. А кроме этого в комнате были еще две точно такие же клетки, как та, в которой находились сейчас они с профессором и молодой Гурий.
В гостиной были люди: вдоль стен, возле двустворчатой двери с золотыми дверными ручками, возле окон, занавешенных золотистыми портьерами из тяжелого бархата, поблизости от клеток — их было человек тридцать, но чувства столпотворения при этом не возникало. Эти люди были похожи друг на друга: все в темных серых одеждах, с угрюмыми враждебными лицами. Каким-то образом Мила знала, что это не маги, но тем не менее они пугали ее. В выражениях их лиц было столько слепой, непоколебимой ненависти, которая невидимо для глаза объединяла их во что-то страшное и беспощадное, что Мила ощутила, как по спине пробежал холодок.
В центре комнаты стояло трое. Двое из них были такими же, как остальные: серые одежды, угрюмые лица… Но третий человек — невысокий и светловолосый, он стоял спиной к Миле, — явно отличался от остальных.
