Эдит Несбит - Феникс и ковер
И все же Антея решила попытаться.
— Это просто ужас какой-то! — сказала она. — Я не выношу, когда мне есть что сказать о людях, но я не могу этого сделать, потому что когда я о ком-нибудь думаю, но не говорю, все сразу же начинают думать, что я думаю про них что-то настолько нехорошее, что даже не могу сказать вслух, и, стало быть, мне либо нужно говорить все напрямую, либо вообще ничего не думать. Уф-ф!
Антея очень хотела, чтобы подслушивавший в буфете Феникс ничего не понял, и, нужно сказать, ей это удалось. Судя по тому, что остальные дети изобразили на лицах самое туповатое выражение, какое только можно себе представить у обыкновенных английских детей, ей это удалось даже чересчур хорошо. И только после того, как она украдкой ткнула пальцем в сторону буфета, до Сирила дошло, о ком, собственно, шла речь.
— Вот именно! — подхватил он, в то время как Джейн с Робертом изо всех сил пытались объяснить друг другу, сколь неглубоко им удалось проникнуть в предмет разговора.-Однако ввиду недавних событий и их неутешительных последствий нам нужно подумать о том, чтобы перевернуть новую страницу нашей жизни. Кроме того, мама для нас гораздо важнее, чем наши меньшие собратья по разуму, насколько бы экзотическими они ни были.
— Как здорово у тебя получается! — рассеянно произнесла Антея, принимаясь составлять карточный домик для Ягненка. — Я имею в виду, как здорово ты умеешь запутывать самые простые вещи! Нам нужно всем попрактиковаться в этом — на случай, если снова попадем в какую-нибудь волшебную неприятность… Да хватит вам! Мы говорим об этом, — сказала она, обращаясь к Джейн с Робертом и кивая в сторону буфета, где сидел Феникс. Джейн с Робертом наконец ухватили суть дела и немедленно открыли рты, явно намереваясь сказать какую-нибудь глупость.
— Подождите! — успела остановить их Антея. — Вся штука заключается в том, чтобы очень сильно запутывать все, что вы хотите сказать, и тогда вас будут понимать только те, с кем вы разговариваете… Ну, иногда и кое-кто еще.
— Великие философы древности отлично разбирались в этом сложнейшем искусстве, — вдруг прозвучал у них над головами золотой голос.
Конечно же, это был Феникс, который вовсе не томился с тараканами в буфете, как предполагали дети, а спокойненько наблюдал за ними с высоты оконной гардины. Ни у кого не было сомнений в том, что он слышал все до последнего слова.
— Красивая птичка! — бодро заметил Ягненок. — Птичка-канареечка!
— Бедное заблудшее дитя! — с притворной нежностью в голосе парировал Феникс.
Последовала минута тягостного молчания. Четверо детей ни капельки не сомневались в том, что Феникс понял их чересчур прозрачные намеки — тем более что они сопровождали их не менее прозрачными жестами в сторону буфета. Уж кто-кто, а Феникс не страдал отсутствием интеллекта.
— Мы тут как раз говорили о… — начал покрасневший до ушей Сирил, и я сильно надеюсь, что он не собирался говорить ничего кроме правды. Но что он на самом деле собирался сказать, так и осталось неизвестным, потому что Феникс, к невероятному облегчению всех присутствующих, перебил его следующими словами:
— Насколько я понимаю, у вас возникли непреодолимые трудности в общении с нашими выродившимися черными братьями, которые вот уже несколько миллионов лет без устали снуют себе туда-сюда в убежищах вроде этого.
И он указал когтем на буфет, где проживали многострадальные черные тараканы.
— Канареечка говорит! — обрадовался Ягненок, — Надо показать маме!
И он стал отчаянно вырываться из антее-вых объятий.
— Мама спит! — поспешно сказала Антея. — Иди-ка лучше под стол и поиграй в «тигра в клетке».
Однако превратившийся в тигра Ягненок столь часто запутывался руками, ногами, а то и своей глупой головой в оставшихся от ковра лохмотьях, что служивший клеткой стол пришлось отодвинуть на скользкий линолеум, где тигриные игрища возобновились и проистекали как по маслу. Теперь, когда стол не скрывал большую часть ковра, все его ужасные раны предстали на всеобщее обозрение.
— Ах! — меланхолично вздохнула золотая птица. — Недолго же ему довелось пожить в этом мире.
— Увы, — ответил Роберт. — Все когда-нибудь кончается. И это ужасно!
— Иногда конец означает покой, — философски заметил Феникс. — Однако если этот самый покой не наступит для ковра в ближайшие несколько минут, то я боюсь, что вы от него и концов не сыщете.
— Верно, — согласился Сирил, уважительно ыкав кон цом башмака разноцветные осанки Это его движение привлекло внимание Ягненка, который, вообразив себя то ли быком, то ли швейной машиной, опустился на четвереньки посреди ковра и начал с ожесточением тыкаться носом в красно-голубой ворс.
