Владислав Крапивин - В глубине Великого Кристалла - 2
Можно будет встретиться и поговорить обо всем, что связано с Фаддейкой, о ребячьих играх, о плаваниях на плоту, о воздушном шаре, похожем на марсианский глобус… А может, Женя знает и о Фаддейкином Марсе?
Этот Марс представился Юле не холодным и покрытым красными песками, а добрым и теплым. Сплошь поросшим вот такими оранжевыми крапчатыми цветами. Над ковром этих цветов, над выпуклым красно-апельсиновым полем под лилово-синим густым небом расстилался в беге огненный конь. И стоял у него на спине Фаддейка — с разметавшимися волосами, в сбившейся рыжей майке, веселый и ловкий. Смеялся, качаясь и взмахивая тонкими руками.
Юля перестала дышать, чтобы удержать в себе это ощущение летящей радости. Украдкой дернула с букета длинный лепесток, спрятала в сумку и пошла из Дворца. И видение мчащегося на коне Фаддейки, чувство его полета несла в себе, как налитый до самых краешков стакан.
Потом это чувство стало, конечно, поменьше и поспокойнее, радость послабее. Но совсем радость не ушла и грела Юлю по дороге к дому…
Со сжатыми губами и независимым видом (хотя и с екнувшим сердцем) прошагала Юля без остановки мимо почты. Спустилась к реке, прошла через мост. Вдоль реки тянул холодный, осенний уже ветерок, низкое солнце не грело, только рассыпало по воде медную чешую (и Юля вспомнила старые монеты и таргу). А потом, уже на берегу, вспомнила Фаддейкину игру с телефоном… Или не игру? Как он, зябко поджимая ноги и прикрывая ладошкой трубку, торопился сказать что-то в неработающий микрофон… Что он говорил? Кому звонил по лишенному проводов телефону?
А… если и ей попробовать? Поговорить с Фаддейкой?
«Фаддейка, слышишь меня, а? Где ты сейчас?.. А я твой портрет только что видела…»
Юля засмущалась сама перед собой, но удержать себя от странной и печальной этой игры не смогла. Да и не хотела. Боязливо оглянулась. Пусто было кругом. Она потянула ржаво запищавшую дверцу, шагнула в будку. Сняла тяжелую и холодную трубку…
Рыжий вечер
Она была уверена, что телефон, как и в прошлый раз, ответит каменным молчанием. Понимала, что придется самой представить Фаддейкин голос и все его слова — и тогда станет грустно и все-таки хорошо, придет ощущение ласковой сказки…
Но в наушнике послышался легкий гул, создавший впечатление далекого и громадного пространства. Это пространство было пересыпано легким потрескиванием помех. Юля судорожно вздохнула и придавила трубку к уху. В трубке неожиданно близкий и ясный мужской голос проговорил:
— Ну, кто там еще? Вам кого?
— Мне… Фаддейку, — перепуганно сказала Юля, поражаясь тому, что происходит.
— Деева? Он же уехал! Может быть, Кротова позвать?
— Нет… Сеткина, — пробормотала Юля, изумившись собственной глупости и понимая, что надо немедленно повесить трубку.
— Это кто? — Голос зазвенел раздражением. — Костя, кто там цепляется к линии? Работать не дают!
Голос неизвестного Кости откликнулся из глухой глубины:
— Это, наверное, заречная точка… Эй, отключитесь там, автомат на проверке…
И Юля опустила трубку на рычаг. И заметила в квадрате выбитого стекла, что от будки тянется к столбу черный провод.
Она постояла еще, сама не понимая: огорчается ли, что разговор с Фаддейкой не получился, или все-таки довольна, что в трубке не оказалось мертвой тишины? Потом вдруг вспомнила давнюю детскую книжку о телефонных гномах, усмехнулась и сказала довольно громко:
— Эх ты, Фаддейка-Фаддейка…
— Чего?
Он стоял в шаге от будки.
Это было настолько непостижимо, что Юля, как и там, на выставке, не сумела удивиться. И даже не обрадовалась. Только обмякла как-то и шепотом сказала:
— Батюшки, это ты?
И тут же поняла, что не он. Какой-то мальчишка. И вид-то даже непривычный для Фаддейки: новенькая школьная форма, вязаный красно-синий колпачок…
Но огненные-то клочья, рвущиеся из-под шапки, — чьи?
Взгляд с насмешливой искрой — чей? И улыбка-полумесяц! Ой, ма-ма-а…
— Это ты?!
Он сказал с ехидцей:
— Это мой прадедушка Беллинсгаузен. Ты что, за сутки разучилась узнавать?
Юля ухватила его за плечи:
— Господи, откуда ты свалился?
— С Марса, — хихикнул он, но тут же заулыбался радостно и хорошо. — С вокзала, конечно! Час назад!
— Да как ты успел-то?
— Очень просто. Приехал в Среднекамск, а через три часа на обратный поезд…
— Один?
