Мария Некрасова - Большая книга ужасов 32
— Не умею, — почти не соврал Макс. — Дайте пройти.
— Погоди. Там лопаты в предбаннике, хоть землянку оброй.
Обрыть землянку — не великий труд, проще сделать, чем отпираться. И быстрее. К тому же Старик отодвинулся от двери: лопата-то в предбаннике! Да и землянки обрываются не изнутри. Выскочить бы сейчас, да бежать, но было почему-то совестно. Что, Макс не человек, что ли? Землянку Старику не оброет? Она ж маленькая, работы на две минуты. Было бы от чего убегать!
Лопату Макс нашел, быстренько обрыл землянку снегом. Это и правда быстрее, чем отпираться. Снега в лесу хватает, раз-два и готово.
— Я все! — Макс вернул лопату в предбанник.
Старик вышел, посмотрел, что получилось, и, кажется, остался доволен:
— Можешь ведь, когда захочешь! Давай и дверь, а?
Макс уже стоял на лыжах. Он бросил через плечо:
— Не умею! — И побежал прочь. Делать ему нечего, зимой двери утеплять. Чудной какой-то этот Старик! К тому же мертвый.
Глава V
Он дерется!
Ночь еще не кончилась. И сон не шел: какие тут сны, когда по лагерю мертвяки разгуливают, люди пропадают. А все вокруг ведут себя, как будто так и надо. Может быть, кто-то сходит с ума? Макс пощупал себе лоб, пересчитал пальцы, вспомнил таблицу умножения. Вроде все нормально, хотя все равно не поймешь, если ты и правда того…
Ребята спали давно и крепко. Макс ухитрился вернуться из леса, никого не разбудив, хотя и лыжами погромыхал в предбаннике, и вообще. Вот как теперь уснуть, когда рядом никто не перешептывается, когда Колян ни на кого не цыкает, и даже Семушка не положил под подушку какой-нибудь вязкой дряни?! Дрыхнут все.
Макс лежал и смотрел в окно. Несерьезные уличные фонарики освещали только сугробы да соседний корпус, а дальше — темнота. Макс и так знает: дальше — забор, а за ним — лес. Угрюмый по-зимнему, черный. В темноте кажется, что он подступил еще ближе, к самому корпусу, и заглядывает в окно. А вон тот огонек — не фонарь над столовкой, а керосиновая лампа в землянке Старика. Подмигивает. За окном шумит ветер, да так, что стекла дребезжат, а Максу кажется, что это воет мертвяк в своей землянке. Холодно ему там, вон какая вьюга.
Фонарь опять мигнул, а когда зажегся, в окно уже заглядывал Старик. Все-таки не врет мелюзга, есть в нем что-то жуткое. Вроде старик и старик, если не знать, что он умер давно… Все равно жутко. Стоит, смотрит. Вот чего он, спрашивается, пришел? Чего ему надо? Стоит и смотрит на тебя. Спасибо, хоть стекол не бьет, как вчера…
— Выйди. — Голос доносился как будто из-под подушки. Макс так и вскочил, оглянулся: чего это она? Даже приподнял: нет ли там кого говорящего. Он, конечно, понимал, что с ним говорит Старик, а не кто-то из-под подушки, но оставаться лежать было немыслимо. Он вскочил, нашарил на стуле брюки и подумал, что выходить к Старику тоже не очень-то хочется. Оделся, сел. Чего этому мертвяку надо?
— Выйди! — настойчиво повторил голос, на этот раз откуда-то из-за спины. Как будто Старик уже в палате, вон там, в темном углу.
Что ж это делается! И выходить не тянет, и ослушаться трудно! Макс переставил свой стул на середину комнаты, подальше от говорящих углов. Он тоже парень не промах, его голыми руками не возьмешь! Если что, у Сереги в тумбочке есть отличный медвежий нож. С широким лезвием — шкуру снимать. Пусть только мертвяк подойдет!
— Да выйди же ты, наконец! — Стул выпрыгнул из-под Макса, да еще ножкой наподдал, сволочь. Ну нет! Ползком на четвереньках Макс добрался до Серегиной тумбочки, тихонько открыл дверцу — все равно скрипнула.
— Кто здесь? — пробубнил сонный Серега. Только этого не хватало! А Старик за окном не уходил.
— Конь в пальто. Тебе снюсь. Сухари вот ворую по тумбочкам.
— А… Ну-ну. — Серега отвернулся к стене, и Макс тихонько достал его медвежий нож. Попробуй, Старик, подойди теперь!
Макс вышел на середину комнаты, осторожно за спиной расчехлил нож. Интересно, Старик со двора его видит? По идее, во дворе фонари, а в корпусе темно. Старику со света должно быть не видно. Но у мертвяков же все не как у людей.
— Выходи, кому сказал! — Ближайшая кровать шевельнулась и, как живая, пнула Макса в спину. На кровати заворочался Семушка. Еще не хватало всех перебудить! Нет уж: сам связался с мертвяком — самому и разбираться.
