Зоман Чейнани - Школа Добра и Зла
Тедрос уставился на неё, и выглядел он таким озадаченным, что Агата подумала будто она случайно заставила его окаменеть злодейским заклинанием.
Он откашлялся, словно пытаясь найти свой голос.
— Гммм. Привет.
— Привет, — сказала Агата, глуповато улыбаясь.
Тишина.
— Что на ужин? — сказала она еще глупее.
— Утятина, — прохрипел он.
И снова откашлялся.
— Извини. Просто ты выглядишь… ты выглядишь так…
Агату вдруг посетило странное чувство. Это испугало её.
— Я знаю… это не я… — выпалила она, и скрылась за углом.
Она рванула в коридор и съежилась под портретной рамой. Что они наделали! Неужели они подменили её душу, когда давали новое лицо? Неужели они подсунули ей другое сердце, когда подарили новое тело? Почему у неё такие липкие ладони? Почему в животе щекотно? Куда делась очередная порция оскорблений в адрес Тедроса, всегда готовая сорваться с её губ? Да что же во имя небес, заставило её улыбаться мальчишке? Она ненавидела мальчишек! Да она бы даже под страхом смерти им не улыбнулась…
Агата поняла, где она.
Портрет, под которым она стояла, был вовсе не портрет.
Потея от ужаса, она стояла лицом к залу гигантских зеркал, готовая увидеть незнакомку.
Агата от удивления закрыла глаза.
А потом открыла.
Но ванные… флакончики… светлые волосы…
В панике она вновь прислонилась к стене.
Желание… палочка…
Но все это было частью хитрости феи-крестной.
Нимфам совсем ничего не пришлось делать с Агатой.
Она мельком взглянула в зеркало и увидела те же засаленные волосы и глаза навыкат и в ужасе грохнулась на пол.
Я все еще уродец! Я все еще ведьма!
Погодите.
А как же Олбемарль? Рина, Чаддик… Тедрос?
Они тоже были зеркалами, да? Зеркалами, которые говорили ей, что она больше не уродина.
Агата медленно поднялась и взглянула на свое отражение. Впервые в жизни она не отвела взгляд.
Только красота может так долго бороться за правду, Агата.
Все эти годы она верила, что была такой, как выглядела. Неприглядной ведьмой с мрачным сердцем.
Но в этих залах она поверила в кое-что другое. На мгновение она освободила свое сердце и позволила ворваться в него свету.
Аккуратно Агата прикоснулась к своему лицу в зеркале, светящемуся изнутри.
Это было больше не то лицо, которое она знала — это лицо было счастливым.
Назад пути быть не могло. Крошки хлеба на темной тропинке пропали. Вместо них появилась правда, которая будет её проводником. Правда мощнее любого волшебства.
Все это время я была красивой.
Агата разразилась глубокими очищающими рыданиями по нерожденным улыбкам.
Она не слышала чей-то крик, раздавшийся вдали, кого-то, проснувшегося из-за своего самого жуткого сна.
Глава 24
Надежда в туалете
Ученики Школ Добра и Зла думали, что волшебство подразумевало заклинания. Но Агата находила в улыбке нечто более могущественнее.
Везде, где бы она ни прошла, Агата замечала разинутые рты, пристальные взгляды и шепотки, будто она произвела самое сильное заклинание, которое доводилось видеть ученикам или учителям. А потом, как-то, утром по дороге на занятия Агата поняла, что тоже околдована. Потому что впервые обнаружила, что с нетерпением ждала их.
Другие изменения были не такими очевидными. Она заметила, что больше не затыкает нос от запаха своей школьной формы. Она больше не боялась умываться или не возражала против того, чтобы минутку-другую провести гребнем по волосам. Её настолько захватили танцевальные репетиции к Балу, что она каждый раз вздрагивала в конце занятия, когда выли волки. Еще некогда она смеялась над своей домашней работой по Добру, теперь же прочла заданное и продолжала читать, очарованная историями героинь, которые перехитрили опасных ведьм, мстили за гибель своих родителей и приносили в жертву свои тела, свободы и даже жизни ради истинной любви.
Закрыв учебник, Агата посмотрела на фей, украшающих Синий лес фонариками-звездами для Бала. Это было красиво, на самом деле, а что еще могло сделать Добро. Еще несколько недель назад она бы ни за что себе в этом не призналась. Но сейчас, лежа в постели, при свете фонарика, она думала о своей комнате в Гавальдоне и не могла вспомнить, какой у неё был запах. Неожиданно она не смогла вспомнить какого цвета глаза у Жнеца… как звучит голос матери…
И вот, до Бала оставалось всего два дня. Накануне должна была состояться Арена талантов. В класс вошел Поллукс, голова которого была водружена на черепашье панцирное тело, чтобы объявить правила.
