Вольфганг Колльберг - Хранители жемчужного жезла
— Миллен, вы заснули? Я спрашиваю, он один такой?
Бен очнулся от своих мыслей.
— Нет, шеф, мы собрали… думаю, еще около двух тысяч.
— Больше двух тысяч?! Где? Ну, говорите же, наконец!
Опять он, этот постоянный подтекст: «Если ты, парень, не понимаешь, что к чему, вылетишь!»
Бен Миллен поспешил ответить:
— Два часа назад они выплыли из облаков и приземлились на мостовую во дворе. Все — сцепившись по трое, так сказать, в тройной комплектации. Они лежали там в полном оцепенении, нам оставалось только собрать их.
— Кому это «нам»?
— Ну, Джефферсу и мне.
— И никого больше там не было?
— Нет, шеф.
— Где они сейчас? — спросил Фолдерс и попытался скрыть свое возбуждение.
— На складе № 9. Мы поместили их в полусферы 01–56739. Там эти существа смогут дышать, но выбраться не смогут.
Половинка шара 01–56739 имела сверху маленькое отверстие, которое запечатывалось после наполнения игрушки дистиллированной водой.
— На склад № 9 может кто-нибудь попасть? — озабоченно спросил Фолдерс.
— Нет, шеф, мы заперли дверь, а ключ у Джефферса.
— Джефферса в мой кабинет, срочно! — рявкнул Фолдерс по селектору.
Отъезд
Клининг был не в духе. По приказу короля он спешным шагом двигался к побережью в сопровождении двух безнадежно чокнутых, из которых один — само легкомыслие, а другой — законченный тугодум. Можно было бы полететь, ведь их трое, но нет: камарин Голиаф настоял на том, что они должны взять с собой лежачего больного, и это в поездку бог весть куда!
— Представьте себе, а вдруг вам встретится человек!
Даже если Легкомысленный и Тугодум потащат больного с собой на носилках, при встрече с человеком он им не поможет. Никто из троих спутников иллантина никогда не видел человека и не знал, какими большими они бывают. Да при одном взгляде на человеческого младенца они бы обмочились со страху. Спасти страну! Мир! Камарин, который считал себя его другом, мог бы посвятить его во все и пораньше. Предвечную Деву и он бы увидел с удовольствием. С досады Клининг движением руки заставил возникнуть маленький комок земли и яростно пнул его в небо, как футбольный мяч.
— Класс! — воскликнул Вальмин, посмотрев вслед комку. — А можно мне тоже разок?
— Вот до чего дошло! — буркнул Клининг.
Этого только не хватало. Еще учить их человеческому футболу! Кстати, Клининг никогда не понимал, какой смысл в том, что двадцать два человека, как идиоты, бегают за одним мячом. Люди вечно ведут себя так, словно они — сама рассудительность. Чванятся своим техническим прогрессом и тем, что высадились на Луну, хотя если это не трюк, то совсем неплохое достижение. По крайней мере, Клининг не знал никого в Королевстве духов, кто это когда-либо сделал, даже из числа авторитетных магов. А люди, умея многое, что за гранью волшебства, как дети малые, возились с этим дурацким кожаным мячом, только чтобы закинуть его в одну из двух нелепых сеток, которые они установили по обе стороны поля. Притом это оказалось не так просто сделать. Чаще чем один или два раза за три ризальта[2] это редко кому удавалось. Оно и понятно: перед каждой ловчей сетью стоял некто, который как сумасшедший кидался на мяч и тем самым препятствовал тому, чтобы он попал в сеть… Сумасшедшие они, эти люди.
Что всегда жгуче интересовало Клининга, так это устройство, которое они называли «компьютером». С тех пор как они располагают этим ящиком, они могут творить миры монстров, духов и даже гномов, которых потом разглядывают в больших залах на огромных стенах или дома в маленьких ящиках. Хорошо, что в целом все сделано примитивно и далеко от реальности. Но, во-первых, им не дано видеть мир фей и духов, чтобы знать, как монстр выглядит в действительности («Если б только они это знали!» — Клининга передернуло), а во-вторых, они только начинали колдовать с этим железным ящиком. Если бы у людей была лишняя пара тысяч лет поупражняться, их монстры выглядели бы куда реалистичнее… Но эта слабоумная игра в футбол! Обезьяньи бега.
Клининг ужаснулся своим мыслям. Он почувствовал близость моря, когда легкий солоноватый бриз коснулся его щеки. Взгляд иллантина скользнул над дюнами, над головами Вальмина и Вугура, которые, смеясь и спотыкаясь, тащили цветочные носилки, а на них с воплями мотался туда-сюда Вильдо. Дети!
