Кэрол Мэтас - Клонирование Миранды
Эта ее вспышка поразила меня. Мама всегда была готова все мне объяснить, мы обсуждали любой предмет. Она никогда не обрывала меня, напротив, одобряла, если я задавала вопросы.
Я уставилась на маму. Что происходит?
Глава 5
В школе я появилась в середине урока английского. Миссис Дромбоски говорила о Калибане.
— Шекспир описывает его как «дикого и уродливого раба». Поэт явно не боится создать такое нелепое и безобразное чудовище. А как вы считаете, есть ли в Калибане что-то симпатичное?
— Мне его жалко, — сказала Эмма.
— Он попытался напасть на Миранду, — жестко отрезала Сьюзен. — Не за что его жалеть.
— Он говорит, что поумнеет, — возразила Эмма. — Он развивается, он меняется.
— Чудовище — оно и есть чудовище, — настаивала на своем Сьюзен.
— Миранда, а ты что думаешь? — обратилась ко мне миссис Дромбоски.
«Если бы не мы — я, Эмма и Сьюзен, — то миссис Дромбоски не с кем было бы вести урок, — внезапно подумала я. — Никто больше не участвует в обсуждении». Я оглядела класс. Каждый занимался своими делами. Селена была поглощена одним из своих кровавых детективов, спрятанным под томом Шекспира, Тод спал, Хуан делал домашнюю работу по математике, Мишель и Лара обменивались записками, Джейсон просто уставился в пространство... Поэтому, если бы не мы трое, то остальным волей-неволей пришлось бы обратить внимание на происходящее на уроке. Неудивительно, нас хвалят — не потому, что уважают или любят, а потому, что мы им полезны. И как это я раньше об этом не думала?
— Миранда, ты с нами?
— Чудовища необходимы, — ответила я, — чтобы мы могли их презирать и преследовать.
«Как это подходит ко мне, — подумала я. — Ведь, по сути, я теперь чудовище. Если бы люди могли заглянуть внутрь моего тела, пожираемого отвратительными опухолями, они бы меня возненавидели».
Миссис Дромбоски удивленно подняла брови:
— Возможно, и так, Миранда, но тебе не кажется, что это несколько бессердечно?
Я пожала плечами.
После урока мы вместе с Эммой и Сьюзен направились в математический класс.
— Я сейчас кое-что поняла, — начала я.
— Что? — спросила Эмма
— Все остальные ...
— Классно вы выступили на уроке, — окликнула нас Мишель.
— Да, здорово, — поддержал ее Тод, поравнявшись с нами.
— Так что ты хотела сказать? — спросила Эмма, поскольку я не закончила фразу.
Я взглянула на Тода и решила отложить изложение своей теории до более удобного случая, когда мы будем одни.
— Нет, ничего, — ответила я.
— А где ты была? — поинтересовался Тод. — Ты ведь никогда не опаздываешь.
Я никак не могла придумать причину опоздания — сказать правду я не могла, но не могла и соврать.
— У ее матери сломалась машина, — пришла мне на помощь Эмма.
— Неужели? Вот неприятность! А что с ней случилось?
Машина моей матери ужасно интересует Тода. Думаю, расскажи я ему, что случилось со мной, он бы не проявил такого интереса.
— Ничего особенного, просто какая-то деталь стала барахлить. Компьютер это обнаружил. Пришлось ехать в гараж, чинить. Такое иногда бывает с новыми машинами.
Эмма умеет врать, хотя чему удивляться: у нее столько практики с родителями.
День тянулся своим чередом. Чувствовала я себя странно. То забывала, что больна, и все казалось мне нормальным. То вдруг вспоминала, все сразу становилось ужасным и хотелось плакать. Несколько раз я действительно не могла сдержать слез, и мне приходилось прятаться. А потом я начинала беспокоиться о предстоящем концерте. Возможно, это будет мое последнее выступление, и мне не хотелось провалиться.
После уроков мама сразу забрала меня из школы, чтобы я успела поесть и подготовиться к концерту. Я пошла в свою комнату собрать предметы для макияжа, но нигде не могла найти свою тушь. Небось опять Эмма, подумала я. Нет, конечно, она не ворует, просто иногда пользуется моей косметикой и машинально бросает ее к себе в сумочку. Я пошла в мамину комнату, чтобы взять ее тушь. Проходя по коридору, я услышала, как мама в спальне говорит с Лорной.
— Что она сказала? — Это был мамин голос.
— Она, конечно, удивилась. Она не помнит, чтобы была там.
Я замерла у двери.
— Я смотрела фотографии в других альбомах, — это вновь говорила мама. — Я была так расстроена. Наверно, снимок был у меня в руках, когда я смотрела альбом Миранды, и я нечаянно оставила его в нем.
— Альбомы следует держать под замком, — заметила Лорна.
— В этом нет никакой необходимости. Миранда никогда не роется в моих вещах.
