Сэйдж Блэквуд - Джинкс
– И теперь те, кто сидел в бутылках, вернутся к жизни?
– Нет, – сказал Симон. – Однако они будут свободны.
– А что это значит?
– Не знаю, – ответил Симон. – По-твоему, я знаю все на свете?
Он зажег свечу, поднес к ней зажим со склянкой, покачал ее над пламенем. Потом взял из ступки щепоть порошка, снял что-то с полки – что именно, Джинкс не разглядел, – и отправил все в склянку.
– Ты уничтожил бо́льшую часть силы Костоправа, – сказал после некоторого молчания Симон. – Молодец.
Похвалы Джинкс слышал от Симона так редко, что только через минуту понял: его похвалили.
– Ну, мне в этом сильно помогли, – сказал Джинкс. – Но почему он не отправлял их в бутылки живыми?
– Потому что для этого необходимы куда более сложные чары.
– И они требуют человеческих жертвоприношений, – сказал Джинкс.
Симон резко повернулся к нему:
– Кто тебе такое сказал?
– Разве это не магия смертной силы? И ты использовал ее против меня!
– Не говори глупостей, – ответил Симон. – Ты ведь присутствовал при этом. Разве я принес кого-нибудь в жертву?
– А меня?
– Ничуть, – сказал Симон. – Я же говорил тебе: тот, кто умеет смотреть, почти всегда сможет найти в магии обходной путь. Для этого и потребовались корешки Дамы Гламмер.
Джинкс видел: он говорит правду.
– Как по-твоему, что было в другой бутылке? – спросил Джинкс. – В той, окруженной лентами дыма?
– Не имею представления, – ответил Симон. – Но ты правильно поступил, не коснувшись ее.
Значит, какое-то представление ты все же имеешь. Как имел его и Джинкс.
– Я думаю, она содержала жизнь Костоправа.
– Возможно, – согласился Симон.
– Теперь он опять начнет убивать людей, так? Чтобы вернуть себе силу.
– Я намерен помешать ему в этом.
«Однако прежде ты ему не мешал», – подумал Джинкс. Он вспомнил зеленый, имевший форму бутылки страх, возникавший у каждого человека при мысли о Костоправе. Как правило, у разных людей и чувства выглядят по-разному, однако этот страх у всех был одинаков, как будто… ох!
– Ты накладывал на людей заклятие – и давно уже, чтобы заставить их бояться Костоправа? – спросил Джинкс.
– Нет, конечно, – ответил Симон. – Просто рассказывал им о нем.
– Так это ты распускал всякие слухи – вроде того, что он высасывает души через соломинки?
– Это как раз правда, более или менее. Но такие разговоры заставляли людей сторониться его.
– А откуда же тогда взялось столько мертвецов?
– Большей их частью он обзавелся прежде, – сказал Симон.
Слово «прежде» неловко шмякнулось о стену, окружавшую мысли Симона.
– Прежде, чем ты от него ушел?
– Да.
– А после того как люди услышали твои истории, заманивать их Костоправу стало труднее, – догадался Джинкс. – Что ты украл у него?
Симон постучал костяшками пальцев по книге в красном переплете, что лежала открытой на рабочем столе.
– Но ведь ты использовал ее для…
– Это книга, которая помогала ему убивать, – перебил Симон.
– И помогла тебе забрать мою жизнь.
– А после вернуть ее назад.
– Может он, не имея книги, сотворить бутылочное заклятие?
– Откуда ж мне знать? Тут все зависит от того, насколько хороша его память.
– Почему ты его не убил? – спросил Джинкс.
– Думаешь, я такой уж любитель убивать?
Джинкс посмотрел на череп по имени Кальвин, стоявший на рабочем столе у локтя Симона.
– Ну если, убив его, ты сможешь спасти множество человеческих жизней…
– Или сгубить их. Я же не знаю, чью смерть он привязал к своей. Мою, естественно, без этого я в бутылке не оказался бы…
– Ты хочешь сказать, что, убив его, умер бы и сам?
– Очень может быть. Вместе с не-знаю-кем-еще.
Симон накапал что-то из большого сосуда в склянку, которую нагревал.
– Но теперь ты извлечешь свою жизнь из бутылки? – спросил Джинкс.
– Не получится. Вернуть ее мне может только другой чародей. Там очень сложное заклятие.
– На меня-то ты его наложил.
– Верно. Однако наложить его на себя я не могу.
– Ну, в Урвальде есть и другие чародеи.
– Есть, однако никому из них я свою жизнь не доверю.
Джинкс начинал кое-что понимать.
– Почему бы не научить этому заклятию Софию? Ведь на самом деле ей нравится магия.
При упоминании о Софии все мысли Симона стали оранжево-пепельными, – как догоравшее в очаге полено.
– Потому что София не знает, что моя жизнь заточена в бутылку, а я не хочу, чтобы она это знала.
