Анн Плишота - Последняя надежда
— Вы первый говорите нам об этой… катастрофе, — с иронией заметила Мари.
— Месье Ортон, — тихо произнес Павел, наклонившись к своему врагу, — я хочу внести ясность. Мы знаем, кто вы, а вы знаете, кто мы. Вам также известно, что у нас есть кое-какие козыри, начиная хотя бы с нашей численности…
— Месье Поллок, — перебил его Ортон-МакГроу тем же тоном, — мои козыри не уступают вашим, уж поверьте. И имейте также в виду, что у меня нет привычки отступать при возникновении препятствий.
— Мы куда больше, чем обычное препятствие, месье Ортон. И я сильно сомневаюсь, что в этот раз вы добьетесь своего.
— Сомневайтесь на здоровье, месье Поллок. Сомневайтесь…
На этом Мари с Павлом встали и, бросив напоследок ледяной взгляд на Подлеца, вышли из кабинета. Загадочная тень скользнула за ними.
— Ладно. Совершенно ясно, что мы должны удвоить бдительность. Наглости Ортону, похоже, не занимать!
Как и договаривались, Поллоки и Белланже встретились после беседы с учителями, чтобы обменяться свежими впечатлениями. Абакум тоже присутствовал.
— По-моему, главное — нельзя его недооценивать. Его самоуверенность отнюдь не блеф. Этот человек очень могуществен, этого ни в коем случае нельзя упускать из виду, — подчеркнула Драгомира. — Он уже был таким в Эдефии, мы это видели, верно, Абакум?
— Да, ты права. И я полагаю, что все эти годы он совершенствовал свои умения, в отличие от большинства из нас. К тому же ничто не доказывает, что он один. Как он вел себя с вами? — спросил Абакум у Пьера и Жанны Белланже.
— Невозмутимо, цинично и самоуверенно! — ответил отец Гюса. — Мы порекомендовали ему оставить детей в покое, а он лишь сказал «Или что? Вы сдадите меня полиции?». Он отлично понимает, что мы тоже должны быть очень осторожны и скрытны, впрочем, как и он сам, и насчет нашего происхождения и наших возможностей. Разговор был коротким, если не считать, что мы друг другу угрожали, как два петуха на заборе.
— Ну, по крайне мере, теперь нам все ясно. Продолжим постоянно охранять ребят. Кстати, по-моему, будет неплохо, если я на эти выходные заберу Оксу к себе, как считаете? — поинтересовался Абакум.
Все с серьезным видом закивали. Кроме Павла, который положил ладонь на руку жены, с болью посмотрев на нее, и хрипло сказал:
— А у нас есть право голоса? Вообще-то мы ее родители…
Драгомира грустно взглянула на сына с невесткой, потом вздохнула.
— У нас нет выбора, Павел. Мы уже не можем дать задний ход.
— А кто говорит о том, чтобы дать задний ход? — решительно заявил Павел. — Нужно вообще все прекратить!
— Предположим, мы все прекратим, здесь и сейчас, — вмешался Пьер Белланже. — Ну и как ты убедишь в этом Ортона-МакГроу? Как сказал Тугдуал, пошел обратный отсчет. Наше будущее предопределено, Павел. И нам не остается ничего другого, как следовать по пути, указанному судьбой.
— И это вас всех очень даже устраивает! — ядовитым тоном заметил Павел.
— Окса? Не хочешь вылезти из укрытия? И ты тоже можешь подойти, Гюс, — не поворачивая головы, заметил Абакум.
Слегка смущенные друзья, затаившиеся за спинкой одного из диванов, чтобы подслушать разговор, встали. Заложив руки за спину в знак покорности, они присоединились к маленькой группе.
— Пришла пора тебя вооружать, детка…
52. Мужчина-Фей
Когда Окса в последний раз была у Абакума, она и не подозревала, что крестный ее бабушки, ее Хранитель, как называла его Драгомира, был таким удивительным человеком. Не говоря о его поразительном превращении в зайца, которое девочка видела своими глазами, Окса обнаружила, что этот загадочный мужчина был буквально воплощением надежности.
Малорана поставила на его верность и была права. Он держал данное слово всегда и вопреки всему, посвятив свою жизнь заботе о Драгомире, даже когда та стала взрослой самостоятельной женщиной, способной защищаться сама.
Пока Абакум вел мотоцикл с коляской по узкой дороге, шедшей к его ферме, Окса искоса его изучала. Поведение Абакума, как и все его жесты, явственно отображали его суть: неторопливые, успокаивающие, а самое главное, внушающие доверие.
