Алека Вольских - Мила Рудик и тайна шестого адепта
Как будто и не было воспоминаний о десяти годах дружбы, завязавшейся еще в детском саду. Не было лучшей подруги, с которой она делилась всем: бутербродами на переменах, решением задач на уроках алгебры, секретом о первой влюбленности в самого красивого мальчика школы. Все это куда-то исчезло — остался только живой факел, который корчился сейчас у ее ног, смотрел на нее жуткими, вылезшими из орбит глазами и визжал, страшно и безумно.
Ведомая неконтролируемым страхом, Мила несколько раз дернула ногой, пытаясь скинуть с себя руку в обхвате синего обшлага школьной формы. Но ничего не получалось — эта рука держала ее за щиколотку мертвой хваткой.
«Почему? Как она может так крепко держать? Она же горит! Она же вся горит! Почему она…»
— Отпусти! Отпусти меня!!!
В панике и ужасе Мила схватила ближайший стул и со всей силы ударила по мечущейся у ее ног огненной массе — рука, удерживающая щиколотку, отпустила.
Ринувшись вновь к окну, Мила распахнула рамы, залезла на подоконник… и только тогда почувствовала сильное жжение в правой ноге, одетой в школьный гольф. В шаге от того, чтобы выпрыгнуть из окна, она опустила глаза и от увиденного закричала во весь голос. Ее нога была охвачена огнем.
— Я ГОРЮ! ГОРЮ!!!
Нет. Не я.
Мила закрыла глаза и вдруг четко увидела его — темное пятно в центре ее лба. Оно пульсировало ужасом и отчаянием. Оно билось внутри нее, как маленькая испуганная птичка о стекло, одержимое страхом — животным, как природный инстинкт.
Ты — не я.
Воображаемая рука в сознании Милы потянулась к этому пульсирующему сгустку страха и схватила его в кулак. В центре ее лба тотчас вспыхнул очаг боли, которая словно фонтаном ударила по всему телу.
Ты должна уйти.
Мила сжала непрошеную гостью в воображаемой ладони сильнее, что было сил надавила, игнорируя приносящее боль сопротивление, и… без колебаний вытолкнула ее вон.
Первым, что она увидела, открыв глаза, было холодное январское небо. Опустив голову, Мила охнула — устеленная асфальтом земля была далеко внизу. Обнаружив, что стоит на подоконнике в проеме раскрытого настежь окна, она нервно сглотнула.
Сзади раздался грохот раскрывшейся под напором двери, а потом крик:
— Мила!
Она не успела даже обернуться, как чьи-то руки обхватили ее за талию и проворно сняли с подоконника.
* * *— Очуметь, — потрясенно произнес Ромка, выглядывая из окна. — Третий этаж — ты могла бы себе и шею сломать, если бы прыгнула.
— Это не я, — покачала головой Мила, закрывая глаза, чтобы на всякий случай проверить, что внутри нее больше никого нет. — Девочка. Она была здесь, в этом классе, когда в школе начался пожар, и собиралась выпрыгнуть из окна, чтобы спастись.
— Дух? — уточнил Ромка.
Мила кивнула.
— Пугающее ощущение, — сказала она. — Будто бы я сама была здесь тогда. Будто я… стала ею… этой девочкой.
— Но, кажется, ты не собиралась прыгать, — заметил Вирт. — Просто стояла на подоконнике.
— В какой-то момент я увидела ее в себе, — ответила Мила. — Словно со стороны. И заставила уйти.
Ромка озадаченно хмыкнул.
— Ты видела ее? — удивленно спросил он. — Когда дух того парня вселился в меня, со мной ничего подобного не было. Я с трудом осознавал, где он, а где я сам, и избавиться от него из-за этого было очень сложно.
Мила подняла на него глаза.
— Наверное, мне помогла моя Метка, — предположила Мила. — Каким-то образом она разделила мое сознание и сознание этой девочки. В этот момент я очень ясно увидела, насколько ее дух одержим ужасом.
Она сделала глубокий вдох.
— Я кое-что поняла, — сказала Мила. — Кажется, этот дух все еще живет тем днем. Для нее он еще не кончился, и длится уже… целых двадцать лет.
— Я подозревал что-то подобное, — произнес Вирт. — Скорее всего, эти духи не могут покинуть это место. Либо они сами не уходят, потому что все еще не осознали своей смерти, либо что-то их не пускает.
— Странно, — сказал Ромка, косо поглядывая на Вирта. — Почему они не вселяются в тебя?
— Разница между людьми и эльфами, наверное, — ответил Вирт. — Похоже, этим неупокоенным духам мое тело не кажется подходящим.
Он повернулся к Миле и поинтересовался:
— Зачем ты вошла сюда?
