Владислав Крапивин - Тридцать три – нос утри…
– Пошел в техникум узнать, как там приемные экзамены. А потом к Ивану Тимофеевичу. Я сейчас тоже к нему пойду, мы договорились. Они с женой купили новый буфет, а старый предлагают нам, совсем недорого. Он вполне приличный и, главное, как раз по размерам для нашей комнаты.
Буфет какой-то… Как люди могут думать о всяких пустяках, когда к их сыну подступила такая угроза?.. Ну да, они не знают. Но ему-то, Виньке, от этого не легче!
Мама сказала, что суп и картошка на плите и чтобы он не носился весь день как угорелый, а отдохнул, и ушла. А Винька все стоял посреди комнаты. Машинально перекатывал в кармане что-то твердое… Это же бочонок! От лото!
Винька вынул круглую деревяшку с числом тридцать три. Глянул на нее, как на скорпиона. Бочонок тоже был виноват в его беде! Если бы Винька не оттискивал на себе многочисленные перевернутые тройки, может, ничего бы и не было. С кожи оттиски быстро исчезли, но невидимое клеймо осталось! Колодовская печать всей этой лилипутской истории! Не соскоблить…
Винька размахнулся, чтобы выкинуть бочонок в открытое окно. Рука остановилась. Потому что бочонок вроде бы затеплел в кулаке. Как живой. “Не бросай, я не виноват…”
А может, и правда не виноват? Может быть… даже наоборот? Вдруг это подсказка счастливого избавления?
“Три и три, три и три…”
Три дня погулять в одежде мальчишки. Сделать три вредных дела и три хороших… И тогда вся болезнь и все колдовство – вон из Виньки!
У него больше шансов, чем у Ферапонта. В том лилипутство засело уже крепко, а Винька-то еще не такой! В нем полным полно живых мальчишечьих сил! Вместе с бочонком-талисманом, с помощью колдовства эти силы победят пробравшуюся в Виньку опасность!
А дух Тьмы больше не сможет вмешаться, он далеко. Вернее, глубоко…
Правда Петр Петрович говорил, что духи Тьмы живут не в мячиках, а внутри нас. Но если он закопошится внутри, Винька с ним как-нибудь справится. С помощью тех же волшебных троек. И силой воли!
– Солнышко светлое, Солнышко ясное, золотое и красное, помоги мне совершить три добрых и три вредных дела…
Винька почти поверил в успех. Ребячья одежда была на нем – вот она, его собственная. Правда, слегка скребло: это не была одежда мальчика, который три недели перед тем нисколечко не врал. Например, Винька утверждал, что не знает, где Ферапонт. Но он успокоил себя, что это было не вранье, а что-то вроде военной хитрости, которую, как известно, иногда приравнивают даже к геройству… Кажется, была еще пара случаев, когда он оказывался не совсем правдив. Но, наверно, это пустяки. Не хватало уже у Виньки сил для сомнений.
2
С двумя хорошими и двумя плохими делами все решилось просто.
Винька взял в кладовке шестилитровый жестяной бидон, вылил из него остатки керосина в бачок керогаза и отправился за десять кварталов, в Корнеевский переулок, где в кирпичном магазинчике продавали всякое горючее. Потратил там свои рубли, которые берег для трофейного кино “Остров страданий” (про пиратов!) и с натугой приволок домой полный бидон.
Израсходованные деньги мама скорее всего вернет. Но все-таки Винька слегка рисковал. Да и без того поступок был самоотверженный.
Не менее добрым было и другое дело. Прямо тимуровское. Винька зашел на соседний двор и там смастерил для пятилетнего малыша Витюни деревянную вертушку. Помог приколотить к забору.
Потом Винька углубился в соседние переулки – искал добычу. И нашел. В Заовражном тупике, где были сплошные сараи да огороды, на изгороди сушилась вымытая до блеска трехлитровая банка. Презрев крапивную жгучесть, Винька укрылся в сорняках через дорогу от мишени. Достал из-за пазухи рогатку, а из нагрудного кармана специально припасенный осколок чугунной сковородки. Пооглядывался – нет ли кого по близости?
Ах какой получился звон! Как засверкали стеклянные брызги!
Заовражный тупик – он не совсем тупик. Юному диверсанту были ведомы тропинки среди изгородей и репейных зарослей. И он, не дожидаясь воплей разгневанной хозяйки, ускользнул на соседнюю улицу – Яснополянскую. Здесь среди домов тоже зеленели огороды. В одном из них Винька усмотрел домохозяина по фамилии Закаблукин – лысого, с круглым животом и сизым носом дядьку. Закаблукин в обвисшей майке, мятых парусиновых штанах и калошах на босу ногу двигался между гряд к дощатой будке с окошечком. Наверно, мечтал посидеть там в тишине и покое.
