Татьяна Семенова - Монсегюр. В огне инквизиции
— Что ты уставился? — не выдержал Саша. — Давай, говори.
— Потому что этот второй был ты, — на одном дыхании выпалил Иван.
— Я?! — чуть не потерял дар речи Ветров.
— Да, ты!
— Не понял.
Саша не сводил с друга глаз. Аня, подойдя к Ивану, демонстративно потрогала его лоб:
— С тобой всё в порядке?
Иван отвёл её руку и с натянутой улыбкой произнёс:
— Да. Я в полном порядке.
В пещере на несколько минут повисла полная тишина. Наконец Саша прервал молчание:
— С чего ты взял, что это был я?
— Потому что я, то есть Пьер де Брюи, видел тебя и очень хорошо рассмотрел. Такого странного типа, как ты, трудно забыть.
Саша прошёлся по пещере. Было видно, что он сильно нервничал.
— Значит, ты хочешь сказать, что я каким-то образом попал в Монсегюр вместе с этим… Как его там?
— Эскот де Белькэр.
— Ну да, с Эскотом де Белькэром. Мы принесли письмо. Так? Что в этом письме?
— Я не знаю. Письмо вручили епископу катаров Бертрану Мартену и владельцу Монсегюра Раймонду Перелье. После этого они долго о чём-то совещались. На их совете присутствовали и вы с Эскотом.
— Что было потом?
— Вы пробыли в замке до следующего дня и ушли. А дальше в Монсегюре стали происходить странные события. Через день после вашего ухода епископ катаров Бертран Мартен вызвал к себе двух человек, самых верных и преданных — Пьера Бонне и Матеуса. Они долго о чём-то разговаривали. Как выяснилось позже, Бертран Мартен поручил им вынести из крепости часть сокровищ катаров и спрятать их. Также им было поручено передать деньги графу Тулузскому и его друзьям, чтобы те наняли людей, купили оружие и лошадей для военной помощи Монсегюру. И ещё Бертран Мартен собрал всех «совершенных» — а их в замке было около двухсот — и объявил, что через две недели, в Крещение, крестоносцы прорвут оборону замка и надо быть готовыми к защите. Мы не верили своим ушам! Через две недели нападение! Но как крестоносцы смогут подобраться к замку? Откуда стало известно о нападении? И самый главный вопрос: почему Бертран Мартен уверен, что крестоносцы прорвут оборону?
Иван остановился и перевёл дух. Друзья слушали его напряжённо, не перебивая.
— Вот такая головоломка, господа путешественники во времени, — сказал он. — Что думаете об этом?
— Получается, что ты вспомнил события, которые в скором времени произойдут? Да ещё с нашим участием? — воскликнула Аня вне себя о волнения. — Меня это радует.
Оболенский удивлённо поднял брови.
— Радует?
— Конечно. Значит, нас в ближайшее время не убьют.
— Я, вообще-то, видел одного Сашку, — заметил Оболенский и тут же пожалел о сказанном, заметив, как изменилось Анино лицо.
Саша находился под сильным впечатлением от Ваниных слов, если не сказать больше — он был в полной растерянности и смятении. Но даже в таком состоянии он нашёл в себе силы подойти к решению данной головоломки обстоятельно, со всей ответственностью. Отбросив эмоции и собравшись с мыслями, он резюмировал:
— Если всё это тебе не приснилось, то логично предположить, что о нападении на Монсегюр говорилось в нашем письме. Только вот я никак в толк не возьму: зачем именно мне нужно было тащиться в замок и предупреждать осаждённых? Языками я не владею, это раз. Во-вторых, мы пока что здесь в плену сидим, а не гуляем на свободе. И потом, кто такой этот Эскот де Белькэр? Каким образом я оказался с ним в одной связке? — Он немного помолчал, а потом задумчиво протянул:
— Да-а… Тут что-то не так. Предполагаю, что в письме было ещё что-то. И очень важное! Иначе зачем мы вмешались в историю?
— Вот именно, — поддакнула Аня. — Зачем Сашке понадобилось рисковать и тащиться в Монсегюр, где на каждом шагу крестоносцы?
— Мне кажется, я понимаю зачем. Но чтобы поняли вы, нужно знать, что произошло дальше.
— Рассказывай.
— Хорошо. Слушайте, — кивнул Иван и продолжил свой рассказ.
