Хоуп Мирлис - Город туманов
Когда он красноречиво закончил речь, Прунелла со слезами на глазах произнесла:
— Папа, ты спас нас! Ты и Закон!
— Вы и Закон! Вы и Закон! — эхом повторили за ней остальные Цветочки Кисл.
— Шантеклер и Закон! Шантеклер и Закон! — завопила толпа.
* * *Ярмарка вдруг исчезла. Он оказался в незнакомом городе, посреди огромной толпы, спешившей в одном направлении.
— Они ищут кровоточащий труп, — прошептал невидимый проводник, и слова эти наполнили господина Натаниэля невыразимым ужасом.
Толпа тоже исчезла, оставив его в одиночестве на улице, безмолвной, словно могила. Однако он заторопился вперед, так как знал, что должен что-то найти, хотя никак не мог вспомнить, что именно. На каждом углу господин Натаниэль натыкался на покойника, которого стерег каменный попрошайка с лицом точь-в-точь таким, как у гермы в саду Тарабаров. Ужас объял его. Что, если среди трупов он обнаружит одинокого мальчика с веселой карусели!
Сама мысль об этом причинила ему невыносимую боль.
И тут господин Натаниэль вспомнил Ранульфа… Ранульфа, ушедшего в страну, из которой нет возврата.
Однако он последовал за сыном, чтобы вернуть его назад. И ничто не остановит его.
Наклонившись, господин Натаниэль прикоснулся к одному из трупов. Он был еще теплым и шевелился. Натаниэль подумал, что может заразиться какой-нибудь таинственной болезнью.
«Все это нереально, — твердил он себе. — Просто у меня разыгралось воображение. Так что беспокоиться не о чем, что бы не случилось».
Стало темнеть. Натаниэль заметил, что один из каменных попрошаек увязался за ним, превратившись в четырехногое животное. Это оказался Портунус. Животное могло защитить его, но могло и причинить ему вред. Поэтому следовало соблюдать осторожность.
Наконец Натаниэль вышел на площадь и увидел по одну ее сторону огромное здание с куполом, а по другую — скрытый в темноте дом, населенный причудливыми созданиями.
— Что еще могло привести его сюда, если не эти очаровательные твари? — произнес кто-то совсем рядом.
Господин Натаниэль оглянулся. Улицы вдруг наполнились крошечными зелеными человечками, восковыми фигурками с каминной доски Хэмпи, гримасничающими седобородыми старикашками, окруженными очаровательной ребятней, одетой в жучиные крылышки.
Они танцевали старомодный танец. Так ведь это фигурки на развевающемся на ветру гобелене!
Он вновь ощутил под собой седло своего коня. И вдруг услышал позади тихие шаги. Обернулся, но оказалось, что это ветер шуршит опавшими листьями. Город и его странная фауна исчезли, он вновь скакал по вьючной тропе в полной темноте. Наступила ночь.
Глава XXVIII
«Именем Солнца, Луны и Звезд и Золотых Яблок Заката»
Хотя возвращение на свежий воздух реальности принесло ему облегчение, Натаниэль испытывал страх. Он оказался в полном одиночестве посреди ночи в самой сердцевине Эльфова перехода. К тому же Луна принялась подшучивать над ним, превращая деревья и валуны в гоблинов и диких зверей. Луна была почти полной, а прошлой ночью — или это ему показалось — она находилась в третьей четверти и шла на ущерб. Как могло случиться такое?
Но неужели это время осталось позади него в Доримаре? И вдруг крылатым чудовищем, вырвавшимся из своего воздушного логова, на него налетел вихрь. Сосны скрипели, трещали и гнулись, шелестела трава, тучи закрыли Луну.
Несколько раз его едва не выбросило из седла. Поплотней запахнувшись в плащ, он с невыразимой тоской вспомнил про оставшуюся в Луде теплую постель; и тут ему пришло в голову, что он как раз очутился в той самой ситуации, которую нередко воображал на уютном ложе, чтобы подчеркнуть степень своего благополучия, — он был утомлен, ему было холодно, а ветер старался забраться под камзол.
Неожиданно ветер стих. Луна выплыла из-за облаков, сосны выпрямились и замерли. Однако конь его почему-то забеспокоился, встал на дыбы. Натаниэль тщетно пытался успокоить животное. Конь задрожал и рухнул на землю.
К счастью, Натаниэль остался цел и невредим, если не считать нескольких синяков, неизбежных при падении мужчины его комплекции и веса. С трудом поднявшись, он склонился к животному. Конь испустил дух.
Некоторое время он сидел рядом с павшей лошадью… его последней связью с Лудом и привычным миром; глубокое уныние и боль в теле мешали ему продолжить путешествие пешком.
Вдруг откуда-то донеслась пронзительная и сладкая мелодия, кто-то играл на неведомом ему инструменте. Или это был голос? Натаниэль отчетливо различил слова:
Ветер несет мечты,
Волк прячется в звездный куст,
А жизнь — это нимфа…
Улыбка не тебе предназначенных уст.