Когда Закаблукин прикрыл за собой дверцу, Винька между хлипких реек изгороди проник в огород. Змейкой скользнул в густой картофельной ботве. Встал на миг у будки и повернул поперек тугую вертушку запора.
…Отдышался Винька только дома. Потому что чуткий Закаблукин тут же заметил коварство и заколотил в дверь. Ну ладно, теперь не поймает…
Осталось еще два дела – недоброе и хорошее. Что бы такое придумать?
Винька возбужденно походил по пустой квартире. Нужно было совершить что-то основательное. Бесспорное. А то в последнем поступке была, по правде говоря, некоторая двоякость. Конечно, нехорошо запирать людей в уборной, но, с другой стороны, Закаблукин был вредный мужик, всегда орал на ребят, если они оказывались у его огорода, когда играли в пряталки или в партизан. Значит, Винькину диверсию можно было расценить и как подвиг мести.
Нет, дальше все должно быть без капельки сомнения…
Чтобы успокоиться, Винька опять примерил перед зеркалом портупею с кобурой. Ну, конечно на таком штатском пацане амуниция выглядела не как на офицере… И все-таки здорово! Жаль, что нельзя гулять так все время, засмеют. Но если игра в войну, тогда в самый раз. Винька похлопал по кобуре… И в этот момент его кольнула догадка. Что надо сделать.
Нет! Это ни в коем случае… Он же обещал папе!
Ну да, обещал. А что может быть хуже поступка, когда мальчишка обещает, а потом нарушает строжайший запрет? Тут уж никаких сомнений.
А чем уравновесить это скверное дело? Ведь третий хороший поступок должен быть таким же основательным, только со знаком добра! Что сделать?
“Ты ведь знаешь, что ”, – сказал себе Винька. Или не он это сказал? Может, Глебка? Он не появлялся после битвы на пустыре, а тут словно опять задышал у плеча.
“Страшно подумать, как мне влетит”, – пожаловался Винька. Себе и Глебке. С душевным стоном.
“Зато уж тогда-то все будет наверняка …”
Винька обвел глазами комнату. Подумал с последней надеждой: “А может, папа взял его с собой?”
Но офицерские брюки и китель с погонами висели на спинке стула, отец ушел по ”гражданским” делам в обычном костюме. Смешно думать, что при этом он взял пистолет с собой.
Но, если не взял, то куда убрал?
Оружие положено запирать. Не из недоверия к родным, а просто по уставу.
Винька подергал ящики отцовского стола. Они выдвигались свободно, лежали там лишь бумаги и всякие привычные вещи.
А фанерный шкаф-гардероб оказался заперт!
Ох, папа, папа! Это же не железный оружейный ящик!
На столике у зеркала Винька взял оклеенную ракушками коробку – в ней было полно всякой дребедени. В том числе и разные ключики. Он почти сразу нашел подходящий…
Казалось, вся полутьма шкафа дохнула на Виньку запахами кожаной амуниции и оружейной смазки. Тяжелая черная кобура висела прямо перед Винькой. Она держалась на узких ремешках, пристегнутых к длинному поясу. А тот был зацеплен за вешалку.
Винькины ноги стали слабыми, как сварившиеся макароны.
Трясущимися руками… (вообще-то выражение “трясущимися руками” ужасно старое, затертое, но как еще скажешь, если пальцы и правда не слушаются?) Винька расстегнул кобуру.
Вытащил тяжелый ТТ.
Внутри у Виньки была застывшая пустота, и посреди этой пустоты висело сердце. Оно сжималось и разжималось редкими толчками. Толчки отдавались в ушах и в затылке.
Винька постоял, впитывая ладонями “убойную” весомоть армейского пистолета. Но этого было мало. Надо делать полностью, что задумано.
Винька вытащил скользкую обойму, сунул в карман. С натугой отвел затвор: нет ли в стволе патрона? Его не было. Тогда Винька щелкнул взведенным курком. Отвел курок, снова щелкнул. И еще…
Он прицелился в печную трубу за окном, на крыше соседнего дома. Надавил спусковой крючок еще раз – представил, как грохнуло и от трубы полетели кирпичные брызги.
Теперь хватит… Но он не удержался от соблазна, вытащил рогатку и погрузил питстолет в свою кобуру. Кобура отвисла, портупея натянулась. Винька посмотрел на себя в зеркало. Растрепанный, испуганный, но… все-таки видится и что-то боевое. К тому же, он чувствовал себя теперь спокойнее. Наверно, есть у настоящего оружия такое свойство – вселять в человека уверенность.
Потом Винька все сделал в обратном порядке: всунул обойму, вложил пистолет в отцовскую кобуру. Поправил ее, чтобы висела как раньше. Запер шкаф. В свою кобуру снова положил рогатку… Опять бухало сердце. Чтобы успокоиться, Винька сказал себе и Глебке:
