Диана Джонс - Год грифона
– Сбейтесь-ка в кучу, – распорядился Блейд. – Я, пожалуй, не решусь больше использовать согревающие заклятия. Сдается мне, что на магию уходит куда больше воздуха, чем на все остальное.
Все сгрудились в центре пузыря, кроме Ольги, которая по-прежнему стояла, прислонясь к влажной стенке пузыря. Она задумчиво сказала:
– Они говорят, что уже несколько тысяч лет не видели растаявшей воды. Они буквально зачарованы этим зрелищем. Я спросила насчет воздуха. Они говорят, воздушные стихии тоже все заморожены.
Во влажной тени становилось довольно душно.
– Попроси их прислать нам воздуха, – сказал Рёскин, – а то мы все задохнемся. У нас в шахтах воздуха и то больше!
Ольга снова прислушалась.
– Они поссорились из-за этого, – сказала она, ко всеобщему ужасу. – Воздушные хотят лететь с нами. Они хотят повидать наш мир. А земляные говорят, что это нечестно. Они тоже хотят повидать голубую планету.
– Ну так скажи, пусть один из них тоже полетит с нами, – нервно предложил Блейд. – А я могу создать связь между ним и остальными, чтобы они тоже могли видеть все, что увидит он.
Последовала мучительно долгая пауза. Наконец Ольга откинула волосы за спину и протянула руки. От стенки ямы отделилось нечто похожее на обыкновенный ком красноватой земли и, точно жаба, прыгнуло прямо сквозь стенку пузыря в руки Ольге. Она, улыбаясь, поднесла его к лицу, словно держала котенка.
– Связь создать я и сама могу, не беспокойся, – сказала она Блейду. – Сейчас соберутся воздушные стихии.
По стенкам пузыря что-то застучало, зашелестело, и снизу, из-под ног, словно бы потянуло сквознячком. Под зонтиком закружились мелкие светлые хлопья, похожие на снежинки, и со дна и со стен ямы взвились такие же хлопья, которые прилипали к стенкам пузыря, точно железные опилки к магниту. Не прошло и нескольких секунд, как стенки пузыря оказались облеплены толстым слоем белых, сверкающих хлопьев. Всем казалось, будто они попали в снежный заряд. Все внутри пузыря погрузилось в голубовато-розовый сумрак. Однако дышать стало значительно легче.
– Спасибо! – с энтузиазмом сказал Рёскин. – Ольга, скажи им спасибо!
На его лице внезапно выступил пот, и даже с косичек в бороде начали падать капельки пота. Все взглянули на него и тут же отвернулись. Они поняли, что для гнома нет ничего страшнее, чем остаться без воздуха. И до сих пор Рёскину, видимо, казалось, что его худшие кошмары осуществляются.
Снаружи на стенки пузыря налипали все новые замороженные воздушные стихии. Земляной ком сидел на руках Ольги, источая сдержанное возбуждение. А Блейд обернулся к Клавдии:
– В чем именно выражается твое невезение?
Клавдия развела зеленоватыми ладонями:
– Да во всем! Все выходит наперекосяк. Особенно магия. Хуже всего бывает, когда я отправляюсь в путешествие. Причем каждый раз приключается что-то новое, так что я даже не знаю, чего ожидать. Мне случалось попадать в снежную бурю в разгар лета, и под оползни, и в наводнения, и в грозу… То меня ждут не в том месте, то мы потеряем тележку с припасами, то дорога рушится и приходится делать огромный крюк. То лошади охромеют, то дерево рухнет поперек дороги. То… то… Вот, например, когда я ехала в университет, то начала с того, что потеряла карту – по-моему, ее съели муравьи! – и мы заблудились и взяли слишком далеко к востоку, дорога вывела нас к пропасти и там оборвалась. Пришлось поворачивать назад. Легионеры говорили, что попытаются хотя бы доставить меня обратно в Кондиту. Они сердились и смеялись надо мной – так всегда бывает, когда люди сталкиваются с моим невезением. Но вместо того чтобы вернуться в Империю, мы забрели в джунгли, полные аллигаторов, и пришлось поехать на север, чтобы их обойти. А потом начались дожди. Они все никак не прекращались, и наконец небо очистилось, мы увидели на горизонте город, где находится университет. И отправились туда. По счастью, Тит распорядился, чтобы мы выехали с большим запасом времени. Он теперь всегда так делает. И все-таки я в конце концов туда добралась. Потому что мое невезение действует именно так.
– Давай разберемся, – сказал Блейд. – Ты ведь не использовала магию для того, чтобы ускорить путешествие, так?
– Конечно нет! – сказала Клавдия. – Легионерам бы это не понравилось.
– А может быть, следовало бы, – предположил Кит. – Все это очень похоже на сильный дар к перемещению, который каким-то образом выбился из колеи.
– Да, очень похоже, – задумчиво согласился Блейд. – А когда она сознательно применяет магию для путешествия, нас уносит на другую планету. Очень сильный дар.