— Слушайте, слушайте, слушайте! По приказу Школьного директора Школ Добра: Просвещение и Чародейство и Зла: Проучение и…
— Давай уже короче! — взвизгнула профессор Анемон.
Поллукс мрачно пояснил, что Арена была состязанием талантов между Добром и Злом, которых представляют десять лучших Счастливцев и Несчастливцев. В конце соревнования победителю вручается Корона Арены и Театр Сказок по волшебству оказывается в школе победителя.
— Конечно, Театр Сказок стоял на одном месте веками, — фыркнул Поллукс. — Он прочно закрепился.
— А кто судья? — спросила Беатрикс.
— Школьный директор. Однако, само собой, вы его не увидите, — пропыхтел Поллукс. — В качестве облачения, я бы посоветовал вам надеть скромную одежду, неприметных цвет…
Профессор Анемон выкинула его голову за дверь.
— Довольно! Предложения поступят уже завтра и единственное, о чем вам следует думать — это лицо вашего принца!
Пока учительница кружила по комнате, Агата наблюдала, как девочки принимали приглашения с закрытыми глазами, носики их морщились от сосредоточенности, в то время как Поллукс стонал снаружи.
У неё засосало под ложечкой.
С её-то оценками она наверняка попадет в команду для Арены! А какой талант она могла бы показать? У неё нет талантов! Кто сделает предложение той, которая унизила себя на глазах всей школы! А если её никто не пригласит…
— Значит ты ведьма и будешь отчислена, — напомнила ей Миллесент, когда она так и не смогла увидеть лицо.
Агата провела все занятие Умы с закрытыми глазами, но все, что она смогла увидеть — это молочный силуэт, который исчезал каждый раз, когда она пыталась дотронуться до него. Она очень расстроенная брела обратно в замок, и заметила, как несколько учеников шумят о чем-то на лестничной площадке. Агата дернула Кико за локоть.
— Что прои…
Она охнула. Расписные стены ангелочками теперь были закрашены кроваво-красными буквами:
СЕГОДНЯ НОЧЬЮ
— Что это значит? — спросила Агата.
— Что Софи снова собирается на нас напасть, — ответил голос.
Агата повернулась и увидела Тедроса в голубой рубашке без рукавов, блестящего от пота, после Фехтования. Он отчего-то вдруг смутился.
— Ой, прости… мне нужно в ванную.
Агата неловко засуетилась и вновь уставилась на стену.
— Мне казалось, нападения прекратились.
— На этот раз я её поймаю, — сказал Тедрос, уставившись на стену позади неё. — Эта девчонка — яд.
— Тедрос, она страдает. Она считает, что ты дал обещание.
— Это не обещание, если оно получено под ложными предлогами. Она использовала меня, чтобы победить в Испытании, и она использовала тебя.
— Но ты ведь совершенно ничего о ней не знаешь, — возразила Агата. — Она все еще любит тебя. И она все еще моя подруга.
— Черт возьми, тогда твоя душа лучше моей, потому что я не понимаю, что такого ты в ней видишь. Все, что вижу я — это ведьма, манипулирующая вся и всем.
— Тогда приглядись получше.
Тедрос повернулся.
— Или присмотрюсь к кому-нибудь другому.
Агате почувствовала себя нехорошо.
— Я опаздываю, — сказала она, карабкаясь вверх по лестнице…
— На Историю сюда.
— Мне в ванную… — откликнулась она…
— Но это же мужская башня!
— Я предпочитаю мужские… туалеты…
Она нырнула под статую полуобнаженного водяного, чтобы отдышаться. Да что со мной! Почему она не может дышать нормально рядом с ним? Почему, каждый раз, когда он смотрит на неё, ей становится нехорошо? И почему он смотрит на неё как-будто она… ну… девушка! Агата подавила крик.
Она должна остановить нападение Софи.
Если бы Софи отреклась от своего мнения, если бы только умолила Тедроса о прощении, тогда еще оставалась бы надежда, что он к ней вернется! Это и был бы счастливый конец этой сказки! Тогда не было бы никаких непонятных взглядов, никакой тошноты и страха, что она потеряет власть над своим сердцем.
