Владислав Крапивин - В глубине Великого Кристалла - 2
— С мальчиком?
— Да… Волки поймали мальчика-таурина, который на рассвете пошел в пески ставить силки на кротов.
Князь Урата-Хал встревоженно поднял голову. Дах говорил, не решаясь взглянуть на него:
— Уна-Туру было известно, что мальчик знает подземный ход из песков в крепость. Они хотели, чтобы он показал… Думали во время праздника ворваться в город и устроить резню. Им ведь не откажешь в дикой дерзости, особенно сейчас.
— Мальчик не выдал? — тихо спросил Урата-Хал.
— Мальчик не выдал, князь.
С полминуты всадники ехали молча.
— Почему же в городе никто не знает об этом, даже я? — сумрачно спросил Урата-Хал.
— Утром мой гонец не нашел вас в крепости, князь. А без вашего позволения он не решился никому сообщить печальную весть. Хотел сказать только матери мальчика, но узнал, что две недели назад она умерла… Может быть, и к лучшему князь. Ее горе было бы страшнее смерти.
— Значит, вам известно имя мальчика?
— На его маленьком кинжале было выбито тауринской клинописью: «Хота Змейка».
— Ххотаа, — с акцентом повторил Урата-Хал. — Мальчика мы похороним в храме Звездного Круга, где лежат великие предки тауринов. Его именем матери будут называть своих первенцев.
— Простите, князь, — сумрачно проговорил Дах. — Мы не знали, что мать мальчика умерла, и боялись, что она увидит, как волки обошлись с ее сыном. Мы похоронили его в песках, у приметного камня, по тауринскому обычаю — в воинском плаще и с кинжалом.
— Ну что же… — Урата-Хал помолчал и снял шлем. То же сделали оба итта. Князь тауринов сказал им: — Наш обычай не велит беспокоить тех, кого уже приняли пески. Пусть мальчик лежит там. Каждый из тауринов принесет на его могилу большой камень, и вырастет курган выше самой высокой колокольной башни…
— Итты принесут тоже, — отозвался Фа-Тамир. — Прими нашу печаль, князь…
Урата-Хал медленно кивнул и вдруг сказал непонятно:
— Может быть, есть в этом знак судьбы.
— Какой знак, князь? В чем?
— В том, что прекратил эту войну ребенок, и последней кровью этой войны была тоже кровь ребенка… Может быть, судьбе достаточно этой жертвы, и она будет милостива к людям?
— Люди сами делают свою судьбу, — возразил Фа-Тамир. — И люди есть всякие. Остатки сотни песчаных волков будут еще долго рыскать в дюнах, и кровь, наверное, не последняя… Это я не в упрек тебе, Дах. Просто хочу сказать, что рано закапывать все мечи… И послушайте мой совет, великий Урата-Хал…
— Слушаю, маршал.
— Не разрешайте детям выходить из города без охраны. Да и взрослые пусть не ходят в одиночку.
— Я уже понял это… Но меня беспокоит вот что, Фа-Тамир. Почему вы позволили юному Фа-Дейку уехать так спешно и совсем одному?
— Как я мог что-то позволить или не позволить владетелю тарги? — улыбнулся Фа-Тамир. — Это была его воля.
— Да. Простите, я не так сказал… Но говорят, путь его на дальнюю родину долог и труден, а с мальчиком не было даже самой малой охраны…
— Его конь знает короткий путь. На том пути нет врагов.
— А верно ли говорят, что юный Фа-Дейк больше не вернется к нам?
— Почему же… Он, может быть, вернется, но не скоро.
— А правдивы ли слухи, Фа-Тамир, что родом он с той голубой звезды, которая так ярко светит нам на заре?
— Это правда, Урата-Хал, хотя похоже на сказку.
— Жаль, — сказал великий вождь тауринов.
— Почему же, князь?
— Хотелось, чтобы он был кровным братом наших детей…
— Он и так брат, — непривычно мягко сказал старый маршал. — Все мы дети одного Солнца.
— Это верно. И все-таки жаль.
Фа-Тамир медленно проговорил:
— Странную вещь сказал мне сет Фа-Дейк, когда мы прощались на краю Стана… Я был опечален разлукой и не задумался тогда над его словами…
— Что же он сказал, маршал?
— Я не точно запомнил, да и сам он говорил сбивчиво… По-моему, вот что: «Может быть, и нет разных планет, а есть только одна на разных оборотах Звездного Круга… Мне трудно это объяснить, Фа-Тамир, я ведь еще мальчик… Но может быть, мы жители одной Земли, только в разное время…»
— Что-то подобное слышал я от наших старцев, которые хранят в тайных подвалах древние книги. Но отчего такие мысли пришли в голову ребенку?
— Он говорил и дальше… «Я очень боюсь, Фа-Тамир, что это в недалекое от меня время люди превратили планету в пески. А потом поставили в память о всем, что было, колокола. Те, что стоят сейчас в песках. Их и при мне было на Земле уже немало… Я должен вернуться, должен успеть, Фа-Тамир».
