Константин Глебов - Кыш-Пыш и армия Вия
— Путешествия под водой — смелое решение. Вряд ли современный уровень техники, да и будь какой, позволят осуществить это. — сказал он.
Никифор не сомневался, что на самом деле чародей хотел сказать. "Только волшебство способно сотворить подобный корабль."
— Пусть это всего лишь макет, но я уверен, что Генрих Карлович мог бы довести эту модель до действующего образца. — выступил в поддержку науке Никифор.
— Нет, не мог. — твердо возразил Львовский — Где во возьмете энергию необходимую для подобных путешествий? Насколько мне известно, паровой двигатель не подходит для работы под водой. Я уже не говорю о подаче кислорода.
Генрих Карлович ответил:
— Вы правы, не годиться.
И тут же с гордостью добавил:
— Но я нашел ответ на ваш вопрос и он находится в следующей комнате.
Никифор и Львовский переглянулись, и оба выразили готовность немедленно продолжить экскурсию, дабы увидеть самый ценный экспонат.
Шестая по счету комната оказалась погруженной в таинственный полумрак. Здесь не было привычного для этого дома нагромождения научных изобретений, только один стол и только один экспонат, лежавший на этом столе и накрытый покрывалом.
Генрих Карлович прошел к столу и остановился возле него.
— А это — объявил он, торжественно как конферансье на открытие в цирке — одно из моих главных изобретений — перпетум мобиле. Практически действующая модель. Правда, несколько уменьшенная копия и нуждающаяся еще в некоторых доработках.
— Вечный двигатель — не выдержал Львовский и сделал шаг вперед.
— Он самый. — кивнул изобретатель и одним движением сдернул ткань.
В скоплении проводов, переплетении полупрозрачных трубок и колб, на столе пульсировало "сердце" вечного двигателя. Оно изливало в окружавший полумрак нежно голубоватое свечение, которое исходило от кристалла правильной формы, заключенного в серебряный обод.
— Источник бесконечной энергии, будущее человечества. — проговорил Генрих Карлович с отцовской любовью глядя на свое детище.
Филин на плече у Львовского вытянул шею и едва не касался двигателя своим крючковатым клювом. В больших глазах птицы как в зеркале отражалось "сердце" вечного дигателя. Никифор заметил, как птица повернулась и что-то шепнула своему хозяину. Львовский загадочно кивнул в ответ, а потом обратился к изобретателю:
— Вы сказали, что эта копия нуждается в некоторых доработках? — уточнил он.
Генрих Карлович прервался от созерцания своего детища и с горечью в голосе заключил:
— Для постоянной работы моего двигателя не хватает одного очень важного элемента.
Кристалл идеальной формы и идеальной чистоты. Если такой и существует в природе, то мне о нем ничего неизвестно.
Львовский отнесся к нему с пониманием.
— Кажется, я знаю, о каком камне вы говорите.
— Неужели?
— Не вы первый кому он понадобился? До вас на земле было много других, кто пытался раздобыть кристалл с такими качествами.
— Умоляю вас, не томите — воскликнул Генрих Карлович — скажите, вы знаете, где достать такой кристалл.
Львовский покачал головой.
— К сожалению, нет. Но мне известно, кое-что об его изготовлении. В основном, из трудов средневековых алхимиков. Они называли этот камень — философским. И по некоторым данным, величайшие из алхимиков, например, Парацельс, смогли получить его.
Генрих Карлович сокрушенно посетовал.
— Я так и знал, что мне не суждено увидеть свое детище в законченном варианте.
— Не спешите расстраиваться, дорогой вы мой — Львовский, который был на голову выше сухенького профессора, положил свои огромные лапища на плечи изобретателя. — Возможно, я смогу помочь вам в усовершенствовании вашего двигателя. Конечно, сначала мне необходимо кое-что возобновить в памяти, порыться в старых архивах, посоветоваться со своим секретарем. — произнося последнее, он хитро покосился на филина.
Генрих Карлович, конечно, не понял, кого имел ввиду Львовский, но был ему очень благодарен.
— Я так рад, что, наконец-то, встретил того кто может по достоинству оценить мои изобретения.
Пока они переходили в соседний зал, Никифор поравнялся с Львовским и сердито процедил ему на ухо:
— Философский камень — вы в своем уме!? Вы бы ему еще кровь дракона предложили или шкуру саламандры для опытов.
Львовский пожал плечами и ответил:
— Но здесь, действительно, необходим философский камень.
