Мэри Стентон - Дорога на Балинор
— Друзья мои! — обратилась она к единорогам. Голос ее звучал низко и приятно и сразу привлек к себе внимание всего стада. Все звуки смолкли, и единороги собрались вокруг нее. Их радужные окраски шкур сейчас невозможно было различить в смутном свете звезд. — Друзья мои! Эту ночь вы должны дежурить парами и немедленно известить меня, если столкнетесь со следующими вещами:
запахом тлена и разложения. Это зловоние неведомо никому в Небесной долине, и потому вы сразу безошибочно определите его;
черным единорогом или единорогом с багровыми глазами;
с любым человеком или животным, доселе вам незнакомым. — Она чуть помолчала и закончила: — Особенно с собакой.
— Собакой, Сновещательница? — заговорил Реднел, единорог карминной масти. — А я думал… мы слышали, что принцесса получила камень Солнцебега и что этот камень принес ей…
— Тихо! — проговорила Аталанта без гнева, но особо четко произнося слова. — Сегодня вокруг могут быть глаза и уши, не принадлежащие нашим друзьям. Вы не можете предугадать, как отзовется наше слово в дальнем мире, в Балиноре или в Забрешье. Нельзя дать врагу шанс получить информацию, которой он воспользуется нам же во зло. Не забудьте, что Злокозненный может принимать любое обличье. Любое.
— Нам это известно, Сновещательница, — бодро возразил Реднел. — Но даже сам Энций не в состоянии находиться в чужом обличье слишком долго. Стало быть, если мы несколько минут пристально посмотрим на дерево, а оно превратится… э… скажем… в клевер, мы сразу поймем…
— Что его надо слопать! — подхватил другой единорог. — Я больше всего на свете люблю клевер.
Со всех сторон послышалось веселое ржанье. Аталанта нахмурилась. Как отреагируют они на то, что она только что открыла?
— Природа магии меняется, — сказала она. — Теперь мы не можем сказать, как долго Злокозненный способен сохранять чужое обличье. А сейчас я бы хотела, чтобы трое или четверо из вас отправились вместе с жеребятами вниз, к укрытию у реки.
— Но, Сновещательница, — недовольным голосом проговорила дородная единорожица с очень юным жеребенком. Рог малыша едва ли был больше копыта Аталанты, что значило, что ему от силы несколько дней от роду. — Мы собирались сегодня всю ночь рассказывать сказки. Моему малышу такое выпадает впервые в жизни.
— Я вас прошу, — проговорила Аталанта. Слова эти были сказаны вполне мягким голосом, чего не скажешь о тоне, которым они были произнесены. Вот уж воистину к ней относилось выражение «мягко стелет, да жестко спать». Несколько единорогов переглянулись. Они немного побаивались Сновещательницы. Поговаривали, что она пользуется магией, порой превышая, так сказать, свои полномочия, но как все обстояло на самом деле, никто сказать не мог.
На этом прения прекратились. Две мамаши-единорожицы быстро согнали в кучку молодняк и вывели его из рощи. Аталанта подождала, пока они удалятся на почтительное расстояние. Затем, поскольку все равно лед в пламя не превратишь, выложила все напрямик.
— Я не присылала собаку к Арианне. И я не находила магический камень. — Легкий ветерок взъерошил ее челку и прошелся по гриве. — Мне неведомо, кто это сделал. Магией владеют и другие на Балиноре и в Забрешье. Откуда эта, мне неизвестно.
— А нам-то что делать? — Реднел был явно озадачен.
— Ждать. Арианна рано или поздно выздоровеет. А как только она встанет на ноги, я пошлю ей сны. Это пока все, что я могу сделать. И еще надеяться. Я буду надеяться. Я верю, что Арианна вспомнит, кто она и что она. И сумеет вложить камень Солнцебега в нужное место, чтобы тот мог им воспользоваться.
Глава шестая
Первый месяц пребывания на ранчо «Глетчеров ручей» Арианна была прикована к постели в своей комнате. Она вволю спала, сны посещали ее с завидным изобилием, и все были очень загадочны.
Она жила ради наступления утра. Каждое утро Фрэнк выводил на пастбище Бега и проходил с ним мимо окна Ари. Она махала ему рукой, окликала его и с трудом сдерживала мучительное желание быть рядом с ним. Кости у нее долго не срастались, и это было тяжкое испытание.
— Все идет очень хорошо, — успокаивала ее доктор Бонс. Стояло свежее летнее утро. Окно в комнате Ари было открыто настежь. В комнату врывался пьянящий дух свежескошенной травы. Вот уже шесть недель, как она вернулась домой из больницы. Дни казались ей сплошной рутиной сменяющих друг друга визитов врача, прохождения рентгена и осмотра гипса. Она уже от всего этого готова была на потолок лезть. Даже воспоминание о тоннеле померкло.