Когда крестоносцы осадили Монсегюр, катары, укрывшиеся в крепости — а их было около пятисот человек, — рассчитывали выдержать осаду. Голод и жажда им не грозили. В Монсегюре, как и в любой другой крепости, имелось своё подсобное хозяйство. К тому же при необходимости можно было раздобыть продовольствие в ближайших деревнях. В скалах пролегали тропинки, известные только местным жителям, что давало возможность обойти посты крестоносцев. Для нападавших же сама местность представляла огромное препятствие. Метательные машины были бесполезны при такой высоте скал, а подобраться к Монсегюру ближе, чтобы установить боевую технику у самых стен, не представлялось возможным. Единственная дорога, ведущая к крепости, надёжно защищалась осаждёнными. Для крестоносцев был один выход — отыскать другой путь к замку. Однако никто из местных не хотел помогать французам. Несколько месяцев осаждавшие бессмысленно топтались у подножья горы и уже почти потеряли надежду на победу, но…
Как известно, без «паршивой овцы» не обходится ни одно «стадо». Особенно если этой «овце» предложить приличные деньги. Много денег. И соблазнить заманчивыми обещаниями. Крестоносцам пришлось немало потрудиться, склоняя на свою сторону местных горцев. В конце концов их попытки увенчались успехом.
Двое предателей за внушительное вознаграждение вызвались провести их к южной стороне замка. Французы появились неожиданно. Этот склон охраняли только двое катаров. Расправившись с ними, крестоносцы установили там камнемётную машину. Но камни причиняли крепости не слишком большой ущерб, так как расстояние от боевого орудия до стены было около двухсот метров.
Иван прервался, пояснив:
— Это произошло 7 января, через две недели после прихода в Монсегюр Эскота де Белькэра и тебя, Ветров.
В конце января крестоносцы предприняли попытки завоевать последнее передовое укрепление. Те же горцы должны были незаметно провести французов к другой стороне замка.
В целях особой секретности операцию решили проводить ночью, несмотря на то, что тропа была очень опасной. Немногие местные жители решались ходить по ней даже днём. Несколько рыцарей с отборными пехотинцами, ведомые горцами, под покровом ночи выдвинулись к замку. Наутро, увидев, по каким отвесным скалам и через какие ущелья им пришлось пробираться, крестоносцы не на шутку испугались. Днём они никогда не решились бы на это.
Защитники крепости не ожидали вторжения. Завязался жестокий бой. В результате крестоносцам всё-таки удалось поставить вторую боевую машину. На этот раз от стен крепости их отделяло всего несколько десятков метров. Огромные камни попадали точно в цель и не давали осаждённым покоя ни днём, ни ночью. Крестоносцы, окрылённые неожиданным успехом, попытались захватить замок с помощью штурмовых лестниц, но катары, собрав все силы, отбивали атаки.
— Да, в тяжёлом положении оказались твои друзья, — покачала головой Аня.
— Я хочу добавить ещё вот что, — задумчиво произнёс Иван. — Когда крестоносцы прорвали оборону с южной стороны и поставили первую боевую машину, меня и ещё троих катаров — Амиэля, Хуго и Пуатвейна — вызвал к себе Бертран Мартен. Он сообщил, что скоро Монсегюр падёт. Это было неожиданным заявлением. Камнемётная машина не могла нанести сильных разрушений, и все это знали. К тому же мы надеялись на подмогу, да и сами рассчитывали стоять до конца. Однако Бертран Мартен был почему-то абсолютно уверен, что крестоносцы захватят Монсегюр, хотя на тот момент для этого не было убедительных причин.
— Так-так. — Ветров что-то обдумывал про себя. — Кое-что я начинаю уже понимать. Вань, признайся, это ты всё подстроил, чтобы спасти своего предшественника по прошлой жизни? Он ведь был в Монсегюре и крестоносцы наверняка его убили бы после захвата крепости. Всех катаров, как отъявленных еретиков, ждала смертная казнь на костре. Уверен, что этот Пьер де Брюи не погиб, а сбежал из замка. И всё благодаря нашему предупреждению.
Оболенский изменился в лице и резко ответил:
— Ты, Ветров, рассуждаешь как человек двадцать первого века. Для тебя нет ничего святого, кроме собственной жизни.
Саша на минуту опешил.
— Ну ты, Оболенский, совсем уже… — Не находя подходящего слова, он покрутил пальцем у виска. — Бросаешь в лицо такие обвинения! Что значит «нет ничего святого»?
— А что для тебя святое, за что ты можешь жизнь отдать? — голос Ивана дрогнул, было видно, что он сильно нервничает.
Ветров уставился на Оболенского. Ну и вопрос!
— Всё зависит от обстоятельств, — уклончиво ответил он наконец. — На войне наши деды и прадеды жизнь за Родину отдавали.
— Это наши деды. А ты?
— И я, если понадобится! — взорвался вдруг Ветров. — Не думай, что для меня Родину любить — это значит берёзки целовать. Ты чего на меня волну гонишь?
