Джон Пристли - Сноггл
— Давайте переправим его в угольный подвал, там душно, — предложил Робин.
— Ни за что! Какая дикая мысль! Может, он там и поправится, зато будет обижаться и расстраиваться.
Дедушка прекратил дымить.
— Чтобы он окончательно пришел в себя, надо, видимо, принять более решительные меры.
— Ты имеешь в виду устроить ему еще большую духоту? — уточнил Джеймс.
— Временно, пока он полностью не отойдет, нам, наверное, стоило бы поместить его в шкаф.
Но все трое закачали головами.
— Нет? Отчего же?
— Он битком набит всякой всячиной, — объяснил Джеймс.
— Меньше чем за пятнадцать минут мы его не освободим.
— А ждать так долго нельзя, — добавила Пег, — придумай еще что-нибудь, дедушка.
Тот снова достал трубку и, нахмурив брови, сосредоточился на ней, как будто она должна была подать ему идею. Затем размеренно произнес:
— Тогда его следует чем-то накрыть.
— Я уже знаю, чем, — подхватил Робин и поспешно устремился к двери, которая вела в прихожую и наверх.
Пег не вполне одобряла его расторопность.
— Все потому, что он считает, что прилетел космический корабль, он же без ума от этого. Если бы наш бедняжка просто-напросто сбежал из зоопарка, Робин бы и пальцем не шевельнул.
— Точно, сидел бы и читал, — подтвердил Джеймс.
— Космическую идею я полностью не принял, но и вообразить, что это существо из зоопарка, я тоже не могу. Если только не предположить, что кто-то содержит секретный зоопарк чудищ, — отозвался дедушка.
Джеймсу идея понравилась.
— Зоопарк как из фильма ужасов, где содержат монстров, изобретенных сумасшедшими учеными.
— Ой, перестаньте, — взмолилась Пег и посмотрела на существо. — Ты у нас вовсе не чудовище, правда? Просто не такой, как мы.
Джеймс изобразил американца:
— И вы сможете подтвердить эти слова под присягой, мисс Хупер? — Он скорчил Пег глупую гримасу, она ответила ему тем же.
Вихрем влетел Робин со старым ковриком и телескопом в руках.
— Коврик должен подойти — не слишком тяжелый. Но мне кажется, что сначала нашего гостя стоит отодвинуть немного назад. Дедушка! Джеймс!
Втроем они полузатолкали, полузатащили существо в простенок между шкафом и окнами. Если бы Пег попросили, она бы тоже помогла, хотя и не чувствовала себя вполне готовой прикоснуться к нему. Существо по-прежнему не открывало глаз, и она очень беспокоилась.
— Осторожно, не сделайте ему больно.
— Он в порядке и не имеет ничего против.
— Он такой плотный, тяжелый. Вот попробовала бы ты его поднять, тогда бы поняла… Пожалуй, хорошо встал. Теперь дело за ковриком.
Они покрыли существо ковриком, который расправили так, чтобы он равномерно свисал со всех сторон почти до самого пола.
— Повредить ему это не должно, — рассудил дедушка. — Но, разумеется, мы будем за ним приглядывать.
— Вы с Пег, думаю, справитесь с такой задачей, да, дед? А мы с Джеймсом тогда могли бы пойти на разведку. Тут ведь могут бродить еще подобные ему существа. Для этого я телескоп и прихватил.
— По-моему, разглядеть что-нибудь в телескоп просто невозможно, — заявила Пег не без пренебрежения. — Мне лично никогда не удавалось.
— Ну, у меня, значит, лучше получается, — сказал Робин. — И потом, это единственное, чем мы располагаем. Бинокль уехал с родителями. Идешь, Джеймс?
— Иду, а вот телескоп можно было бы и оставить.
— Ладно, мальчики, — заговорил дедушка тоном доброго старшего друга, — отправляйтесь, но недалеко и не задерживайтесь. На наших руках остается бедный Шалтай-Болтай… Лучше — через двери, чтобы нам не пришлось заново затыкать щели на окнах. И еще одно, друзья, будете искать космические существа — поглядывайте и за земными. Кто знает, вдруг поблизости уже прогуливается миссис Тара-Торка с двустволкой.
— Есть! — отрапортовал Джеймс.
— Смело вперед! — подыграл Робин.
Через несколько минут после их ухода Пег, которая было призадумалась, вдруг заявила:
— Нет, только не Шалтай-Болтай. К нему не идет.
— Что-что? Ах, ты о нашем приятеле, что сидит под ковриком? Я не предполагал давать ему имя, назвал его так просто, условно.
— Но имя у него должно быть.
— Разумеется, с именем удобнее.
— И кроме того, вежливее и более доброжелательно, — продолжила Пег. — И если мы дадим ему имя, он, может, станет на него откликаться.