– Ты не доверяешь ей? – удивился Джинкс.
Вокруг головы Симона заискрилось – и даже потрескивая, показалось Джинксу, – раздражение.
– Конечно, доверяю. Просто рассказывать жене о таких вещах не принято.
– А где она?
– Ушла.
– Вернулась в Самарру?
– Да.
– Она еще придет?
– Откуда мне знать? Ладно, если ты уже…
– Постой, она обещала вернуться?
– Она сказала, что должна все обдумать. Так вот, если ты уже закончил допрос…
– Обдумать что?
– Все. Женщинам это порою необходимо. Ты еще поймешь… когда вырастешь… что они делают с нами. И с тобой будет то же самое.
– Например, решить, хочется ли ей остаться твоей женой?
– Джинкс, я не желаю это обсуждать.
Впрочем, по форме мыслей Симона Джинкс понял, что догадка его верна и лучше всего оставить пока эту тему.
– Получается, ты хочешь, чтобы заклинание сотворил я, – сказал Джинкс. – Но я же не очень силен в магии.
– Ты еще станешь сильнее. Возраст помогает в этом. Иногда.
Симон снял склянку с пламени, перелил окутанную паром жидкость в чашку.
Не исключено, что Джинкс уже стал лучшим магом, чем был. Сумел же он совсем недавно вобрать в себя силу Урвальда. Правда, после этого…
– В домике Дамы Гламмер я никаких чар сотворить не смог.
– В домах ведьм чародейская магия вообще не действует.
– А почему?
– Откуда ж мне знать? Ты об этом у какой-нибудь ведьмы спроси.
Джинкс вспомнил кое о чем еще.
– Когда Костоправ услышал о твоей ране, он сильно встревожился. Это лишь потому, что, если ты умрешь, бутылка с твоей жизнью утратит силу?
– Ты говорил ему, что я ранен? – маленькие молнии гнева.
Вообще-то сказала об этом Эльфвина, такое уж у нее заклятие. Но Джинкс решил ее не выдавать.
– Я не нарочно.
– Это было глупо.
– Прости, – сказал Джинкс. Попросить прощения было легче, чем спорить.
Добавлять к этому, что он в то время считал Симона злым колдуном, было бы, пожалуй, бестактно.
– Значит, и моя жизнь связана с твоей, верно? Если ты умрешь, умру и я? – спросил он.
– Во-первых, нет. Поскольку твоя жизнь больше не спрятана в бутылке. И во-вторых, нет. Поскольку я, видишь ли, разбираюсь в бутылочном заклятье гораздо лучше, чем Костоправ. И в-третьих, нет. Потому что заклятье срабатывает, только когда ученик убивает учителя.
– Я бы никогда…
– А то я сам не знаю! – Симону удалось сказать это так, точно он рассержен на Джинкса за нежелание его убивать. – Однако очень многие ученики пытались убить своих учителей-чародеев. Поэтому это заклятие изначально и создано было именно таким.
«Стало быть, Симон сумел изменить заклятие, – подумал Джинкс. – Он использовал корни и сделал ненужным человеческое жертвоприношение». А теперь ему, Джинксу, предстоит научиться снимать его, вернуть Симону жизнь, чтобы Костоправ не имел возможности снова прибрать ее к рукам. Но ведь Джинксу и простенькие заклинания давались с трудом. И он всерьез сомневался, что сможет когда-нибудь сотворить вот это. Да еще сотворить правильно, не погубив Симона. Мысль об этом была и пугающей, и изнурительной. Почему именно он?
– Потому что когда-то я был просто жизнью, заблудившейся в лесу, – ответил сам себе Джинкс.
– Ты что же, думаешь, если бы ты был для меня бесполезен, я отдал бы тебя троллям?
Симон побалтывал чашку с жидкостью, чтобы та скорее остыла.
– Но ведь сначала ты меня даже читать не учил.
– Ну ладно, – маленькое сиреневое облачко смущения, подумать только! – Я действительно не собирался делать из тебя чародея, да только она все время твердила, какой ты умный.
«Значит, я нужен был для чего-то другого, – подумал Джинкс. – Для исполнения работы по дому, с которой ты легко управлялся посредством пары заклинаний? Для компании – все-таки человек лучше кошек? Или для того, чтобы получить закупоренную в бутылке живую жизнь?» Этого Джинкс не знал.
Симон подошел к нему с чашкой в руке, опустился на колени.
– Выпей.
Снадобье было ярко-зеленым.
– Что это?
– Сонное зелье, – объяснил Симон. – После смерти оправиться не так-то легко. Тебе необходимо отдохнуть, дать телу время исцелиться.
– Это совсем не похоже на сонное зелье, которое мы состряпали для Костоправа.
Оно и пахло по-другому – приятно, как осенняя листва.
– У меня вегетарианский рецепт. Без крыльев летучей мыши.