Насколько помнила Окса, Абакум всегда считался членом их семьи. В магазине лекарственных трав, которым они с Драгомирой владели тридцать лет, движущей силой казалась Бабуля Поллок. Ее живой характер и обаяние привлекали всеобщее внимание. Особенно в последние годы, когда популярность скромного магазинчика преодолела границы страны.
Несмотря на свои поразительные умения, Абакум приложил массу усилий, чтобы притормозить порывы Драгомиры в отношении прессы, не скрывая откровенно враждебного отношения к любой рекламе. Оксе довелось как-то присутствовать при их довольно живых дискуссиях по этому поводу, и тогда она подумала, что старик перестраховывается.
«Для чего такая осторожность?» — задавалась она тогда вопросом. Но сейчас Окса понимала Абакума куда лучше: любая статья о Драгомире и ее талантах травницы могла попасть в руки недоброжелателей вроде Ортона-МакГроу, например. Окса вспомнила последнюю статью, опубликованную в американском журнале буквально за несколько месяцев до их переезда в Лондон. Журналист не поскупился на славословия, назвав Драгомиру «гением травяной медицины» и «волшебницей в области растений». Упомянутая волшебница наотрез отказалась фотографироваться, но имя ее было названо точно…
Глядя на Абакума и уже зная о нем больше, Окса понимала, какую роль играет этот загадочный и такой мудрый человек. Безусловно, полный тайн, но в первую очередь — мудрый защитник.
Мотоцикл проехал по деревне, затем двинулся по дорожке, обрамленной боярышником. В конце нее их остановило высокое ограждение. Абакум слез с мотоцикла, снял шлем, вынул из дорожной сумки маленькую коробочку и достал оттуда кого-то вроде ярко-зеленого скарабея, которого сунул в замочную скважину. И ограждение открылось.
«О, живой ключ! Как интересно…» — подумала Окса.
Абакум поставил мотоцикл во дворе, аккуратно закрыл ограждение и снял с него скарабея, вяло перебиравшего лапками.
Территорию, которую занимало основное строение, окружала очень высокая каменная стена с двойными бронированными дверями. Абакум жил в таком же удивительном уединенном доме, как и Леомидо, хотя и в другом архитектурном стиле. Эта великолепная восстановленная старая ферма долгое время служила Абакуму местом отдыха. Но после их отъезда из Франции он обитал тут постоянно, предпочитая английскую сельскую местность суматохе Лондона.
Окса прошлым летом провела у Абакума несколько дней со всей семьей, и ферма с тех пор ничуть не утратила своего очарования. Ее стены были выложены кирпичом разного оттенка красного, от самого темного, почти коричневого, до нежно-розового. Глицинии и шиповник практически закрывали первый этаж строения. Неподалеку от дома возвышался старый элеватор, который Абакум перестроил и соединил с основным зданием крытым переходом. В этой пристройке Окса ни разу не была. Но, может, в этот раз Абакум согласится ее туда пустить…
— Ой, Абакум, у тебя тут стало еще красивей!
Устроившись в кресле в форме раковины, Окса рассматривала внутреннее убранство дома, пока Абакум готовил полдник. Контраст с фасадом был поразительным: судя по внешнему виду дома, здесь должен был царить сельский стиль, но Абакум предпочел совершенно иное.
— Да тут как в музее современного искусства! — присвистнула Окса.
Абакум поставил поднос на маленький столик на полосатых ножках, налил в чашки горячий шоколад и уселся напротив девочки.
— Возможно, ты этого не знаешь, Окса, но мои приемные родители были теми, кого здесь называют дизайнерами. Мой отец и его родители делали мебель, а мать была лучшим дизайнером интерьера в Эдефии. Это она целиком и полностью оформила интерьер апартаментов Малораны в Хрустальной Башне. И я обустроил этот дом практически так же, как типичное жилище Древолюбов в Эдефии. Дом, в котором я жил ребенком, очень походил на этот, если не считать, что он находился на гигантском дереве Исполино в нескольких десятках метров над землей… Моя семья всегда придавала большое значение эстетике вещей, особенно обиходных, и я рад, что у тебя тоже есть это восприятие.
Окса слушала очень внимательно. Она обожала такие вот беседы один на один.
— Должно быть, там очень красиво, в Эдефии… — мечтательно произнесла вполголоса Окса. — Извини, Абакум, ты упомянул о приемных родителях. Значит, ты как Гюс?
— Да. И, как и ему, мне очень повезло, потому что меня приняли удивительные люди. У них было воистину золотое сердце.
— А сколько тебе было тогда лет? — спросила Окса, ободренная доброжелательной улыбкой старика.
— Несколько часов…
— Но ты же был совсем крохой!
