Филип Пулман - Северное сияние
К этому времени о предстоящем поединке прослышали все медведи, и вокруг боевой площадки собралась толпа. Медведи высокого ранга заняли лучшие места, и особое место выгородили для медведиц, включая, конечно, жен Йофура. Медведицы особенно интересовали Лиру, она мало о них знала, но сейчас не время было слоняться и приставать к ним с расспросами. Она держалась поблизости от Йофура Ракнисона, наблюдала за тем, как придворные утверждают свое превосходство над рядовыми медведями, не дворцовыми, и пыталась угадать значение разных плюмажей, значков, регалий, украшавших каждого из них. Некоторые из самых важных носили кукол наподобие королевского тряпичного деймона — вероятно, в надежде снискать милость короля, если будут следовать моде, которую он завел.
Она не без злорадства замечала, что после того, как Йофур бросил куклу, они не знают, как им поступить со своими. Тоже бросить? Теперь они в немилости? Как себя вести?
Она видела, что таково преобладающее состояние духа при дворе. Придворные нетвердо знали, кто они такие. В отличие от Йорека Бирнисона, они не были истинными, чистыми, абсолютными медведями: оглядываясь друг на друга и на Йофура Ракнисона, они постоянно находились в неопределенности.
И с нескрываемым любопытством следили за ней. Она смирно держалась вблизи Йофура, ничего не говорила и всякий раз, когда какой-нибудь медведь смотрел на нее, опускала глаза.
Туман рассеялся, воздух стал прозрачным, и это совпало с коротким светлым периодом суток около полудня, когда, по расчетам Лиры, должен был появиться Йорек Бирнисон. Она стояла на утоптанном снежном бугорке у края боевой площадки, дрожа смотрела на побледневшее небо, мечтая увидеть там летучие угловатые фигуры, которые ринутся вниз и унесут ее отсюда; или увидеть сокровенный город Авроры, чтобы спокойно уйти по его широким солнечным бульварам; или увидеть сильные руки Ма Косты, от которых пахнёт на нее уютным запахом тела и кухней.
Только теперь она почувствовала, что опять плачет; слезы замерзали, не успев скатиться с глаз, и приходилось отдирать их с болью. Ей было страшно. Медведи не плачут; они не могли понять, что с ней происходит — это было какое-то человеческое отправление, бессмысленное. И конечно, Пантелеймон не мог успокоить ее, как обычно, хотя она все время держала руку в кармане, обнимая его мышиное тельце, а он тыкался носом в ее пальцы.
Рядом с ней кузнецы заканчивали работу над доспехами Йофура Ракнисона. Он высился как металлическая башня, блистая полированной сталью, золотой насечкой на пластинах; серебристо-серый шлем с глубокими глазными прорезями закрывал верхнюю часть его головы; брюхо и грудь защищала облегающая кольчуга. Увидев ее, Лира поняла, что предала Йорека Бирнисона, — у Йорека такой не было. Его броня защищала только бока и спину. Она смотрела на неуязвимого Йофура Ракнисона, и грудь ее сдавливал страх и чувство вины.
Она сказала:
— Извините меня, Ваше Величество, если помните, о чем я просила вас…
Собственный голос показался ей тонким и слабым. Йофур Ракнисон повернул к ней громадную голову, отвлекшись от мишени, которую держали перед ним для последней пробы когтей три медведя.
— Да? Да?
— Помните, я сказала, что сразу подойду к Йореку Бирнисону и притворюсь?..
Но прежде чем она закончила фразу, раздался рев медведей на сторожевой башне. Остальные поняли, что он означает, и откликнулись торжествующим рычанием. Они увидели Йорека.
— Прошу вас, — не отставала Лира.
— Я обману его, увидите.
— Да. Да. Иди. Иди и подбодри его!
От ярости и возбуждения он уже с трудом говорил.
Лира пошла через боевую площадку, оставляя свои маленькие следы на выглаженном снегу, и медведи у дальнего края расступились, чтобы дать ей дорогу. В просвете между массивными телами открылся горизонт, сумрачный, сероватый. Где Йорек Бирнисон? Впереди было пусто; но с высокой сторожевой башни они могли увидеть то, чего еще не видела она. Она могла только идти наугад.
Он увидел ее раньше, чем она его. Послышался топот, тяжелый лязг металла и в вихре снега возник Йорек Бирнисон.
— Ах, Йорек! Я сделала что-то ужасное! Милый, ты должен сразиться с Йофуром Ракнисоном, а ты не готов — ты устал, голодный, и броня у тебя…
— Что ужасное? Что ты сделала?