– Но ведь у меня все идет наперекосяк, не только путешествия, – возразила Клавдия.
– Так это само собой, – объяснил Блейд. – У каждого мага есть одна, максимум две основные способности. Вот, к примеру, Ольга беседует с существами, которых я даже не вижу. И если основная способность каким-то образом искажается, все остальное тоже идет наперекосяк.
Ольга, чье лицо казалось розовым в странном полумраке, посмотрела на Лукина и пробормотала:
– Это объясняет, откуда взялись мои чудовища!
Блейд сидел, положив подбородок на руки и упершись локтями в костлявые колени, и задумчиво разглядывал Клавдию. Девушка отвернулась, явно пав духом.
– Ну, извини, – сказал Блейд. – Ты ведь поняла, да? Это твои собственные чувства искажают твою магию!
– Я не желаю, – сказала Клавдия, упрямо опустив голову, – не желаю признавать, что Вермахт был прав!
– Не знаю, что там тебе говорил Вермахт, – сказал Блейд, – но мне за тебя ужасно обидно. У меня такое ощущение, что ты должна быть не менее могущественной, чем Кверида. Ну-ка, дай подумать… Я часто бывал в Кондите, но тебя видел только однажды. Ты, наверно, часто уезжала?
Клавдия кивнула:
– Я, должно быть, все это время была на Болотах, с матерью. Она настаивала, чтобы я половину времени проводила с ней.
– А где тебе больше нравилось, в Империи или на Болотах? – спросил Блейд.
– Мне… – начала было Клавдия, но тут же осеклась и закрыла лицо руками. – Я все время пыталась убедить себя, – сказала она наконец, – что мне одинаково нравится и там и там. Но теперь, когда я вижу, что тут важна правда, я понимаю, что мне и там и там было одинаково плохо. Ну, в смысле, я очень люблю свою мать – и я любила бы ее еще больше, если бы она не ворчала так много, – а Тита я просто обожаю, но, когда я на Болотах, мне всё и все дают понять, что я нездешняя, я имперка, а когда я в Империи, то там мне еще хуже, потому что для всех я всего лишь грязная болотница – из грязи да в князи, и все такое. Ты хочешь сказать, что я уродилась невезучей оттого, что я полукровка?
В глазах у нее стояли слезы, огромные, блестящие, зеленоватые в этом метельном полумраке.
Блейд энергично замотал головой:
– Нет-нет! У полукровок как раз обычно способности более сильные. Погляди хотя бы на Кита с Эльдой, помесь льва, орла, человека и кошки. Нет, я имею в виду, что ты провела большую часть жизни, мотаясь между двумя местами, где тебе было плохо. А поскольку дар перемещаться у тебя чрезвычайно сильный, то он, разумеется, исказился. Это был твой способ визжать и брыкаться, пока тебя таскали туда-сюда.
Слезы, стоявшие в глазах у Клавдии, наконец пролились и покатились по ее впалым щекам.
– Ну да, конечно, в этом все дело! И как я сама не догадалась! Но что же мне теперь делать?
– Забудь о своем детстве, – посоветовал Блейд. – Детство кончилось. Теперь ты волшебница и можешь жить где захочешь.
Клавдия смотрела на Блейда, не отрывая рук от щек с дорожками от слез. Но ее лицо начало медленно расплываться в улыбке.
– Ох! – сказала она и полной грудью вдохнула морозный, головокружительно свежий воздух.
И тут Блейд неприметно кивнул Киту. Кит протянул когтистую лапу и дернул.
– Вот, – сказал он, выбрасывая что-то невидимое за белоснежную стенку пузыря. – С одной неудачницей разобрались. Остался второй.
– Со мной разбираться нечего, я про себя и так все знаю! – ощетинился Лукин. – У меня все из-за того, что я не хочу быть королем. Как подумаю, что когда-нибудь мне придется править, так сразу хочется зарыться в глубокую яму и остаться там навсегда. Так что, естественно, как только я пытаюсь совершить какое-нибудь магическое действие, у меня сразу получается яма. И с этим никто ничего сделать не сможет.
Фелим очень внимательно слушал, как Блейд разбирался с причинами невезучести Клавдии. И теперь он подался вперед и присоединился к допросу.
– А почему ты не хочешь быть королем? – спросил он. – Меня это всегда удивляло. Я – это понятно, я всегда хотел стать именно волшебником, но у тебя-то склад ума совершенно иной, и ты явно способен на большее, чем просто сидеть и зубрить заклинания.
Лукин удивленно заморгал. Потом призадумался.
– Понимаешь, быть королем – это такое нудное занятие! – сказал он наконец довольно капризно. – Все приходится делать так, и не иначе, потому что ты король, ты должен подавать пример. И денег вечно нету – а к тому времени, как я стану королем, их будет еще меньше, – и мы даже не можем позволить себе как следует протопить замок, и все из рук вон плохо, потому что туры разорили королевство, и…