Никифор не нашелся, что ему возразить.
Горевшей в соседней комнате лампочки не хватало, чтобы осветить все помещение сразу. Из полумрака в углу комнаты видны были огромные железные конечности. При ближайшем рассмотрении, стало понятно, что это части одного механизма. Профессор включил больше света, и гости увидели, рыцарские доспехи. Полированные пластины закрывали плечи, а массивный грудной панцирь напоминал бронированную стену. Несмотря на свой грозный вид, железный великан имел совсем небольшую голову. Никифору стало интересно, зачем профессору понадобилась такая груда железа у себя дома? Генрих Карлович не был любителем старины. Да и размеры доспехов — метра три в высоту, казались, уж очень невероятными. Никифору, почему-то сразу вспомнился его былинный однофамилец — Илья Муромец. Вот, кому, пожалуй, мог подойти подобный "костюмчик".
То же самое мнение, разделял и Львовский.
— В Европе я посетил множество замков. Но такие доспехи нигде не встречал! — признался он.
Генрих Карлович важно откашлялся.
— И не удивительно. Потому что это не совсем обычные доспехи и дело не только в их размерах. Это "Усовершенствованный бронированный скафандр — модель Богатырь". Он предназначен для работы в опасных условиях. Человек, одетый в такой скафандр будет обладать сверхсилой, сверхвыносливостью и сверх…
— …Оружием. — закончил вместо него Львовский.
Профессор сердито нахмурил брови и его бородка-клинышком вытянулась строго по вертикале, как стрелка компаса.
— Я скорее собственноручно уничтожу все свои изобретения, чем позволю хотя бы одному из них служить машиной разрушения.
Львовский обезоруживающе поднял руки.
— Я только озвучил то, что само собой напрашивается на вывод, после всего услышанного об этом чудо-костюме.
— Попрошу в моем доме так больше не шутить.
Не смотря на заверения Львовского, Генрих Карлович не скоро вернулся в прежнее, приподнятое расположение духа. На демонстрации скафандра "Богатырь, их экскурсию можно было считать оконченным. Они поднялись на второй этаж, в маленькую столовую, где гостей ожидал полностью преобразившийся "домашний эльф" изобретателя.
На Аде не осталось никаких следов сажи и машинного масла. Девушка, успела не только умыться, она переоделась в платье персикового цвета и сколола волосы на затылке жемчужным гребнем. Ее голубые глаза, сияли из под пушистых ресниц, не хуже кристалла вечного двигатели.
Львовский отреагировал моментально.
— Май либен фройлян, я очарован — проворковал он, рассматривая девушку чересчур откровенно.
Ада ответила ему легким реверансом.
Никифор краснел как мальчишка, но не в силах был сочинить не одного подходящего комплимента. Кажется, его язык вовсе приклеился к гортани. От этого он еще больше терялся и злился сам на себя. Зато, за столом Никифору повезло. Благодаря любопытству изобретателя, за столом молодые люди неожиданно оказались предоставленными лишь друг другу. Генрих Карлович пристал к чародею с расспросами относительно его птицы, выпытывая подробности ее механического устройства. Львовский на ходу сочинял не очень убедительные ответы. Слушая их разговор, филин с каждой минутой становился все мрачнее и мрачнее, нахохливал перья.
"Ну, и поделом нахальной птице", порадовался про себя Никифор, вспоминая обстоятельства своего утреннего пробуждения.
Некоторое время Никифор с Алисой поглощали бублики с чаем и честно пытались слушать многомудрые речи двух ученых мужей, но потом им обоим это наскучило. Ада нашла повод сбежать вместе с Никифором на веранду. Она сказала Генриху Карловичу, что хотела бы подышать свежим воздухом, а Никифор вызвался ее сопроводить. Девушка была не против, поэтому Генрих Карлович с легкостью отпустил их.
С веранды открывался не забываемый вид. Обступивший дом профессора живой изгородью заросший сад, вряд ли, мог вызвать восхищение. Зато кроме сада утопающего в зелени, видны были крыши домов и мелкие жилки улиц, и темно-серебристая лента реки. Дом изобретателя находился на возвышенности, поэтому юго-восточная часть города лежал у его ног. Первые огни зажженные на улицах и в окнах домов, напоминали первые звезды, робко проступающие на ночном небе. Совсем скоро их должно было стать намного больше. А что может быть лучше, чем стоять и любоваться на скопление звезд лежащих у твоих ног?