Маг взглянул в синее небо над спокойным морем. Высоко над горизонтом сияло теплое весеннее солнце, обливая полуденным светом бело-серебристых чаек, которые, едва видимые, неторопливо совершали облет маленького острова-континента, дрейфующего в просторах Мирового океана. Клининг вздохнул: такая идеальная летная погода, а он должен совершить эту непредсказуемую вылазку в Большой мир, да еще в компании трех олухов!
Уже при одной мысли об этом иллантин почувствовал тошноту. Он терпеть не мог море — страдал морской болезнью. С первого же урока плавания, когда Клининг, как все крохотные гномы, поступил в школу капитана Арона Юмбера, ему становилось плохо каждый раз, когда он ощущал движение палубы под ногами. Он за версту обходил даже морские карты, один взгляд на которые рождал у мага приступ морской болезни. Он был летчик, прирожденный пилот.
Вальмин с Вугуром, хихикая, наблюдали за Клинингом. Они знали, какой из него моряк. Вугур с самым невинным видом спросил, есть ли у Клининга морская карта и каким курсом им плыть.
Лицо иллантина позеленело:
— Нет у меня карты! Мы пойдем вдоль берега к земле, которую нам укажет орион-альбатрос!
Оберон
— Тихо!
Оберон, король эльфов и фей, в ярости взмахнул своим Хрустальным жезлом над столом и едва не покалечил крохотное существо, находившееся перед ним на королевском столе. Все замерли. Рука Оберона тут же отпрянула в замешательстве. По Залу фей пробежал холодок ужаса: король едва не совершил величайшее злодеяние, используя Хрустальный жезл, который был единственным гарантом его нерушимого владычества. Прозрачный, как чистый кристалл, окутанный дымкой времени, мерцающий таинственным светом, лежал он в руке Оберона. Внезапно Жезл стал издавать протяжный звук, который медленно нарастал, рождая ощущение тревоги. Феи затаили дыхание… Но звук начал затихать и наконец смолк.
Король со вздохом откинулся на спинку трона и взглянул на растерянные лица присутствующих, пытаясь подавить охватившее его смущение. Слишком часто бьющий ключом темперамент короля вызывал звон Священного жезла Урании, но никогда еще никто не замахивался им. Каждый в Зале знал: если символ королевской власти станет, пусть случайно, орудием насилия в отношении живого существа, он будет осквернен, и закат народа фей станет неизбежным, хаос и тьма воцарятся в мире. Но пока горит свет праматери Урании, Та Сторона стоит нерушимо.
Озабоченно смотрел на происходящее канцлер Объединенного Королевства эльфов, фей и духов почтенный Овангар. Новый взрыв темперамента Его Величества станет пищей для слухов о неуправляемости Оберона и может вызвать новые волнения в королевстве, а их и без того хватает.
Вздохнув и видя, как посол Лингардии, благородный ксараксар Кирмас многозначительно поднял бровь, он подумал о предстоящих объяснениях с представителями дипломатических миссий при дворе фей. Кирмас, как и все лингардцы, в избытке наделенный коварством и страстью к интригам, похоже, был даже рад случившемуся. Заметив, что канцлер смотрит в его сторону, ксараксар слегка поклонился, не смягчив ни взгляда холодных глаз, ни издевательской улыбки. Овангар заставил себя кивнуть дипломату и встретил жесткий взгляд лингардца с видимым спокойствием, однако ощутил скрытую угрозу, исходившую от посла. Лингардец же поспешно опустил глаза, словно опасался, что мудрый канцлер сможет прочесть в них его подлинные намерения.
Как и остальные в зале, Овангар с интересом взирал на существо, едва не ставшее причиной гибели многих народов. И в этот момент канцлер почувствовал, как им овладевает глухой необъяснимый страх. Что-то происходило; что-то, чего Овангар не мог контролировать, потому что не вполне понимал сути происходящего.
Между тем все феи и духи молчаливо взирали на стол. Взгляды тысяч глаз (а Зал фей был бесконечно велик и мог вместить целые народы) сосредоточились на крохотной точке на столе перед королем, но никто не отважился произнести ни звука. Даже озелес — духи, олицетворявшие силу разума, которые отбросили все телесное и состояли собственно из духовной ауры, — прервали потоки мыслей, с помощью которых общались.
Воцарилась тишина, в которой каждый осознавал, что только что избежал участи худшей, чем тысячелетнее превращение в противоположность.
Тысячелетнее превращение — такова была кара за государственную измену. Несчастного приводил в Зал фей конвой ледяных воинов химизов, от одного взгляда которых кровь стыла в жилах.