Мила секунду подумала и ответила:
— Зов. Я почувствовала зов и подумала, что…
Вирт покачал головой.
— Этот зов, как ты его называешь, не имеет никакого отношения к нам. Его издают духи.
— Как будто просят о помощи, — догадалась Мила.
Вирт задумчиво окинул взглядом помещение класса.
— Что-то вроде.
Они вышли в коридор.
— Это последний этаж, — сказал Ромка. — Мы ничего не нашли. Будем обходить всю школу еще раз?
Шедший впереди него Вирт вдруг остановился — казалось, его заинтересовала открытая дверь в один из классов.
— Что там? — спросила Мила и подошла ближе.
Стоило ей только заглянуть внутрь аудитории, как она обо всем догадалась.
* * *Это определенно был когда-то класс химии. К ученическим столам с металлической обивкой были подведены краники. За закрытыми дверцами шкафов у дальней стены класса стояли уцелевшие стеклянные сосуды от мензурок до больших реторт. Возможно, когда-то стены в этом классе были увешаны всякими формулами и схемами молекулярных соединений, а рядом с доской висела таблица химических элементов, но пожар, бушевавший здесь двадцать лет назад, уничтожил все в своем испепеляющем чреве.
Как и в остальных помещениях школы, стены здесь были почерневшими от копоти. Такими же черными были обгоревшие оконные рамы и подоконники.
— Значит, он преподавал в этом классе, — озвучила свою мысль Мила. — Алхимик из рассказа Экзота Думы… Но здесь он был простым учителем химии.
— Посмотрите, — сказал вдруг Ромка. — Портреты на стене неплохо сохранились.
Мила подошла к другу, который разглядывал одну из стен класса, и озадаченно нахмурилась — вся стена была увешана портретами. Большинство из них сильно обуглилось, рамы почернели, стекла в рамах были разбиты, но лица людей, изображенных на портретах, остались нетронутыми.
Ромка приблизился к стене.
— Кажется, это известные химики, — сказал он. — Здесь можно прочесть по нескольку букв от фамилий.
Направившись вдоль портретов, он на ходу читал:
— Нделе… Менделеев, это даже ребенок разберет. Авуаз… Этого я не помню…
— Лавуазье, — подсказал Вирт.
— Наверное, — согласился Ромка. — Рцели…
— Берцелиус.
— Утле…
— Бутлеров.
Ромка с подозрением посмотрел на Вирта.
— Откуда ты их всех знаешь? Они что, твои давние знакомые?
Вирт усмехнулся.
— Я не настолько старый, — с иронией ответил он. — Я просто достаточно хорошо образован.
Ромка хмыкнул и снова повернулся к портретам.
— Смотри-ка! — тут же удивленно произнес он, приблизившись к следующему портрету. — А этот вообще целехонек! Здесь даже имя полностью сохранилось — Арнальдо де Виланова.
Заметив, как нахмурился Вирт, Мила быстро подошла к портрету, о котором говорил Ромка.
— Как такое может быть? — присмотревшись, поразилась она. — Такое ощущение, что огонь этого портрета не коснулся вообще. Посмотри, Вирт! Даже края рамы не обгорели!
— Кто он? — спросил Ромка, когда Вирт подошел к ним. — Тоже химик?
На портрете был изображен круглолицый мужчина с короткой темной бородой и пышным воротником-жабо под подбородком.
— Арнальдо де Виланова, — прочел вслух Вирт, словно желая убедиться в подлинности имени. — Этот человек жил много веков назад в Испании и был известным алхимиком. Ему удалось создать гомункула — искусственное подобие человека, тело без души. Записи о его опытах были утеряны, и ни один алхимик до сих пор не смог повторить его достижения.
— Что делает портрет алхимика в кабинете химии, — удивилась Мила, — в обычной средней школе Внешнего мира?
— А что еще интереснее, — добавил Ромка, — почему он сохранился, когда все вокруг сгорело? Посмотрите, оконные рамы обуглились, а эти портреты…
Он дотронулся до поверхности одного из портретов.
— Это бумага. Она должна была истлеть при таком пожаре. Даже стекла в рамах от высокой температуры полопались.
Вирт сделал шаг вперед и проделал то же самое с портретом Арнальдо де Вилановы.
— А вот это холст, — произнес он. — Но сути это не меняет — пусть холст и толще бумаги, но в огне он также уцелеть не мог.
— Ты прав, — согласилась Мила. — От этих портретов ничего не должно было остаться, кроме обуглившихся рам, но лиц на них почти не коснулся огонь, а портрет Арнальдо де Вилламовы невредим.
Она подошла к портрету и, подняв руки, ухватилась за край рамы.
