Александр Пересвет - Затерянные в истории
Господи, что же делать, что делать, а?
Господи!
* * *
Алине было тревожно. Вот прямо-таки места себе не находила! Что там с мальчишками? Как они, всё ли в порядке? Хоть бы телефон был, эсэмэску кинули бы… Да какой тут телефон!
В полукруге падающего от входа в пещеру света сидят женщины и частью ладят стрелы с костяными наконечниками, частью плетут сеть из непослушного конского волоса. Та ещё работка — понавязать все эти узлы! Хорошо, что неандертальцы эти — ребята с одной стороны умные, на лету идеи схватывают, а с другой — терпеливые. Жизнь приучила. Сидят, работают. И она, Алина, среди них.
А мальчишки воюют. И если хотя бы один из них с войны не вернётся — ей оставаться тут навеки. До самой смерти. Среди этих милых, очень нежных друг к другу, хоть и грубых на вид людей, но… чужих. Даже не иностранцы. Можно сказать, что частично — даже не люди. Не потому, что неандертальцы, а она, Алина, — представитель вида хомо сапиенс. Вида, как показывает практика, враждебного неандертальцам. Нет, не поэтому. После рассказов о том, что творят с арругами уламры, если доведётся встретиться, девочка определила точно: это фашисты. Не лучше гитлеровцев с чужим народом дела творят. Неандертальцы, хоть какие, ближе, чем те звери. И она — всей душою на стороне арругов.
К тому же она теперь — тоже из них…
Но вот с другим ничего не поделать: с их совершенно иным складом мышления.
Тут нет, например, разговоров ни о чём, разговоров просто так. Всё предельно, зверски конкретно. "Надо собрать ягод. Идём, Арина!" И всё. Будут собирать и молчать. Ни вид этих зелёных волн, уходящих к горизонту, ни роскошь водопада — не того ли самого, что падал в Шварцвальде в её времени… как бишь называется… забыла — в общем, ничто не способно отвлечь от выполнения главной задачи.
А с другой стороны, самая буйная фантазия у них по поводу духов и всякого потустороннего. Всё, что окружает, — контролируется каким-нибудь духом. Духи сидят во всём. И с ними просто живут! Вот как мы, скажем, с машинами. Соблюдай правила дорожного движения, переходи улицу там, где можно, и на зелёный свет — и они тебя не переедут. А коли переедут — значит, или сам что-то неправильное делал и обидел духа, либо не повезло — затесался в разборку между потусторонними силами.
Да они даже сказки русские не понимают!
Всю жизнь здесь провести?
Ой, мамочки!
* * *
Больно было зверски! Оказывается, когда тебя ставят на угли босиком, это зверски больно! Врут всё те дураки в телевизоре, что показывали, как кто-то ходит по угольям.
Ни фига!
И он орал со всей мочи. Частью — от боли. Частью — чтобы его могли услышать союзные аннува, если они ещё здесь. Частью — изображая отчаянное страдание.
Именно изображая. Ибо на самом деле по-настоящему больно ещё не было. Вождь Яли не хотел раньше времени сделать из мальчика-духа безногого калеку. Да и заступничества неведомого, но страшного виды Дира он всё-таки опасался.
Поэтому Саша изо всех сил извивался в руках палачей. Равнодушных к его страданиям, как и вида Дир. Его ноги лишь приближали к пышущим огнём углям. Но он пронзительно орал и извивался.
Так надо было.
Саша, наконец, придумал, как себя вести. Он должен показаться вождю Яли слабым и сломленным. Он должен, подвывая и путаясь в соплях и слезах, раскрыть содержание пятого священного знака. Того, который указывает, где прячутся требуемые аннува.
"500 м лево овраг"…
* * *
Кыр опять возник, как из-под земли.
— Плохо, — сказал он. — Уламры готовят костёр для Сашхи. Жечь будут.
— Зачем? — в некотором отупении спросил Антон.
Отупеешь тут! Каждую секунду информация меняется. И все эти разработанные шаги по квесту летят насмарку.
Кыр пожал плечами. Совсем человеческий жест получился.
— Не знаю сейчас. Потом знаю. Есть будут…
Чёрт! Антон вскочил на ноги.
— Это нельзя! — закричал он вдруг ставшим ужасно тонким голосом. — Надо спасать Сашку!
И полез вверх по склону оврага.
Кыр схватил его за ногу.
— Не так. Их много. Не спасёшь. Надо выманить. Сюда, в овраг. Я двух воинов отправил к поляне. Будут стрелять, метать камни. Уламры будут за ними бежать.
Антон успокоился. Не полностью, конечно. Но смог соображать.
В результате пришла мысль.
Его вообще-то часто хвалили за быстроту соображаловки.