— Что же хотел он успеть сделать?
— Я спросил его. Он сказал: «Хоть что-то…» Но в большом жестоком мире что может сделать мальчик?
Они с минуту молчали, и было тихо, лишь стукали о камень копыта да в отдалении звучали над стенами ребячьи голоса.
Вождь тауринов Урата-Хал произнес наконец:
— Мальчики могут многое… Фа-Дейк сказал слово о мире, и стал мир.
— Фа-Дейку дала силу и власть тарга, — уклончиво заметил маршал. — Дело не в мальчике, а в законах и обычаях нашей планеты.
— Тарга до этого была у многих, а слово сказал мальчик…
— Это так…
— А иногда не надо и слова. Хота Змейка лишь молчал, и потому жив целый город.
— Вы правы, князь. Но я говорил о другом. Что мог сделать Фа-Дейк там, у себя, если он действительно умчался на своем Тире в древние времена? Кого мог спасти? Кому помочь? Что изменить?
— Кто знает? Когда колеблются весы, один смелый шаг, одно хорошее дело может стать последней крупинкой на чаше добра…
— Боюсь, что он не сумел бросить эту крупинку…
— Почему же?
— А потому, князь, что, если бы он успел, все было бы иначе. Не было бы этих песков. Не было бы мертвых лесов… И нас с вами не было бы тоже, вместо нас родились бы другие люди.
— Кто знает?.. — опять сказал Урата-Хал. — Может быть, мы есть как раз потому, что он успел. Иначе могло не остаться никого…
Фа-Тамир устало проговорил:
— Все осталось… И мы, и пески. И колокола…
Фаддейка тряхнул головой, глянул на Юлю и улыбнулся. Глаза его опять золотисто просветлели, но в глубине их еще пряталась печаль.
Чтобы прогнать эту печаль, Юля весело сказала:
— Ой, Фаддейка, а я только что твой портрет видела!
— Где?
— На выставке цветов.
Он непонимающе замигал.
Юля засмеялась:
— Оранжевый букет с крапинками, а называется «Фаддейка Сеткин». Очень похоже.
Он хмыкнул и спросил недовольно:
— Кто это придумал?
— Женя Зайцева. Ты ее знаешь?
Фаддейка сперва чуть вздрогнул, потом досадливо сказал:
— Понятия не имею. Какая Зайцева?
— Ну, тебе лучше знать.
— Не знаю… Ой, это, наверное, Жека Артистка! Она у нас на плоту штурманом была!.. Я и не знал, что у нее такая хорошая фамилия.
— Хорошая? — удивилась Юля.
— Ну… знакомая. У нас в классе один Зайцев был. Уехал потом…
— Друг? — осторожно спросила Юля.
Фаддейка тихо покачал головой:
— Нет, просто… — Он улыбнулся. — Я один раз пошел за него, чтоб укол поставили, потому что он… ну, не хотел он. Сделал, а потом говорю: «Не ходи, я уже, вместо тебя». А он говорит: «А сам-то как пойдешь за себя? Тебя же сразу узнают, когда второй раз увидят!» И пошел тоже, с моей фамилией. Смешно так… А через два дня уехал, насовсем.
— Может быть, еще встретитесь, — сказала Юля.
— Может быть… Юль, ты про песню о рыжем коне смотри не забудь.
— Не забуду… А в этой истории с уколом ты не прав.
— Почему? — слегка ощетинился он.
— Подумай своей головой. Ты его спасал от пустяшной боли, а укол этот спасает человека от самых больших болезней. Что важнее? И если бы он без прививки остался, а потом заболел — тогда что? Из-за тебя…
— Ну… — Фаддейка посопел и вскинул веселые глаза. — Ничего же не случилось. Он оказался смелый, в конце концов… А в уколы я не верю, глупости это.
— Почему же глупости?
— Конечно… Как получается? Чтобы спасти человека от большой болезни, надо загнать в него маленькую заразу. Разве так может быть?
— Может.
— Значит, чтобы человек не стал настоящим предателем, он должен сделать, что ли, маленькое предательство?
— Вот это рассуждение… — озадаченно сказала Юля. — Ты… что-то не так. Одно дело жизнь, а другое медицина. Ты не запутывай себя, Фаддейка. И других не запутывай.
Он молчал довольно долго. Потом, глядя под ноги, сказал:
— Себя я все-таки запутал…
И конечно, тревога за него опять ухватила Юлю неласковой лапой. И конечно, Юля сразу спросила:
— Фаддейка, что случилось?
— Я скажу… Я и приехал, чтобы сказать…
Он остановился. Быстро взглянул Юле в лицо и опять уставился на ботинки. Десятки разных догадок проскочили в голове у Юли, в том числе и довольно страшные.
