Сергей Вольф - Где ты, маленький "Птиль"
Минут через пять — семь выше по течению речки появился низко летящий винтокрыл, он пролетел надо мной и скрылся за поворотом, и звук его быстро стих. Сменив блесну, я сначала поднялся чуть вверх по реке, и когда тронулся вниз и до поворота оставалось метров десять, из-за него появились двое винтокрыльщиков в очках и шлемах и, весело маша мне руками и смеясь, быстро оказались рядом со мной; один из них, улыбаясь, положил мне руку на плечо, и тут же я получил вполне оглушающий удар по голове, в полусознании я «поплыл» вниз, к земле, они подхватили меня, и я, чувствуя, что бессилен что-либо сделать, успел-таки сообразить и не закричал: Оли могла связать мой крик не с винтокрыльщиками, выскочить… нет, ею я рисковать не мог. Эти, легко приподняв меня, бросились бежать к повороту реки, я впился в руку того, что был справа от меня, тут же прогремел выстрел, этот правый упал, упал и я, успев заметить, как спряталась в щель Оли с револьвером, второй снова оглушил меня легким ударом, и я в каком-то полутумане, не имея сил бежать, видел только, как он склонился над своим напарником, непрерывно стреляя в сторону щели, потом махнул рукой, закинул меня себе на плечи и потащил дальше, отстреливаясь, так что снова Оли стрелять никак не могла; он, гад, стрелял не переставая. Уже за поворотом, ближе к винтокрылу, я получил еще один легонький ударчик, который лишил меня сознания… не знаю, насколько. Я очнулся уже в воздухе. Я был привязан какой-то веревкой к креслу, соседнему с пилотским, а сам пилот, ведя винтокрыл одной рукой, другой развязал мой рюкзак, поднял пук травы, увидел рыбу, лежащую тоже на траве, и снова бросил верхний пук травы на рыбу и пришлепнул мой рюкзак сверху рукой, не обращая больше на него внимания. Увидев, что я немного пришел в себя, он сказал мне:
— Интересно, как хорошо ты видишь и хороша ли твоя память? Понимая, что терять мне нечего, я сказал:
— Не исключено, что твой напарник не умер, а сильно ранен. Ты должен был бросить меня, а не его. Стало быть, ты не из повстанцев. Ну что, прав я? — сказал я как-то даже грубовато.
— Более того, — сказал он и снял очки.
Это был… а, Урк. Тот самый кулачный боец, шпик квистории, которого вместе с а, Грипом чисто «вырубили» на вечере технициума Олуни и Каль-тут. Я — молчал.
3
Близилась ночь. Еще не совсем стемнело, винтокрыл стоял на маленькой поляне среди высоких деревьев леса, а, Урк ужинал, насильно запихивая куски еды и в мой рот, из чего напрашивался умный вывод, что я ему нужен живым. Поесть он мог и в воздухе, но мы уже давно сели, а несколько раньше он пробурчал: «Нет смысла лететь в Тарнфил днем, в самое пекло боя». Что я оценил довольно быстро, когда прошло головокружение от трех легких «педагогических» ударов а, Урка, так это свое незавидное положение.
— Ну, узнал ты меня? — спросил а, Урк, когда мы еще летели, а я немного отошел и думал: хвала небу, папа и остальные хоть будут знать от Оли, где я приблизительно, а не то чтобы просто как в воду канул. — Узнал или нет? — повторил а, Урк. А я подумал: коммуникатор-то мой и пистолет в рюкзаке под травой он не видел.
— Нет, — соврал я. — Не узнал.
— Плохое зрение, что ли? — спросил он. — Ты сидел в зальчике этого идиотского технициума, а я и мой напарник показывали, что такое кулачный бой, настоящий кулачный бой… Всё это было подстроено. (Я молчал.) Небось эти двое моро первую нашу пару не тронули, потому что, я думаю, были с ними в сговоре, заодно.
— Что значит «не тронули?» — сказал я. — Моро выиграли.
— Вот именно. А нас они искалечили.
— Как это?.. — удивился я. — Вы же опытные бойцы. Просто они у вас тоже чисто выиграли, так как вообще сильнее всех вас.
— Сильнее?! — прохрипел а, Урк. — Заткни глотку. Они нас искалечили. Мы лежали в больнице. В обмороке, с переломами.
— Ничего я не знаю, — сказал я. — И ничего я не заметил. Они вас уложили, и занавес опустился. Никто ничего не видел.
— Вот именно, — зло сказал а, Урк. — Чистая работа. Было у нас с а, Грипом одно дельце, не скрою, хотя и не скажу, какое. Острое дельце и денежное. За это нам и отомстили, но — бей меня по башке самым большим шаром здания квистории — ума не приложу, откуда они узнали об этом деле. Знали двое: я и а, Грип.
— Кто они-то? — глупо спросил я.
— Не твое дело. Не моро, конечно. В больнице мы кое-как пришли в себя, ну, все, думаю, пригрозили нам — и ладно. После разберемся. Бамбус, врач, кабан этот, жмет нам руки, мол, пока. Мы идем менять больничную одежду на нашу, в этой комнатке нас и связали. Кляп в рот, руки в наручники, ноги — веревкой, их там человек шесть из шкафа выскочило. В машину — и под Калихар, к повстанцам. Конечно, они нас там собирались кокнуть, но сначала само собой кое-что из нас вытянуть. Мы перестали врать, одну правду говорили — жизнь дороже. Не в том смысле, что они нас благородно отпустят, а что контроль будет послабее. В наручниках, но гуляй где хочешь — понимали, что мы с наручниками и без оружия в лес не уйдем. Но в одном они просчитались.
«Душу раскрывает, гад, — подумал я. — Или хвастается».
— Мы и в наручниках — кулачные бойцы. Тем более я когда-то летал. Оказались мы у винтокрыла, стоявшего с краю, а там двое всего повстанцев было. Два сильных удара ногами — те вповалку до утра. А мы — в машину и в небо. Это я мог сделать и в наручниках. Пока летели, а, Грип распилил наручники…
— Зачем ты мне все это рассказываешь?! — нарочито грубо спросил я.
Он поглядел на меня, расхохотался и сказал:
— Чтобы ты знал, с кем имеешь дело!
— Я это давно знаю. По трем ударчикам по голове.
— Кто стрелял?! — рявкнул он. Заревел как хурпу.
— А я откуда знаю? Мы жили в глуши, в палатке, я и отец. Недалеко был поселок моро, километрах в трех. Моро говорили, что рядом скрывается отряд повстанцев. Наверное, они и стреляли.
— Это почему это?! Из-за тебя, что ли?!
— А хоть бы и из-за меня! — Это я даже прохрипел зло. — Когда-то меня уже украли, кое-кто из квистории, делая вид, будто это повстанцы. Потом меня действительно выкрали повстанцы, разницу-то в обращении я заметил. И знаю…
— Это как же ты заметил? И что ты такое знаешь?!
— Я думал, ты умнее, — сказал я, наглея на глазах. — Ты же сам мне все рассказал. Вас ищут — это факт. Стрелять по вам могли и повстанцы-соседи: узнали о вас по коммуникатору…
Он глухо зарычал, но мне показалось, что в глазах его мелькнуло нечто вроде уважения ко мне.
— Да, телек я у повстанцев смотрел и слушал, — сказал он. — Слышал, когда они хвастались, что взяли вас под свою защиту, а Орика и дочь превратили в заложников. Взяли вас под защиту, а бросили в глухом лесу.
— Кулачный боец ты классный, — я рассмеялся, — но думаешь с трудом. Твоего дружка кокнули, а мы, видите ли, были без защиты в глухом лесу. Учти, по а, Грипу, мертвому или живому, «вычислят» и тебя.
— И все же твои повстанцы тебя не уберегли! — захохотал он. — Ловко я тобою закрылся, а? Ну, когда бежал к машине.
— Вы зря из-за меня сели, — сказал я.
— То есть как это зря?! Ты мне ого как пригодишься!
— Потеряли время. Не знаю, успели повстанцы под Калихаром связаться с Тарнфилом, что вы дали деру, но уж эти точно сообщат, которые кокнули твоего дружка.
— Каким это образом? Ради чего?
— Плохо у тебя с головой, — сказал я. — Да из-за меня, из-за меня же! Они не стреляли по вашему вертолету, потому что по его номеру знали, что он повстанческий, а вот когда вы поволокли меня… Зачем я тебе нужен?! — резко спросил я.
— Ты мне голову не задуряй, — сказал а, Урк. — Политория-то от вас, от землян, в восторге. Квистор, того и гляди, выменяет своего члена правительства, уля Орика, на тебя.
— Да-а, я в тебе ошибся, — сказал я. — Расчет умный. Тебя, может, даже в квисторию введут, каким-нибудь старшим инспектором.
— Бери выше, — сказал он. — Они бы мне в квистории дорого заплатили, доставь я им Орика — члена правительства. Но еще больше — за Орика-предателя.
— Как это — «Орика предателя»? — удивился я. — А так, — сказал он. — Я-то кое-что о нем знаю, квистория, может, и не знает, а я знаю. Повстанец он, этот ваш Орик, а по телеку объявили, что он заложник, для отвода глаз.
— Если он повстанец — в чем я сильно сомневаюсь, — сказал я. — То они его за меня не выдадут.
— Выдадут, — сказал он. — Ты — гость. Великий гость — вот смех! Ты спас его дочурку, красу Политории! Да они готовы его же кровью заплатить за твое всеполиторское благородство!
Внезапно у меня вдруг пропало всякое желание говорить с этим гадом. Что сейчас делается у моро? Оли давно вернулась и все рассказала. Пилли намерена быть в Гарнфиле, а папу, когда он узнает, что меня похитили, тоже махануть в Тарнфил теперь никто не удержит. Почему этот гад столько времени, можно сказать, беседовал со мной, что-то выспрашивал, чем-то даже делился? Я вдруг понял: у него была та же реакция, что и у узкоглазого, когда он изложил мне и Пилли свои условия Орику. Пилли заговорила, и он стал слушать, любое слово привязывало его к креслу, он хотел понять, разобраться, потому что был в себе не уверен, потому что боялся. И а, Урк тоже боялся, он, сам того не понимая, говорил со мной, желая услышать что-то успокаивающее, хоть что-нибудь. Он — боялся.