— Аггеди-даггеди-гаггеди! — приговарил он при этом. — Даггеди-аггеди-гаг!
И тут, прежде чем кто-либо из присутствовавших успел чихнуть (вообще-то, даже если кому-нибудь в тот момент и впрямь приспичило чихать, вряд ли от этого был бы какой-нибудь толк) пол комнаты стал совершенно таким, каким он был до покупки ковра — маленьким деревянным островком посреди линолеумного моря. Ковер исчез, а вместе с ним исчез и Ягненок!
В комнате снова повисла мертвая тишина. Еще бы — Ягненок, маленький неразумный Ягненок, который и говорить-то толком не умел, был в одночасье унесен неведомо куда предательским ковром, исполненным опасных для жизни дыр и такого же точно волшебства! Никто не имел ни малейшего понятия о том, где его теперь искать. Да и как они могли его искать, если их единственное средство передвижения тоже отсутствовало?
Джейн, естественно, ударилась в слезы. Антея ужасно побледнела и, по всей видимости, была близка к умопомешательству. Одна-ко глаза ее оставались сухи.
— Это наверняка сон, — сказала она.
— То же самое говорил наш викарий, — успокоил ее Роберт, — но ты же знаешь, что он был неправ.
— Постойте! — сказал Сирил. — Но ведь Ягненок не загадывал никакого желания! Он просто болтал себе по-игрушечному.
— Ковер понимает любую речь, — наставительно заметил Феникс. — Даже когда говорят по-игрушечному. Я, правда, никогда не слышал о такой стране — как ее там, Игрушия, что ли? — но будьте уверены, что ковер знает этот язык.
— Ты хочешь сказать, — спросила Антея, трясясь от ужаса, — что когда он лопотал свое «даггеди-аггеди-гаг», это и впрямь что-то значило?
— Конечно, — ответил Феникс. — Все слова что-нибудь да значат.
— Боюсь, вот тут-то ты и не прав, — сказал Сирил. — Даже когда люди говорят на чистом английском языке, они постоянно норовят ляпнуть что-нибудь на редкость бессмысленное.
— Да нет же, я имею в виду совсем другое! — простонала Антея. — Так ты полагаешь, что это самое «аггеди-гаг» что-то значит для Ягненка и ковра?
— Безусловно, — хладнокровно ответствовал Феникс. — «Аггеди-гаг» значит для Ягненка то же самое, что и для ковра.
— Так что же это тогда значит? Что это значит?
— К сожалению, — ответила золотая птица, — меня никогда не учили говорить по-игрушечному.
Джейн продолжала шумно всхлипывать, но остальные оставались на удивление спокойными — такое состояние в книжках иногда называют «спокойствием отчаяния». Ягненок исчез.
Ягненок, их маленький ненаглядный братец, которого за всю его драгоценную короткую жизнь ни на мгновение не оставляли без присмотра, исчез без следа и сейчас находился один-одинешенек посреди бескрайнего и не всегда доброго мира, а рядом не было никого, кто мог бы защитить его в случае опасности, не считая продранного до дыр ковра. Раньше дети как-то не задумывались над тем, насколько огромен был окружавший их мир и как трудно было отыскать в нем человека, да еще такого маленького, как Ягненок. Теперь эта мысль одновременно пришла им в головы — и нельзя сказать, что она прибавила им духу.
— Самое ужасное во всей этой истории то, что мы его никогда не сможем найти, — замогильным голосом выразил Сирил чувства, владевшие всеми в тот момент.
— Вы что же, хотите, чтобы он вернулся? — спросил Феникс, и в голосе у него прозвучало плохо скрываемое удивление.
— Конечно, конечно, хотим! — закричали все разом.
— Вот уж не знаю, стоит ли из-за него так распинаться, — сказала золотая птица, с сомнением покачивая головой.
— Конечно, стоит! О, сделай так, чтобы он вернулся! Пожалуйста!
— Ну раз вы так настаиваете, — сказал Феникс, оправляя свои золотые перья, — то будьте добры, приоткройте окно. Я на секундочку выгляну наружу и попытаюсь что-нибудь придумать.
Сирил рванул вверх оконную раму, и в следующее мгновение Феникса с ними уже не было.
— О, если бы только мамочка поспала подольше! Ой, а вдруг она проснется и захочет видеть Ягненка! Ой, а вдруг сейчас зачем-нибудь придут слуги! — причитала Антея. — Не реви, Джейн! Все равно без толку. Что? Сама плачу? Да нет же, я вовсе не плачу — по крайней мере, не плакала, пока ты не заметила… И вообще, я бы и слезинки не проронила, если бы мы хоть что-нибудь могли сделать. Ой-ей-ей!