— А вот за это я не поручусь; потому что не представляю, как мы сумеем сообщить ему его имя. Но имя все же ты придумай.
— Хорошо.
Но хорошо вышло не сразу. Ей пришлось потрудиться почти целую минуту. Затем, улыбаясь деду, Пег сообщила:
— Сноггл.
— Снаггл? — поразился дедушка.
— Нет, не Снаггл, он не настолько уютный.
— Я бы сказал, совсем не уютный.
— Вот я и предлагаю Сноггл, Оггл, а не Аггл.
— Ясно. Есть еще какие-нибудь серьезные соображения?
— Да, он похож на Сноггла.
— Ага. Ну, если столь весомый аргумент и можно опровергнуть, то я-не знаю, как.
Сноггл стоял покрытым по-прежнему. Пег подошла и, не приподнимая коврика, напряженно прислушалась.
— Ты думаешь, с ним все в порядке? Что-то я не слышу, как он дышит, дедушка.
— А я и не слыхал, чтобы он дышал.
Дедушка погрозил ей пальцем.
— Ты, я смотрю, начинаешь думать, что он — яйцеобразная собака? Учти, он не имеет ничего общего с известными тебе животными. Он — нечто совершенно иное.
Пег вернулась на свой стул.
— Ты на него взглянешь, дедушка, да? Ну пожалуйста!
— Хорошо, но еще минутку-другую пусть подождет.
Поудивлявшись немного про себя, Пег сказала:
— Так, но если Сноггл — нечто совершенно иное, откуда он взялся и как сюда попал?
— К сожалению, не имею ни малейшего понятия, моя дорогая.
— Но ты же не веришь в космический корабль?
— Не хочу верить. Как-то не представляется правдоподобным, серьезным. И все же было такое впечатление, будто что-то спустилось, да и звук был соответствующий. Но я, в отличие от Робина, не жажду космических кораблей. Я всей душой за то, чтобы держаться подальше от научной фантастики.
— Я тоже. Только давай уже посмотрим на Сноггла, дедуля.
Он пошел. Пег — следом. Слегка постанывая, дед опустился на колени и высоко приподнял край коврика, чтобы удобнее было глядеть. Свободной рукой он оперся около Сноггла.
— Ой! Стой! — в голосе дедушки прозвучала тревога.
Пег испугалась, но не успела еще и слова сказать, как заговорил дедушка:
— Прекрасно, Сноггл. Никакого злого умысла с твоей стороны. Надо понимать — тебе лучше. Скоро мы тебя освободим от этой тряпки. — Он опустил коврик, по-стариковски покряхтел, вставая, повернулся к Пег и улыбнулся.
— Ему действительно много лучше?
— Определенно, — заверил дедушка. — Глаза широко раскрыты, и вид довольно оживленный — для Сноггла.
— Что ж ты вскрикнул? Я уж подумала, что он тебя укусил.
— Ай-яй-яй, дорогая, ты должна все-таки хорошенько усвоить, что это Сноггл, а не собака какая-нибудь. Он просто положил свою лапу мне на руку. А я испугался от необычного ощущения: прикосновение было холодное, не кожа, но и не металл — что-то среднее.
Пег сморщилась:
— Теперь я и вовсе не хочу, чтобы он оказался всего лишь механизмом.
— Нет, не похоже. И лапу свою он мне на руку положил не случайно. Это был дружеский жест, без сомнения, правда-правда, Пег.
Она запрыгала от восторга.
— Вместо нашего рукопожатия! Замечательно! Он сказал, что чувствует себя лучше. Этак мы скоро научим его понимать отдельные слова.
— Возможно, возможно. Но не стоит забывать, что он в корне отличается от всех существ, которые нам известны.
— Знаю, знаю, — начала было Пег, но тут же осеклась и воскликнула: — Ой, смотри, смотри!
Сноггл каким-то образом скинул коврик и теперь, вот он весь тут как тут, стоял, широко раскрыв глаза.
В порыве радости и воодушевления Пег сообщила ему, что все идет просто замечательно, что он очень, очень умный Сноггл и даже, наверное, еще лучше и умнее, чем можно подумать. И тем не менее, теперь, когда она его снова увидела, она не могла не почувствовать, что он действительно необычайное, странное существо. Пока он сидел под ковриком, она, как дедушка и предполагал, решила для себя, что он — ну что-то вроде экзотического домашнего животного, но теперь это представление о нем отпало. Она даже засомневалась, а не механизм ли он все-таки. И уже было собиралась поделиться своими опасениями с дедушкой, как сам Сноггл остановил ее: его глаза, до сих пор смотревшие в никуда, переместились на нее, потом на дедушку, потом снова на нее, и так несколько раз.
— Ты заметил, дедушка, — сказала она, снова вдохновляясь. — Он говорит нам, что чувствует себя лучше, много лучше!
