Кеннет Оппель - Тёмное крыло
Ночная тьма едва начала покидать небо. Папа тяжело тащился по ветке. Сумрак поспешно разбудил Сильфиду, и они догнали его. Глаза отца больше не были тусклыми и блуждающими: в них горела свирепая целеустремлённость.
— Папа, вернись и отдохни, — сказал он, хотя инстинктивно знал, что именно делал сейчас его отец и куда он шёл. Он почувствовал, что не может сглотнуть.
— Иди, разбуди Австра, — шепнул он Сильфиде.
— В этом нет нужды, — спокойно сказал Папа.
— Сходи, поищи ещё немного той коры, — попросила Сильфида Сумрака.
— Нет, — сказал Икарон.
Он спланировал на соседнее дерево и продолжил идти, отыскивая самые дальние ветки.
— Не уходи, — произнёс Сумрак. Это были единственные слова, которые он смог вытянуть из неразберихи, царившей у него в голове. Отец остановился и оглянулся на сына.
— Я должен уйти.
Сумрак знал, что так поступают все живые существа — какой-то инстинкт уводил их прочь от живых сородичей, когда они осознавали, что смерть неизбежна. Его отец уходил, чтобы умереть в одиночестве, и страх и мука волной прокатились по всему телу Сумрака. Он беспомощно взглянул на Сильфиду.
Хромая, Папа продолжил ползти, а Сумрак и Сильфида безмолвно следовали за ним, не зная, что им делать. Они были тенями, тремя тенями, которые двигались в своего рода неопределённости, которая не была ни ночью, ни днём. Птицы ещё не взяли первой ноты своего утреннего хора. Когда отец остановился, чтобы отдохнуть, Сумрак и Сильфида остановились вместе с ним, позволяя ему задавать темп этого ужасного путешествия. Наконец, его, похоже, удовлетворило место, куда он пришёл, и Икарон забрался в глубокую борозду на поверхности ветви. Она немного напомнила Сумраку их старое гнездо на секвойе.
Отец закрыл глаза, словно сосредотачиваясь. В лесном безмолвии его прерывистое дыхание казалось громким.
— Есть одна вещь, о которой я должен тебе рассказать, — сказал он, глядя прямо на Сумрака.
Сумрак ждал, не зная, что ему предстоит услышать, будет ли это сказано чётко, или же бессвязно. Но голос его отца был спокойным, а глаза — ясными.
— То гнездо ящеров, которое ты обнаружил на острове — помнишь его?
Сумрак кивнул. Теперь это событие казалось таким давним, и совершенно не важным.
— Нова не уничтожала яйца, — сказал отец. — Это сделал я.
— О чём он говорит? — услышал Сумрак шёпот Сильфиды рядом с собой.
Но он даже не повернулся, чтобы взглянуть на неё. Он просто глядел на отца в изумлении, потеряв дар речи.
— Все те годы в прошлом, когда мы вышли из Договора, а другие рукокрылы изгнали нас, моим самым сильным желанием было найти для всех нас безопасное место. Остров выглядел идеальным пристанищем. Когда мы впервые появились на нём, мы исследовали это место и не заметили никаких признаков присутствия ящеров. Мы нашли секвойю — и как прекрасна она была — идеальный дом для новой колонии. Но в том же году, позже, когда я в одиночку патрулировал остров, я заметил двух ящеров. Очевидно, они попали туда с материка — возможно, по тем же самым причинам, что и мы сами. Возможно, их изгнали; возможно, они просто пытались найти хорошее место для гнездования. Ящеры были старыми; мне было видно, что их плоть поражена гнилостной болезнью. Они бы долго не прожили. Но у них в гнезде было четыре яйца.
Папа замолчал, делая долгие и медленные вдохи. Сумрак затаил дыхание.
— Я знал, какого они вида, — продолжил отец. — Это не были летуны. Крылатые ящеры мало чем угрожают нам. Это были наземные охотники, пожиратели мяса; и они умели забираться на деревья. Барат, Сол, ваша мама и я — у нас у всех были детёныши, которые тогда всего лишь учились планировать, охотиться и заботиться о себе. И в это время я стал воспринимать всё иначе. Когда я увидел эти яйца ящеров, я не захотел, чтобы они проклюнулись. Я не хотел, чтобы мои собственные дети стали их добычей. Я сделал то, что клялся никогда больше не делать. Я уничтожил яйца.
— Но… ты же врал мне, — сказал Сумрак. Почему-то это было единственное, что мог в этот момент осознать его ум, и он ощущал ужасную душевную боль. — Когда я рассказал тебе об этом, ты выглядел таким потрясённым, и ответил мне, что выяснишь, кто это сделал. Но ты всё это уже давно знал.
— Прости меня, Сумрак.
Сумрак тупо смотрел на кору. Всю жизнь у него не было никого, кому он доверял бы больше, чем отцу.
— Мама об этом знала?