— Но эта фотография удивила ее. Поэтому не рискуйте. Давайте я уберу альбомы в шкаф, в ящик, который запирается.
— Ладно, — вздохнула мама.
— Так надежнее, — продолжала Лорна. — Альбомы будут в вашей комнате, где вы всегда сможете их посмотреть. Пойду принесу.
Шаги Лорны направились к двери. Я не знала, что делать. Ясно, разговор не предназначался для моих ушей. Инстинктивно я немного отступила на несколько шагов. Когда Лорна выходила из комнаты, она, вероятно, подумала, что я только сейчас подхожу к двери.
Я быстро прошла мимо нее в мамину комнату.
— Мама!
— Что, дорогая?
Я хотела спросить ее о разговоре с Лорной, но не смогла.
— Мне нужна тушь для ресниц.
Она достала тушь и протянула мне.
— Ты уже все собрала?
— Нет.
Я помолчала, решая, стоит ли продолжать.
— Я видела фотографию вчера ночью, в альбоме. Я в комбинезоне перед каким-то старым замком. Где это? Я абсолютно ничего не помню.
— Ах это!
Ее лицо вспыхнуло. Что же происходит?
— Это!.. — повторила она. — Разве ты не помнишь? Это не настоящий замок. Тебя фотограф снимал, замок здесь — всего лишь декорация. А комбинезон мы на тебя надели так, шутки ради.
— Да? — удивилась я, напрягая память. — Не помню.
— Ну и что? Бог с ним. Если бы ты действительно посещала настоящий замок, ты бы не забыла, правда? А этот старый, глупый снимок... Чего тут помнить. Ну, ладно, иди собирайся.
Я вернулась с тушью в свою комнату и уселась на кровать, не зная, что и подумать. Мне нужна была Эмма. Я набрала ее номер.
— Эмма, хочешь сегодня после концерта остаться у меня ночевать? Мы завтра можем поспать, а потом пойдем гулять в каньон. Ну как?
— Отлично. Я согласна.
— Я сегодня услышала странный разговор. Я расскажу тебе, когда мы приедем ко мне.
— Ладно. Пойду спрошу маму.
Я размышляла. Оказывается, есть какие-то альбомы с фотографиями, которые мне нельзя смотреть. С тех пор как выяснилось, что я больна, родители ведут себя все более странно. Особенно мама.
— Миранда! Ты готова? Иди поешь? — позвала меня мама.
— Уже иду! — крикнула я, заканчивая укладывать вещи, и направилась на кухню.
Лорна приготовила мне суп, поскольку перед выступлением мне не следовало плотно наедаться. После концерта мы с Эммой, наверно, поедим пиццу.
Я молча ела, испытывая искушение расспросить маму, но не знала, с чего начать. Потом мама попросила Лорну отвезти меня, чтобы сама она могла не торопясь одеться и накраситься.
Для концерта наша студия арендовала на вечер небольшой зал в колледже. Там не было раздевалки, поэтому, когда я приехала, мисс Линард проводила меня в класс, где мы переодевались. Гримировались мы в дамской комнате. Все были возбуждены и нервничали. Мне было не по себе. Я решила сосредоточиться только на танце и ни о чем другом не думать.
Мисс Линард вывела нас на сцену, чтобы мы смогли к ней приспособиться. Каждый прошел свою партию. Стоя за кулисами в ожидании своей очереди, я слышала шум и смех в зале за закрытым занавесом. Я так волновалась, что едва помнила свои па.
Потом мы вернулись в класс и ждали, пока выступят младшие ученики, открывающие концерт. Наконец Питер постучал в дверь и, подражая мисс Линар, сказал: «По местам!»
Мы выбегаем и выстраиваемся за кулисами. Мисс Линард кивает. Звучит музыка. Выход Рейчел. Я считаю. Наконец моя очередь! Насколько я чувствую, все идет прекрасно. Мое тело движется в такт музыке. Теперь я знаю, что такое гнев злой королевы. Все остальные тоже танцуют слаженно. Никто ни разу не сбился. Зал замер. Полная тишина. Как будто время остановилось. Я танцую, я парю, я летаю... и вот все закончилось.
Гром аплодисментов. Делая реверанс, я вижу: весь зал на ногах.
Мисс Линард спешит на сцену и кланяется. Потом она выводит на сцену меня, Рейчел и Питера для отдельного поклона. Я краснею, но чувствую себя на седьмом небе. И тогда я думаю: если бы мне только знать, что когда-нибудь я смогу еще раз так же станцевать. Слезы катятся по лицу, и впервые с того дня, когда все это случилось, я испытываю жалость к себе.
Но я ненавижу это чувство! «Я буду сражаться! — говорю я себе. — Доктор Муллен говорит, что я могу выздороветь. То же самое говорят родители. Значит, я поправлюсь! Я не сдамся!»