— Нет, тоже не так, — заявил он. — Я иду на поляну. Вы ждёте в ста шагах сзади в лесу. Нет! Два воина — в ста шагах. Два — ещё в ста шагах…
— Что такое "ста"? — наморщив лоб, осведомился Кыр.
Точно! Они же тут считать даже до ста не умеют! "Много" — вот и всё, что после "два по десять". После количества пальцев у человека! И он, Антон, хорош! Даже слово "сто" умудрился по-русски произнести и не заметить!
— Э-э… Сто — это много. Я сам покажу, где… Побежали!
* * *
Сашу внезапно поставили на место. На зелёную травку.
Стоять он, впрочем, не мог и тут же повалился на землю. Ноги жгло. Как минимум, пузыри ему уже обеспечены. Как ходить будем?
А воины вокруг галдели и смотрели в одном направлении.
Мальчик извернулся и тоже бросил взгляд туда, куда показывал пальцем один из его мучителей.
И… обмер.
Там стоял Антон.
Нереально так стоял. Сверкал белым пузом и ногами. И в самом деле, белое тело тут смотрится диковато. Правы уламры. Почти голый — в одних тёмных трусах и в распахнутой меховой куцавейке. В каких-то кожаных сапожках.
Орёт и размахивает руками.
Дурак!
* * *
Антон придумал.
Он покажется врагам, но близко подходить не будет. Он выманит их за собой.
Тогда одно из двух: либо за ним погонятся, либо нет. В любом случае Гусю на время оставят в покое.
Если за ним погонятся, то всё хорошо. Он убежит, а погонщиков встретят стрелами. Когда эти упокоятся, он снова появится из лесу и снова вызовет за собой погоню.
Так они перебьют всех врагов.
Что делать, если за ним не погонятся, он не знал. Не придумал. Не успел. Времени думать не было.
* * *
Вождь Яли прикрикнул на своих. Галдёж прекратился. Стало слышно, что кричит Антон.
— Сашка, — кричал он. — Ты как там?
Саша откашлялся.
— Да нор… — голос сорвался. — Нормально!
— Что с тобой сделали?
— Пока ничего! Только пятки подрумянили! Ша… — голос опять предательски сорвался. Но надо вести себя мужественно. — Шашлыка хотят!
— Бежать сможешь?
— Нет, руки связаны! Поймают!
Метров шестьдесят до Антона было, до дурака. Как кинутся воины — в два счёта его догонят!
На душе у Саши было щекотно. Он и сердился на друга — осталось только и тому ещё в плен попасть! И плакать хотелось от нежности: отчаянно Антоха жизнью ради него рискует…
— В лес сможешь их заманить?
— Не знаю! Поста…
Вождь Яли прервал Сашкин ответ, лично поставив мальчика на ноги. Сашка зашипел от боли. Но стоять было можно.
Какая-то там поговорка была про положительное… То ли анекдот… Ага! "Пока всё не так уж плохо" — думал мужик, пролетая мимо двенадцатого этажа. Как раз про него. Копьём не ткнули, чтобы замолчал. Рукой не пхнули. Поставили на ноги. Значит, говорить хотят.
Озадачил, значит, Антошка этого поганого вождя.
— Кто это? — осведомился поганый вождь.
Чёрт, сломленность изображать или наглость?
Лучше — сломленность. Чтобы не опасались сопротивления.
— Это Штырчик. Я говорил. Ты слышал. Попал к аннува.
— Что говорит?
Чтобы вы меня отпустили, уроды!
— Чтобы я помог ему освободиться. Он не хочет у аннува. Аннува плохие.
Хитрый подпольщик на допросе у фашистов, ага!
* * *
Антон увидел, как Сашку поставили на ноги. Значит, маленькая цель достигнута: есть того пока не будут. Надо, как в американских фильмах про заложников, переговоры тянуть.
Краем глаза Антон приметил, что сзади в кустах тёмной тенью примостился Кыр. Стало теплее. Он не один. Арруги поверили в возможность победы над уламрами, поверили в то, что пришлый мальчишка знает, как этого добиться.
Если бы он это и вправду знал…
* * *
— Скажи ему, пусть идёт сюда.
Сашку озарило.
— Не могу. Надо показать. Надо, чтобы руки развязали.
Это было естественно. У уламров жесты тоже были подчас необходимы для ведения разговора. Не так, как у арругов, конечно, — "я иду" и рукой жест в нужную сторону. Но всё же просьба пленника подозрительной не была.
Исполнили. Правда, совсем рядышком встали два воина. С копьями. Не дёрнешься.
— Говори.
Козёл ты, вождь Яли!
— Антох! Ты придумал что-то?
И руками помахать…
— Вымани их в лес. Сможешь?
— Что говорит? — это Яли, гад.