С лилией на окне, с соком травы в вине.
С зеленью многоликой,
С ветвью хлесткой и дикой,
С клубникой и голубикой.
Голос умолк, Натаниэль закрыл лицо ладонями и зарыдал.
В этой волшебной и сладостной музыке звучала его Нота. На сей раз в ней не было страха перед грядущим, однако она пробудила в его груди мучительное раскаяние, он осознал, что упустил нечто важное, что уже никогда не вернется к нему.
Вдруг он ощутил чье-то прикосновение к своему плечу.
— А, это ты, Шантеклер! Старый фантазер! Что с тобой? Неужели крик петуха досаждает теперь и Шантеклерам? — нежно и в то же время насмешливо произнес ему кто-то на ухо. Обернувшись, Натаниэль увидел герцога Обри.
Герцог улыбнулся.
— Ну, вот, Шантеклер, — проговорил он, — вот мы и встретились наконец! Твоей семейке удалось избегать сетей не один век, но когда-нибудь вы должны были угодить в них. К тому же, сам того не подозревая, ты был одним из моих тайных агентов. А как я смеялся, когда вы с Амброзием Джимолостом клялись друг другу словами, взятыми из моих мистерий! И когда ты, ругаясь и божась перед дверью в комнату с моими гобеленами, произносил заклятие сильнейшее из всех известных в стране Фейри.
Запрокинув голову, он залился серебристым смехом. Внезапно смех умолк, и герцог с глубоким сочувствием посмотрел на господина Натаниэля.
— Бедный Шантеклер! Бедный мечтатель! — мягко проговорил он. — Как часто я желал, чтобы мой мед не был столь горек на вкус! Поверь мне, Шантеклер, я охотно отыскал бы противоядие против горьких трав жизни, однако такого рода растений нет ни по эту сторону гор, ни по ту.
— И все же… я никогда не ел плодов фейри, — промолвил господин Натаниэль, при этом голос его дрогнул.
— В моем саду растет много деревьев, и они приносят многочисленные плоды — музыку, мечты, горе, а иногда и радость. И ты, Шантеклер, ел плоды фейри каждый день, и однажды, возможно, вновь услышишь свою Ноту, впрочем, этого я не могу тебе обещать. А теперь я дарую тебе видение, иногда они оказываются сладкими на вкус. — Умолкнув на мгновение, он сказал: — А знаешь, почему пал твой конь? Потому что ты достиг пределов страны Фейри. Ее ветры убили животное. Пойдем со мной, Шантеклер.
Взяв господина Натаниэля за руку, герцог поднял его на ноги, и, преодолев несколько ярдов по вьючной тропе, они остановились на краю просторного плато. Под ними призрачный лунный свет озарил унылый простор нагорья.
Тогда, воздев к небу руки, герцог Обри возопил громким голосом:
— Именем Солнца, Луны и Звезд и Золотыми Яблоками Заката!
И пустошь вдруг превратилась в прекрасную плодородную вечную обитель Весны. Среди яркой зелени юных пшеничных полей белые и розовые стояли плодовые деревья в полном цвету, между ними курились синие дымки далеких селений, а дальше простирался огромный луг, усыпанный васильками и маргаритками, образовывавший великое внутреннее море страны Фейри. И все здесь — корабли, шпили, дома — было небольшим, ярким, изящным и все же реальным. Это был как бы Доримар, но не совсем; скорее, Доримар преображенный, каким господин Натаниэль увидел однажды свой город с Грамматических полей. Вглядываясь вдаль, он понял, что в этой земле не воет по ночам ветер, что все здесь постоянно и незыблемо, как деревья, как нарисованный на картине пейзаж.
И вдруг все исчезло. Как, впрочем, и сам герцог Обри, и теперь господин Натаниэль оказался один перед разверзшейся перед ним черной бездной, откуда доносился гомерический хохот.
Значит, и страна Фейри тоже иллюзия? Неужели Ранульф сгинул в пустоте?
Помедлив секунду-другую, Натаниэль бросился в пропасть.
Глава XXIX
Хейзл получает известие, а к ламе Календуле прилетает первая ласточка
Полученная от Люка Хэмпена информация позволила властям Луда пресечь наконец контрабандный ввоз плодов фейри. Теперь Пестрянку перегородили сетями, и все хитроумно сплетенные короба, плотно набитые плодами, перехватывали у самого истока. После этого Немченс больше не сталкивался со случаями употребления в пищу зловредных плодов. Тем не менее жизнь его легче не стала, поскольку казнь Эндимиона Лера едва не вызвала народное восстание. Вооруженная дубинками рассвирепевшая толпа, во главе с Распутной Бесс, ворвалась во двор Ратуши, перерезала веревку, на которой тело оставили висеть на виселице в назидание всем злодеям, и унесла его прочь — на Грамматические поля, где еще не видели столь длинной погребальной процессии.