Доктор Бонс сунула руку в кувшин с целебной мазью и принялась растирать правую ногу Ари. Ари поморщилась, но не закричала. Массаж заметно помогал. На этой неделе она начала понемногу гулять по лужайке почти без помощи костылей.
— Но когда я смогу поехать верхом на Беге?
Несмотря на то, что доктор Бонс была совсем не молода, пальцы у нее были очень сильными. Она ритмично втирала мазь по всей икре до лодыжки, потом взяла эластичный бинт и тщательно забинтовала ногу до самого колена.
— Вставай, — приказала она.
Ари перекинула ноги через край кровати. Линк спал на полу, и она ласково ткнула его пальцем ноги. Он приоткрыл один глаз, зевнул и лишь потом отодвинулся. Ари встала, полная решимости не опираться на палку. Правую ногу обожгло словно каленым железом. Ари закусила губу и перенесла центр тяжести на левую ногу. Та, по крайней мере, просто болела.
— Отлично, — с трудом выдавила она. — Просто отлично.
— Гм. — Доктор Бонс скептически подняла бровь. — Ты собираешься идти так вниз обедать? С Фрэнком и Энн?
— Да.
— Ты просила своих приемных родителей позволить покататься на Беге?
— Они обещали узнать, как вы на это смотрите.
— Я не против.
— Так за чем дело стало? Бег мой, так ведь!? — Она произнесла это не вопросительным тоном. Вопросы она задавала на протяжении двух месяцев. Где мои настоящие родители? Где я жила раньше? Почему у меня такие чудные сны? И по мнению Ари, доктор Бонс ни на один из них не могла ответить достаточно правдоподобно. Но вот вопроса, кому принадлежит Бег, она не задавала. Это она знала твердо: Бег ее. На веки вечные.
Доктор Бонс прищурила свои ясные глаза. Ари казалось, что от ее пронзительного взгляда ничто не укроется.
— Память у тебя улучшилась?
Ари покачала головой.
— Ну что ж. Как ездить верхом, ты знаешь. Для таких, как ты, это так же просто, как дышать.
— Я ездила верхом? Я… — Ари стеснялась этого вопроса, но надо было его задать. — И как я ездила?
— Прекрасно, — буркнула доктор Бонс, неодобрительно фыркнув. Ари вспыхнула. Она знала, что самый страшный грех, с точки зрения доктора Бонс, это тщеславие. Хотя нет, подумала Ари. Не самый страшный. Тщеславие на втором месте. На первом причинение вреда животным. Доктор Бонс постучала стетоскопом по костяшкам пальцев. — Ты слушаешь меня? Я составлю для тебя программу верховой езды. И не таращите на меня, пожалуйста, мисс, свои огромные голубые глаза. Я знаю, как тебе не терпится. Так вот. Первую неделю ты ездишь верхом двадцать минут раз в день. Горячие ванны каждый день и по-прежнему массаж. Затем на следующую педелю два раза вдень по двадцать минут. Шагом. Затем часть шагом, часть рысью. Будем увеличивать время по двадцать минут, пока не дойдем до часа. После того, как дойдем до часа, попробуешь легкий галоп. Никаких прыжков через препятствия в течение месяца.
— Никаких прыжков в течение месяца, — подытожила Ари за обедом. Она была в таком возбуждении, что не видела, что в тарелке. — Если доктор Бонс не против, то я надеюсь, вы тоже не против?
Энн ткнула вилку в пюре:
— Скажи ей, Фрэнк.
— Кто, я? — Фрэнк покрутил усы, потом взъерошил волосы. Он ел горошек, и одна горошина запуталась в его тоненькой бородке. — Но почему я?
Энн отложила вилку и воззрилась на него в упор:
— Потому что у меня язык не поворачивается.
— Что он должен сказать мне? — спросила Ари.
— Проблема с Бегом.
Сердце у Ари оборвалось.
— Он не заболел. Заболей он, я бы знала. Я ведь чувствую почти все его мысли. А эта рана на лбу почти затянулась, правда ведь?
— Нет, нет, он здоров, милая. — Фрэнк похлопал ее по плечу. — Но пришли счета из больницы…
Ари пропустила это мимо ушей:
— Если Бег здоров, о чем речь. Можете выкладывать все.
Энн прокашлялась:
— Ты знаешь Кармайкла?
— Этот богач со своей дочерью? Вы мне говорили о нем.
— Мы… она без ума от Бега.
— Не мудрено, — усмехнулась Ари.
— Они предложили нам кучу денег за год.
— Что? — Ари была уверена, что произнесла это спокойно, и голос у нее не дрогнул. — Вы, конечно, отказались.
— Разумеется, мы не продаем его или что-нибудь в этом роде! — с видом оскорбленной добродетели воскликнул Фрэнк. — Это типа сдачи на прокат. Он будет оставаться здесь на нашем ранчо «Глетчеров ручей». Они и не собираются стать его владельцами — ничего подобного. Да он и не наш, чтобы продавать его.