— Я сказала ему, что ты идешь — а мне сказал алетиометр; а Йофуру до смерти хочется стать похожим на человека, получить деймона. И я обманула его, сказала, что я твой деймон, но хочу изменить тебе и быть его деймоном, но для этого он должен с тобой сразиться. А иначе, Йорек, они бы тебе не позволили, просто сожгли бы тебя еще по дороге…
— Ты обманула Йофура Ракнисона?
— Да. Убедила его согласиться на поединок, а не убить сразу как изгнанника, — и победитель будет королем медведей. Мне пришлось, потому что…
— Белаква? Нет. Ты сирена, сладкогласная птица Сирин. Только об этом я и мечтал. Идем, маленький деймон.
Она смотрела на Йорека Бирнисона, поджарого и свирепого в щербатой броне, и сердце ее переполняла гордость.
Они шли вместе к громоздкому дворцу Йофура, у подножия которого раскинулась плоская боевая площадка. Медведи толпились у бойниц, во всех окнах торчали белые морды, грузные тела образовали вокруг площадки мутно-белую стену с черными пятнышками носов и глаз. Ближайшие расступались, освобождая дорогу для Йорека Бирнисона и его деймона. Все взгляды были устремлены на них.
Йорек остановился на площадке, не дойдя до Йофура Ракнисона. Король спустился с утрамбованного снежного возвышения, и теперь они стояли в нескольких метрах друг от друга.
Лира находилась так близко к Йореку, что чувствовала его внутреннюю вибрацию, как в мощной динамо-машине, вырабатывающей громадную антарную энергию. Она коснулась его шеи за краем шлема и сказала:
— Бейся умело, милый Йорек. Ты настоящий король, а не он. Он никто.
И отошла от него.
— Медведи! — взревел Йорек. Рев эхом отразился от стен дворца и поднял в воздух птиц.
— Условия этого боя такие. Если Йофур Ракнисон убьет меня, он навсегда останется королем, и никто не оспорит его власть, не посягнет на его трон. Если я убью Йофура Ракнисона, я буду вашим королем. Мой первый приказ вам будет — снести этот дворец, этот надушенный дом мишуры и шутовства, и выбросить золото и мрамор в море. Железо — металл медведей. Не золото. Йофур Ракнисон запачкал Свальбард. Я пришел, чтобы очистить его. Йофур Ракнисон, я вызываю тебя на бой.
Йофур Ракнисон прыгнул вперед, словно не мог уже стоять на месте.
— Медведи! — взревел он в свою очередь.
— Йорек Бирнисон пришел по моему вызову. Я призвал его сюда. И я оглашу условия боя. Они таковы: если я убью Йорека Бирнисона, его тело будет разорвано на части и брошено скальным марам. Его голова будет выставлена во дворце. Память о нем будет стерта. Произнесшего его имя покарают смертью…
Так они говорили по очереди. Это была формула, ритуал, которому следовали неукоснительно. Лира смотрела на них и думала: насколько они непохожи. Йофур, сверкающий и всевластный, дышащий здоровьем и силой, в великолепных доспехах, по-королевски надменный; и Йорек — меньше его, хотя она никогда не думала, что он может показаться маленьким, в невзрачной броне, ржавой, покрытой зазубринами. Но его броня была его душой. Он сам сделал ее, и она ему подходила. Она была одно целое с ним. Йофур не довольствовался своей броней; ему понадобилась еще одна душа. Он был беспокоен, а Йорек неколебим.
И она видела, что другие медведи тоже их сравнивают. Но Йорек и Йофур были не просто двумя медведями. Здесь противостояли друг другу два образа жизни, два будущих, две судьбы. Йофур повел медведей в одном направлении, а Йорек поведет их в другом, и в этот момент одно будущее закроется навсегда, и станет развертываться другое.
Приближалась вторая фаза ритуальной схватки; медведи стали беспокойно расхаживать по снегу, мотая головами. Все зрители застыли и только провожали их глазами.
Наконец соперники остановились и умолкли; разделенные всей шириной боевой площадки, они смотрели друг на друга.
Затем с ревом, вздымая снег, они одновременно снялись с места. Как два огромных камня, что покоились до поры до времени на соседних вершинах, а теперь, сброшенные землетрясением, катятся вниз по склону, набирая скорость, перепрыгивая через расщелины, снося на своем пути деревья, пока не столкнутся внизу с такой силой, что оба превращаются в порошок и разлетающиеся осколки, — так сошлись эти два медведя. Грохот раздался в тишине и отразился от дворцовой стены. Но они не рассыпались, как камни. Они отлетели друг от друга, и первым поднялся Йорек. Развернувшись пружиной, он схватился с Йофуром, чьи доспехи согнулись при столкновении и теперь мешали ему поднять голову. Йорек сразу нацелился в открытое место на его шее. Он скребанул по белому меху, потом зацепил когтями шлем Йофура и рванул вперед.
