Владислав Крапивин - Лужайки, где пляшут скворечники
Что было делать? Вспоминать и ждать. Но вспоминать — значит, травить душу. А ждать… чего? Сколько?
Однажды… пришел Зонтик. Постучал в дверь, шагнул через порог и сказал просто, будто уже не раз бывал здесь:
— Здравствуй. Можно я у тебя посижу?
— Входи… — Артем посторонился. Со странным, похожим на слабенькую ожившую надежду чувством.
Зонтик сел у огня, вскинул на Артема курносое лицо.
— Я не помешал?
— Ничуть… — Артем сел напротив.
Зонтик был в легкой расстегнутой курточке и клетчатой рубашке, в мешковатых подвернутых джинсах, в плетеных сандалетках на босу ногу.
— Ты чего так по-летнему гуляешь? Сугробы на улице.
— А, нам все равно! — он улыбнулся, как умел иногда улыбаться Кей.
Артем дрогнул сердцем, но сказал ворчливо:
— Кому это вам? Сомбро? Тогда почему те двое были в зимних пальто?
— Для порядка. Они же большие, соблюдают правила.
— А ты… для тебя правил нет?
Зонтик посмеялся негромко, сандалеткой безбоязненно шевельнул горящее полено.
— Для меня как когда. Как захочу…
«Зонтик, ты кто? Ты человек?» — чуть не сказал Артем. Но вместо этого сказал другое:
— Хочешь чаю?
— Ага! А то я с утра ничего не ел.
«Ты человек. Ты пацан, у которого какие-то неприятности…»
Зонтик выпил две кружки с большущими порциями сахара. Сжевал несколько черствых ватрушек, которые вчера принесла от бабы Кати Лелька.
— Тём, а можно я у тебя переночую?
— Да пожалуйста! Хоть насовсем оставайся… А что случилось-то?
— Да ну их! Я с ними опять поругался. С теми, с большими…
— Почему?
— Потому что… думают, если взрослые, значит, всё понимают. А на самом деле… Я им говорю: когда начнется весенняя миграция скворечников, надо их обязательно пустить через Нулевой темпоральный пояс. Это в сто раз увеличит распространение. А они: «Ты безответственный мальчишка! Мало тебе той истории с картой! Опять вызовешь временной дисбаланс…» Я бестолково объясняю, да?
— Вполне толково… Зонтик, а ты ничего не знаешь про Нитку и Кея?
Он поскучнел. Поцарапал ногтем заплату на джинсах.
— Ничего не знаю. Правда… Я бы и сам хотел знать, ведь мы с Кеем стали почти совсем уже друзья. А он вдруг… — И Зонтик стал смотреть в огонь.
— Зонтик. А может, знаешь другое? Когда придет весна? Зонтик опять посмотрел на Артема. Глаза были темные от серьезности. И все-таки — уж не мелькнула ли в них искорка лукавства?
— Тоже не знаю, Тём. То есть точно не знаю. Может, через две недели, а может, и завтра…
Плотный и мягкий, совсем не зимний ветер тряхнул стекла и крышу. Шарахнулось в камине пламя, замигала и ярче разгорелась лампочка.
Зонтик повернул к потолку лицо. Быстро встал.
— Тём, я, пожалуй, не буду ночевать у тебя. Кажется… уже…
Он шагнул к двери. Та открылась сама собой (ветер затрубил в дымоходе). Зонтик прыгнул с крыльца, махнул Артему ладонью и пропал в сером влажном сумраке. И… почти сразу вернулся. Шагнул опять к дому.
Нет, не Зонтик. Тоже мальчишка, но в длинной куртке, в шапке с пушистым шариком.
— Тём…
Сон? Причуда тьмы и ветра?
— Кей?.. Господи, Кей!
IV. Зеркала
Артем сразу понял: Кей — один. Но все равно счастье! Все равно это ниточка! «Ниточка — к Нитке…» Да и сам Кей — это же радость! Братишка…
Он втащил Кея в дом, вытряхнул из заснеженной куртки, усадил к огню. «Откуда ты явился? Где ты был? Где Нитка? Что с ней?» Ничего этого он не сказал. Спросил как недавно у Зонтика:
— Хочешь чаю?
— Конечно! Я целые сутки не ел. Сперва поезд, потом автобус, а деньги я посеял, карман дырявый… Тём…
— Что?
— Тём, я вот… пришел. Потому что больше не могу. Ну, без всего, что здесь… Без Пространств… Сперва Нитка не отпускала, трудно было одной, а теперь полно подружек, помогают. И она сказала: «Иди уж, ничего с тобой не поделаешь…»
Тогда Артем все же сказал:
— А где она, Кей?
— В Неплянске, в общежитии живет, у нас отдельная комната. Работает в ателье «Атлантида»… Тём, ты не думай… про такое. У нее никого нет, только подружки…
— Я и не думал, — с облегчением соврал Артем. — Кей, но все-таки…
— Тём, подожди. Я поем и расскажу…
Они, не раздевшись, улеглись рядом на кровати. Кей притих под боком у Артема. И Артем понял, что пришло время спрашивать.
