Филип Пулман - Северное сияние
Наконец она доползла туда, где, согласно её подсчётам, должен был располагаться конференц-зал. Это был участок, лишенный каких-либо коммуникаций, вентиляционные и отопительные трубы уходили вниз в одном месте, а все потолочные панели равномерно освещены. Она прижала ухо к панели и, услышав шёпот взрослого мужского голоса, поняла, что нашла правильное место.
Она прислушалась, а потом осторожно поползла до тех пор, пока не оказалась как можно ближе к разговаривающим.
Там изредка раздавался звон столовых приборов, стекла или разливаемых напитков, то есть они ужинали. Как ей показалось, она слышала четыре голоса, включая госпожу Коултер. Остальные трое были мужчины. Похоже, они разговаривали о сбежавших деймонах.
— Кто отвечает за эту секцию? — сказала госпожа Коултер благородным музыкальным голосом.
— Студент по фамилии МакКей, — ответил один из мужчин. — Но такую возможность должны были предупредить автоматические механизмы.
— Они не сработали, — сказала она.
— При всем уважении к Вам, они сработали, госпожа Коултер. МакКей заверил нас, что он закрыл клетки, когда покидал здание сегодня в одиннадцать. Внешняя дверь вообще не должна была открываться в любом случае, так как он зашел и вышел через внутреннюю, как и всегда. Так же он чётко запомнил, что включил сигнализацию, набрав пароль. Несмотря на то, что всё это было проделано, сигнализация была отключена.
— Но она не была отключена, — сказала она.
— Нет, она была. К сожалению, она сработала тогда, когда все были снаружи, принимая участие в противопожарных учениях.
— Но когда вы вернулись…
— К сожалению, обе сигнализации подключены в одну цепь, это просчет проектировщиков, который будет непременно исправлен. Это привело к тому, что, когда пожарная сирена была отключена после учений, лабораторная сигнализация также оказалась отключенной. Но даже тогда это можно было заметить, так как после любого нарушения распорядка проводились проверки. Однако если припомнить, Вы появились как раз в тот момент и захотели сразу же встретиться с лабораторными работниками у себя в комнате. Следовательно, довольно долго никто не возвращался в лабораторию.
— Ясно, — сказала госпожа Коултер холодно. — В таком случае, деймонов освободили во время самой учебной тревоги. Это расширяет список подозреваемых, и теперь в него можно включить всех взрослых на станции. Что вы думаете об этом?
— А что вы думаете о том, что это мог сделать ребенок? — сказал кто-то другой.
Она молчала, и тогда заговорил второй мужчина:
— У каждого взрослого было задание, требовавшее неотступного внимания, и все задания были выполнены. Невозможно, чтобы кто-то из работающих на станции смог открыть дверь. Таким образом, получается, что кто-то извне пришёл с намерением сделать это, либо какой-то ребенок добрался туда, открыл дверь и клетки, и вернулся к главному зданию.
— И каким образом вы ведете расследование? — проговорила госпожа Коултер. — Хотя нет, подождите. Поймите, доктор Купер, я ни в коем случае не срываю на Вас злобу. Мы должны быть предельно осторожны. То, что обе сигнализации подключены к одной цепи, это просто ужасная ошибка. Её нужно немедленно исправить. Может быть татарский офицер, отвечающий за охрану, поможет Вам в Вашем расследовании? Думаю, это возможно. Кстати, где были татары во время пожарной тревоги? Я полагаю, Вы думали об этом?
— Конечно, — устало сказал мужчина. — Охрана полностью занята в патрулях, все до единого. Они ведут тщательные записи.
— Я уверена, Вы делаете, всё, что можете, — сказала она. — Однако ситуация такова. Очень жаль. Но хватит об этом. Расскажите мне о новом сепараторе.
Лира почувствовала нервную дрожь. Это могло означать только одно.
— А, — сказал доктор, оживший после смены темы, — это настоящий прогресс. Используя первую модель, мы не могли полностью преодолеть риск смертельного исхода в результате шока, но мы улучшили ее.
— Скраелинги голыми руками справлялись лучше — заметил мужчина, который до сих пор молчал.
— Века практики — сказал другой.
— Но какое-то время простое отрывание было единственным вариантом — сказал основной участник разговора, — однако, операции со взрослыми были слабой стороной этого способа. Если Вы помните, мы отклонили множество вариантов из-за причин, связанных со стрессом. Но первым крупным прорывом было использование анестезии в сочетании с ямтарическим скальпелем Майштидта. Мы смогли сократить смертность в результате шока до пяти процентов.