— Первый раз, что ли!
— Фаддейка… Ты сбежал?
— Вот еще! Мама сама на поезд проводила… Видишь, и форма на мне, и учебники я привез. Первую четверть здесь проучусь…
«Хорошо-то до чего!» — подумала Юля, чувствуя, что все это — как бы продолжение сказки с цветочным портретом. Но тут же кольнула тревога.
— Фаддейка… А как же мама отпустила тебя? Она ведь… ну…
Он вскинул потемневшие глаза и сказал с сумрачной решительностью:
— Хочешь знать, как? Очень просто. Полсуток ревел без передыха. — И замолчал, говоря глазами: «Теперь презирай, если хочешь».
— Какой же ты молодчина! — сказала Юля.
Тогда Фаддейка заулыбался опять:
— Ага!
— Нет, ну ты просто… ты волшебник какой-то.
И опять он сказал:
— Ага, конечно. — И добавил деловито: — Пошли домой, чего стоять. Есть хочется.
— Ой, и мне хочется, я сегодня не обедала… Фаддейка…
— Что? — сразу насторожился он.
«Не надо спрашивать», — подумала Юля и, конечно, не удержалась:
— А ты… все-таки почему ты так очень хотел вернуться?
Ой, хорошо, что он не набычился и не ощетинился насмешливыми шипами. Усмехнулся добродушно:
— Тебе опять одна причина нужна, да? А их много.
— Ну… а какие? — сказала Юля уже посмелее.
— Во-первых, из-за тебя… Помнишь, ты обещала мне мотив той песни про коня напеть? Так и не успела. Вот теперь никуда не денешься. — Он стрельнул золотистым глазом.
— Не денусь, — кивнула Юля.
— Во-вторых… ну, тут еще с ребятами дела всякие. В-третьих, тете Кире одной скучно. Она ведь не по правде ворчит, что намучилась со мной…
Они шли к дому, Фаддейка глянул на Юлю сбоку, быстро и нерешительно. Словно было еще какое-то «в-четвертых», но он стеснялся. Юля терпеливо молчала.
— Боялся, что конь уйдет, — тихо сказал Фаддейка.
— Конь?
— Ага… — Он смотрел теперь на Юлю без всякой усмешки, смущенно даже, но глаза уже не отводил. — Юль… Понимаешь, мне показалось, что я тебя бросил, когда уехал. А если бросил — это все равно, что предал…
— Но ты же не виноват был, — с прихлынувшей благодарностью отозвалась Юля. — Ты же не сам!
— Не виноват — это если совсем ничего не можешь сделать. А я все-таки ведь мог… Вот видишь, приехал.
«Умница ты моя», — чуть не сказала Юля, но не решилась и только спросила:
— Фаддейка, а конь-то при чем?
Он поддел новым ботинком валявшийся на досках яблочный огрызок и проговорил с запинкой:
— Ну… это на Марсе обычай такой… То есть примета… Если человек кого-то предал, от него уходит любимый конь… Не веришь?
— Верю, — поспешно сказала Юля и вдруг спросила, поддавшись новому толчку радости: — Фаддейка, а мы слазим еще на колокольню?
— Само собой! — сказал он, будто ждал такого вопроса. — Когда деревья золотые, знаешь, какая красота с высоты видится! Я и для этого приехал тоже…
— Да, в самом деле много причин…
— Конечно… Письмо вот одно ждал, а его все не было. А сейчас прибежал с вокзала, заглянул в ящик, а оно есть!
— Важное письмо?
— Еще бы.
Юля вздохнула. Никогда в жизни не бывает, чтобы все хорошо. И несмотря на радость от встречи с Фаддейкой, где-то позади этой радости все равно сидела в Юлиной душе колючая тревога из-за Юрки, из-за непришедших писем. Теперь тревога ожила и, словно проснувшийся игольчатый еж, выбралась из норы на свет. И Юля не сумела загнать ее назад. Грустно (и все же с капелькой наивной надежды, что сказка продолжается) Юля проговорила:
— Фаддейка… Если ты сделал одно чудо, может, сделаешь и другое?
Он не спросил, какое. Сразу согласился:
— Давай попробую.
— Сделай, чтобы от Юрки было письмо, а?
— Не-е… — тут же отозвался он. Насмешливо и даже как-то обидно. — Это я не могу.
— Эх ты…
Он объяснил с непонятной веселостью:
— Если человек — растяпа, тут никакое чудо не поможет.
— Это кто растяпа? — взвинтилась Юля. С удивлением, с обидой и — опять с какой-то капелькой надежды.
— Да уж не я, — хмыкнул Фаддейка.
— А кто?
— А кто своему милому Юрочке вбил в голову, что будет работать в Верхне-Тальской библиотеке? А точного адреса не дал…
— Какой еще адрес, если до востребования? Область известна, индекса я сама не знала, он обещал его на почте спросить. Трудно, что ли?