«Почему же она ушла? Как она тебе объяснила? Как вы там жили? Что будет дальше?.. И что делать мне?»
Вместо этого он неуклюже спросил:
— Ты в школу-то там ходил?
— Ага… Тём, Нитка ушла, потому что боялась.
— Чего?
Кей вздохнул.
— Пространств? — тихо сказал Артем. — Да…
— Но… мы же могли уйти вместе!
— Она поняла, что ты не сможешь. Что ты слишком врос.
— Что за чушь!
— Не чушь, Тём… Я тоже врос. Но про меня она думала, что это не насовсем, потому что не взрослый. А потом поняла и отпустила… И еще не хотела, чтобы ты тут был один…
— Спасибочки… — глупо буркнул Артем.
— А еще не хотела, чтобы ты уходил отсюда… потому что Птичка…
— Что — Птичка?
— Она боится, что он достанет тебя. Сюда-то он не сунется, а в других местах…
— Вот уж бред-то! — старательно возмутился Артем.
— Не бред…
— Что же мне теперь? Из-за Птички всю жизнь сидеть на Пустырях? Все равно я каждый день хожу в институт, ребят встречаю у школы…
— Ага. Я так же говорил. А она свое… А главный ее страх — за ребенка.
Артем быстро сел.
— За кого?— За ребенка… Ну, ты чего? Как в детском садике. Столько прожили вместе, и ты думаешь, никто в ней не завёлся?
Артем посидел. Лег навзничь. Сказал тихо и железно:
— Завтра же поедем к ней. Покажешь дорогу.
— Ладно. Только… Тём…
— Что еще?
— Давай не завтра, а через несколько дней. Нитке там ничего не грозит, а ребенок будет только через три месяца.
— Но зачем эти несколько дней?
— Понимаешь, весна только-только началась. А надо, чтобы появилась трава. Это будет скоро, дней через пять…
— Ну и что?
— Начнутся весенние переходы скворечников, и в Пространствах откроются пути. Ну, такие, вроде как до Города. И можно до всяких дальних мест добраться за полчаса, без автобусов и поездов.
— Бред какой-то, — опять сказал он.
— Ну, Тём… Ты же знаешь, что не бред.
— Ничего я не знаю… А почему она боится за малыша? Думает, что здесь он родится уродом каким-нибудь? Мутантом?
— Боится, что родится «вросшим». И не сможет без Пространств, как рыба без воды.
«А что, если правда?»
— Чушь!
— Тём, я ей тоже говорил, что чушь! А еще говорил: «Ну а если даже и так? Разве нельзя жить на Пустырях? Чем плохо?» А она: «Всю жизнь в этих развалюхах и буераках?»
— А ты?
— А я… Тём, ну и пусть буераки! Зато кругом друзья! Никто никого не обижает!
— Кей, ты рассуждаешь как дитя. От жизни не спрячешься ни в каких Пространствах. Не будешь ведь до старости играть в индейцев среди репейников и развалин.
— И не надо! Скоро тут будут не только репейники и развалины!
— А что будет?
— Город же растет! И приближается! Ну, тот Город, где мы нашли лекарство! Скоро он будет виден сквозь Пространства. Как тень. А по пятницам станет открываться полностью… Помнишь, как церковь открывалась по средам? А потом, как она, Город сделается настоящим. Насовсем…
— Представляю, какой в здешнем городе подымется тарарам, — сказал Артем утомленно. Почти без удивления.
— Никакой не подымется! Все решат, что так и надо. Что так было всегда…
— Кей, я, может быть, и врос, но еще не готов к такой мистике.
— Ну и не надо. Когда она случится, привыкнешь.
И Артем… стремительно привык. Будто наяву увидел, как они втроем — Нитка, Кей, Артем — идут по вечернему Городу среди старинных домов, среди запаха цветущих трав и шороха фонтанов, под неярким светом узорчатых фонарей. Кто-то смеется в сумерках, а на руках у Артема, уткнувшись носом в его плечо, тепло посапывает малыш с пушистой, пахнущей одуванчиками головой. И нет впереди ни горестей, ни страха…
Но на самом деле горести и страхи были. И Артем дернулся опять:
— Кей, мне надо к ней скорее… Если я… если ей на меня наплевать, то пусть! Это ее дело! Но малыш-то не только ее, но и мой!
— Тём, ей не наплевать. Иначе она разве бы отпустила меня к тебе…
— Тогда почему она…
— Я же сказал. Боится за маленькую. Я ей говорю: ну и пусть родилась бы у нас, где жили, росла бы на Пустырях с малолетства. Стала бы как ниточка между Пространствами и всей Землей. И где бы она потом ни оказалась, вокруг нее появлялось бы новое такое же Пространство… А то пока лишь скворечники делают эту работу.
— Кей, а почему ты говоришь «она»? Мне кажется, будет мальчишка…