— Я не сказал никому. Но некоторые птицы видели, что я это делал. Я слышал их вопли над головой. Я надеялся, что со временем они об этом забудут, но они, очевидно, передали эту историю своим птенцам.
Сумрак поднял глаза. Папа смотрел на него.
— Но всё, что ты рассказал, пусть даже было неправильно…
— Он делал это, чтобы сохранить нас в безопасности, — резко сказала Сильфида. — Сумрак, неужели ты не можешь этого понять? Он хотел, чтобы все мы были в безопасности!
Негодование сестры заставило Сумрака вздрогнуть.
— Нет, Сумрак прав, — спокойно сказал Папа. — Сильфида, ты не должна его упрекать.
Сильфида заметно остыла, но Сумрак видел, как в её глазах сверкают остатки прежнего негодования.
— То, что я сделал, было ужасным предательством моих убеждений, — раскаивающимся тоном сказал Папа. — Тем не менее, я это сделал. И это делает меня лицемером. И что хуже всего, я даже не сожалею о том, что сделал это, даже зная, что поступил неправильно. — Он печально кивнул Сумраку. — Когда у вас появятся собственные дети, возможно, вы поймёте и простите меня.
Его взгляд был умоляющим, и Сумрак хотел помочь ему, но он не был в этом уверен, потому что был ошеломлён вихрем мыслей в своей голове. Его горло вряд ли позволило бы вырваться наружу хоть одному слову.
— Папа, всё хорошо, — выдохнул он. — Ты очень хорошо заботился о нас.
Бока Икарона быстро поднимались и опускались, и он кивнул. У его дыхания появился странный запах, который заставил Сумрака почувствовать инстинктивное желание уйти прочь.
— Не хочу, чтобы ты умирал, — завопила Сильфида.
Сумрак в изумлении смотрел, как его сестра прижалась своей головой к голове Папы, беспомощно дрожа.
— У нас же не будет никого!
— Вы есть друг у друга, — с неожиданной строгостью сказал Икарон.
— Ты, — сказал он, глядя на Сильфиду, — энергична и сильна.
Сумраку показалось, что он слышал, как отец усмехнулся.
— …Ты можешь довести других до смерти, но ты сама останешься в живых. А ты, — сказал он Сумраку, — должен помочь колонии найти новый дом. Лети ввысь. Гляди вдаль.
— Буду, — пообещал Сумрак.
Когда отзвучали последние прощальные слова, все остальные слова уже казались глупыми, незначительными и крайне неуместными. После этого Папа уже больше ничего им не сказал. Однако они не уходили, и лишь когда он оскалил зубы и слабо щёлкнул ими в их сторону, отступили на несколько шагов. Но Сумрак не собирался отходить ни на шаг дальше.
Икарон повернулся к ним спиной. Он выглядел, словно новорождённый детёныш, сидящий в трещине коры.
Его тело иногда вздрагивало; Сумрак услышал, как отец бормочет про себя, и понял, что он перечислял имена всех своих детей, от первого до последнего. Свист его дыхания стал слабеть. Сумраку хотелось подползти поближе, лечь рядом и составлять ему компанию до самого последнего вздоха, но что-то остановило его. Призрак смерти отца кружился над ним, и Сумрак боялся, что, если он слишком приблизится, тот окутает его своими крыльями и унесёт с собой. Он смотрел и ждал. Когда же он подумал, что ночь никогда не закончится, то услыхал первые звонкие ноты утреннего птичьего хора.
— Он вправду умер? — спросила Сильфида.
— Не знаю.
Он нерешительно подступил к правому боку Папы и дотронулся парусом до его шерсти. Она была холодной.
— Папа, — шепнул он ему в ухо.
Не было ни ответа, ни движения. Глаза его отца были полуоткрытыми, но невидящими.
— Он умер, — сказал Сумрак.
Сильфида сгорбилась и прижалась к ветке, словно борясь с сильным ветром.
— Мы сироты, — сказала она.
Они долго молчали. Сумрак ощущал себя беспомощным и опустошённым. Он больше не боялся диатрим или фелид: худшее в его жизни уже случилось, и ничто иное уже не пугало его.
Насекомые уже начинали садиться на тело Икарона; Сильфида подобралась поближе и начала яростно разгонять их своими парусами. Это было бесполезно. Мух собиралось всё больше и больше; они садились вокруг его ноздрей, на поверхности потускневших, подёрнутых дымкой глаз. Сумраку не хотелось видеть своего отца таким.
— Давай, Сильфида, нам пора уходить отсюда.
Она продолжала яростно хлопать мух.
— Сильфида! — резко выкрикнул он, дёрнув её одним из своих когтей.
— Он одного лишь тебя лелеял, — закричала она. — Его глаза всегда глядели лишь на тебя. Я никогда не была причиной его гордости. Но ты со своими дурацкими неправильными парусами — вот, что его больше впечатляло!