Макс немного помешкал в предбаннике, отыскивая свои галоши (в темноте попробуй выбери из шести одинаковых пар!), накинул первую попавшуюся куртку и вышел.
Вьюга ударила по лицу, Макс аж захлебнулся холодным воздухом. Старик ждал на крыльце.
— Вьюга, — пожаловался он. — Холодно.
— Вижу, — кивнул Макс, сжимая за спиной рукоятку ножа. Неужели Старик и сейчас начнет про свою дверь? Это же безумие! И вообще:
— Что вам нужно?
— Мерзну я, — повторил Старик, как будто Макс должен сам немедленно все понять. А как тут поймешь, когда ничего не понятно?
— Разве мертвяки мерзнут?
Старик не обиделся на «мертвяка»:
— Только они и мерзнут. Ты, мальчишка, понятия не имеешь, что такое настоящий холод!
Ветер с налету врезал Максу в лицо, Макс невольно захлебнулся и закашлял. Понятия не имеешь, что значит настоящий холод, да?
— Я уже замерз. Что вам нужно?
Но Старик как будто не слышал, а продолжал свою воспитательную беседу:
— Не прикидывайся! Я в твои годы умывался во дворе в одних трусах. В сорокаградусный мороз! А дрова колол в одной майке!
— А в школу ходил в одном носке… — Макс начал злиться. — При сорока градусах вода бы в умывальнике замерзла!
Старик зыркнул на Макса так, будто тот родину продал. Причем ему и по двойному тарифу, да еще и обсчитал пенсионера-то! Но дело было не во взгляде. Старик не моргнул, не шевельнул и пальцем, а Макс мешком рухнул в снег.
Будто невидимым пастушьим кнутом ударили в поясницу. Макса согнуло пополам и воткнуло лицом в сугроб. Удар был крепкий: как надвое разбило. Он рыл снег носом, затылком и опять носом, катался, как будто строит берлогу… Берлога получалась: когда Макс, наконец, смог подняться, яма в сугробе была приличная.
Дышать было тяжело, и боль рикошетом отдавала в спину. Чертов мертвяк, кем он себя возомнил! Макс ловко сбил его подсечкой в ту же самую яму, замахнулся ножом…
В живот как будто вогнали кочергу, покрутили и отбросили Макса в свежий сугроб. Он бился подбородком о собственные колени, глотал снег и думал: «Не подавиться бы». Из тысячи звуков ночного лагеря он слышал только собственные хрипы и снежный хруст. Ну держись, дед!
Ноги, наконец, нашли опору, Макс поднялся и на полусогнутых подбежал к Старику. Боднул в живот, разогнулся, с ноги достал в лицо, добавил с правой в челюсть, мазнул лезвием по ладони… И понял, что проиграл.
Никогда Макс не попадал под машину, но ему казалось, что это ерунда по сравнению с тем, как пытал его Старик. По спине, по ногам, даже по глазам, кажется, лупило-резало, как пастушьим кнутом. Вьюга мела, Старик смеялся, а Макс катался в своей берлоге и думал, когда это закончится. Долго думал. Успел наобещать себе, что никогда больше не будет подходить к старикам, драться с незнакомыми, лезть не в свое дело. Да: Сашку больше не искать — тоже обещал. Это очень больно…
Наконец, Старик позволил встать. Макс поднялся, но разгибаться не спешил. Живот и поясница болели одновременно, как будто тебя уже насадили на шампур и сейчас будут жарить. Перед самым лицом в сугробе блестело лезвие Серегиного ножа. И чем он помог? Ничем не помог, кто-то переоценил свои силы. Нож, между тем, надо было вернуть хозяину и по возможности — незаметно. Макс потянулся и получил по рукам невидимой палкой. Старик даже не шевельнулся, а удар был. И какой!..
— Я сам возьму. Иди в корпус.
— Это Серегин!
— Перебьется твой Серега. Не он в лесу живет. — Старик быстро поднял нож и сунул за пояс.
— Эй! Он же меня убьет! — Очередной удар был Максу ответом. Нож отбирать не то чтобы расхотелось, но не сейчас. Сейчас все болит, хочется зайти в палату и упасть.
Старик подтолкнул к двери.
— Пойдем, покажешь, где твоя кровать. Холодно мне в землянке.
И Макс пошел. И показал. И Старик улегся на его кровать прямо в валенках, цинично ляпнув: «Спокойной ночи». Он сразу же уснул, как человек с чистой совестью. А Макс думал, они не спят!
Первым делом он попробовал забрать Серегин нож, но тут же получил по рукам. Старик при этом даже храпеть не перестал, вот в чем штука! И что теперь делать? Хоть спать-то где?
Ребята и Старик синхронно сопели, так умиротворенно, как будто назло. А Макс хромал по темному корпусу туда-сюда. Угораздило же связаться с покойником. Он ведь просто так не отстанет теперь. А еще это… Сашка пропал. Макс шатался по палатам, как привидение. Потом стащил у кого-то покрывало и забрался спать в стенную сушилку. Скинул чьи-то валенки, покрывало на полке расстелил, прикрыл за собой двери. Зато тепло.