— А новый инструмент? — спросила госпожа Коултер.
Лира трепетала. Кровь пульсировала в ушах, а Пантелеймон прижимался к ней своим горностаевым мехом и шептал:
— Тише Лира, они не сделают этого, мы не позволим им сделать это.
— Да, это было весьма любопытное открытие лорда Азраэля, которое дало ключ к новому методу. Он открыл, что сплав марганца и титана имеет свойство отделения тела от деймона. Между прочим, что происходит сейчас с лордом Азраэлем?
— Возможно, Вы не слышали, — сказала госпожа Коултер. — Лорд Азраэль сейчас ожидает исполнение смертного приговора, действие которого временно приостановлено. Одним из условий его изгнания в Свальбард было полное прекращение его философских изысканий. К сожалению, он каким-то образом достал книги и материалы, и он достиг такого этапа развития его еретических исследований, когда весьма опасно оставлять его в живых. В любом случае, совет Ватикана, похоже, начинает обсуждение вопроса смертного приговора, и возможно он будет приведен в исполнение. Но Ваш новый инструмент, доктор. Как он работает?
— О, да, смертный приговор, Вы говорите? Боже милостивый… Прошу прощения. Новый инструмент. Мы исследуем, что происходит, когда отделение производится, когда пациент в сознании, и конечно такое не может быть проделано с помощью процесса Майштадта. Так что мы разработали некое подобие гильотины, можно так сказать. Лезвие изготовлено из сплава марганца и титана, ребенок помещается в небольшую кабину из сетки того же сплава, деймон туда же. Пока есть соединение, существует связь. Затем лезвие опускается, разрывая связь. Они — отдельные субъекты.
— Мне лучше посмотреть на это, сказала она. — В скором времени, полагаю. Но сейчас я устала. Думаю, мне пора отдохнуть. Завтра я хочу увидеть всех детей. Мы узнаем, кто открыл дверь.
Девочка услышала звук отодвигающихся стульев, обычные любезности и закрытие двери. Затем Лира услышала, как оставшиеся сели и продолжили разговор, но уже тише.
— Что произошло с лордом Азраэлем?
— Полагаю, он пришел к совершенно противоположной идее о природе Пыли. Вот в чем дело. Это самая что ни на есть глубокая ересь, понимаете, Церковный Суд Благочестия не может допустить иного трактования, кроме официально разрешенного. К тому же, он хочет провести эксперимент.
— Эксперимент с пылью?
— Тише! Не так громко…
— Вы полагаете, она напишет нелицеприятный отчет?
— Нет, я думаю, Вы вели себя с ней превосходно.
— Меня беспокоит ее отношение…
— Вы имеете в виду не философское?
— Именно. Личную заинтересованность. Не люблю использовать это слово, но в этом есть что-то поистине дьявольское.
— Это несколько через чур.
— Но Вы помните первые эксперименты, она тогда была полна энтузиазма увидеть их разделенными.
Лира ничего не могла поделать: крик вырвался из груди, и в тот же миг она вся напряглась и задрожала, и нога соскочила с подпорки.
— Что это?
— На потолке…
— Быстро!
Раздался звук отталкиваемых стульев, бегущих ног и двигающегося стола. Лира попыталась уползти, но там было так тесно, и еще до того, как она смогла продвинуться на несколько ярдов, кто-то внезапно толкнул потолочную панель рядом с ней, и она увидела испуганное мужское лицо. Она была так близко, что могла разглядеть каждый волос в его усах. Он был испуган, так же как и она, но у него было больше свободы движения, он мог протянуть руку в дыру и схватить её руку.
— Ребёнок!
— Не дайте ей уйти.
Лира вцепилась зубами в его веснушчатую кисть. Он закричал, но не отпустил её, даже когда пошла кровь. Пантелеймон рычал и плевался, но без толку, так как мужчина был намного сильнее, и он всё тянул и тянул до тех пор, пока другая её рука, отчаянно цеплявшаяся за подпорку, не ослабила хватку, и она на половину провалилась в дыру.
До сих пор Лира не произнесла ни одного звука. Она зацепилась ногой за острый металлический край наверху и сражалась сверху вниз, царапаясь, пихаясь, щепаясь и плюясь в ярости. Мужчины задыхались и хрюкали от боли или напряжения, но всё тянули, тянули.
И внезапно все силы покинули её.
Как будто чья-то чужая рука забралась к ней внутрь, туда, где не имела права находиться, и вырвала до самое сокровенное.
