Эрик Ниланд - Слуги света, воины тьмы
Элиот прошел за ней через зал в кухню, не в силах оторвать глаз от нее, от ее походки.
Он сам поразился тому, что рассматривает ее так открыто.
Джулия приветственно помахала Джонни. Тот, не переставая подбрасывать тесто для пиццы, улучил момент и махнул рукой в ответ.
Элиот заметил новый шкафчик из нержавеющей стали рядом с мойкой. Джулия открыла дверцу. Внутри виднелись краны и металлические корзинки, наполовину заполненные грязными тарелками. Это была посудомоечная машина.
— Твоя новая лучшая подружка, — с улыбкой сообщила Джулия. — Обрабатывает шестьдесят загрузок за час — только успевай поворачиваться.
— Это значит, — проговорил Элиот, проглотив подступивший к горлу ком, — что я остался без работы?
Джулия рассмеялась. Ее смех звучал подобно колокольчикам на конской сбруе.
— Размечтался! Каждую тарелку сначала нужно отскрести, загрузить в машину, а потом достать и убрать на полку. Но твоя работа станет в тысячу раз легче.
— Ну надо же! Спасибо.
— У тебя появится свободное время, поэтому я хочу, чтобы ты помог Джонни. Ему нужен новый помощник.
— Помощник повара? Я?
Элиоту всегда хотелось научиться готовить. Но Си постоянно выгоняла его из кухни, если он пытался сделать что-то большее, нежели подать ей продукты, которые потом непременно подгорали.
— С новым парнем мы не сработались, — сказала Джулия и обернулась, словно боялась, что кто-нибудь подслушает. — Я уволила этого грубияна.
Элиот гадал, в чем же провинился бедный парень, что его сразу уволили. А он сам сегодня опоздал почти на полчаса… и получил повышение.
— На самом деле свободного времени у тебя будет так много, что ты как-нибудь сможешь пригласить меня в перерыве на чашечку кофе.
Джулия улыбнулась, и на щеках у нее образовались очаровательные ямочки.
Она направилась к выходу. Элиот зачарованно проводил ее взглядом.
Джонни негромко присвистнул.
— Слушай, amigo. — Он подошел к Элиоту поближе и вытер руки фартуком. — Ты лучше слушайся эту новую дамочку. Знаешь, такие лакомые кусочки не каждый день попадаются.
— Понимаю.
На самом деле Элиот ничего не понимал. В его жизни никогда не было никаких «лакомых кусочков». Только в мечтах он слышал музыку, только в мечтах девушки приглашали его куда-нибудь. А теперь вся его жизнь полетела вверх тормашками, и не все было так уж плохо. Он мог бы к этому привыкнуть.
Однако он уже нарушил бабушкино правило номер тридцать четыре (насчет музыки) и вот-вот мог нарушить правило номер сто шесть (насчет свиданий)… а бабушка всегда все узнавала.
— Что случилось с вашим помощником? — спросил Элиот у Джонни.
— Просто он сегодня не вышел на работу, — пожал могучими плечами Джонни и ложкой помешал соус маринара с мясными фрикадельками.
Забавно. А Джулия сказала, что уволила его. Но ведь это должно было означать, что она с ним разговаривала сегодня? Что-то было не так, но Элиот не сомневался, что у Джулии все же имелись веские причины уволить парня.
Джонни посмотрел на пиццы, поджаривающиеся в печи. Пламя озарило его лицо.
— И чего ты, спрашивается, ждешь? Дама тебя, можно сказать, сама пригласила.
Элиот подошел к новенькой посудомоечной машине и включил ее. Машина заурчала.
Это было так просто. Но в ушах у Элиота звучал голос бабушки: «Тяжелый труд — краеугольный камень характера». Что бы она сказала по поводу случившегося?
Выгрузив посуду, он вышел из кухни с твердым намерением устроить себе перерыв.
В зале он увидел Фиону, принимавшую заказ у парочки туристов. Она улыбалась и разговаривала с незнакомыми людьми так, словно была почти счастлива.
День приносил все новые и новые странности.
Джулия ждала Элиота около стойки с кассой. Увидев его, она игриво запрыгала на одной ножке.
— Ты приглашаешь меня выпить кофе?
— А кто же будет тут командовать?
— Фиона принимает заказы, а Линда меня прикроет. — Джулия накрутила на палец прядь медово-русых волос. — Не в Голливуд же мы с тобой убегаем.
Голова у Элиота вдруг стала легкой, как воздушный шарик, наполненный гелием. Он не мог поверить: эта прекрасная девушка проявляла к нему интерес.
— На той стороне — «Розовый кролик», можно туда заглянуть, — произнес Элиот с таким видом, словно все время только тем и занимался, что водил девушек пить кофе.
— Звучит потрясающе. Сейчас, я только сумочку возьму.
Тут зазвонил телефон. Джулия схватила трубку и, подняв указательный палец, дала Элиоту понять, что разговор займет не больше минуты.
Было заметно, что она нервничает и нетерпеливо покусывает ногти.
— Всеамериканский дворец пиццы Ринго. Чем могу помочь? — Лицо Джулии стало серьезным, она сосредоточенно уставилась в одну точку. — А могу я узнать, кто звонит? — Она подняла брови и неприязненно отстранила от себя трубку. — И тебя туда же, — буркнула она, протянув трубку Элиоту.
Никто никогда не звонил ему на работу.
— Алло?
— Это Роберт Фармингтон, Элиот. Они приняли решение. Ваше первое испытание началось.
27
Чаепитие и дурные предзнаменования
Одри внимательно выслушала все, что ей сказали по телефону.
Потом она повесила трубку и вышла из кабинета в столовую.
Сегодня Сесилия превзошла себя. На столе стояло блюдо с кофейными песочными пирожными, маленькие тарелочки с вальдорфским салатом (и то и другое было заказано в кондитерской «Розовый кролик») и три чайника: в первом — ее любимый ромашковый чай, во втором — дарджилинг, а в третьем (с рисунком в виде паутинки) — кипяток. Этот чайник был накрыт вязаным чехлом.
— Началось, — сообщила Одри. — Их первое испытание.
Сесилия встала со стула.
— Звонил этот мальчишка?
— Наш мистер Фармингтон? Да.
Сесилия плотнее закуталась в шаль и стала нервно перебирать ее концы.
— Он сказал, о чем речь? Сказал где?
— Я не спрашивала, — ответила Одри, сев за стол, и налила себе чашку дарджилинга.
Сесилия смотрела на нее, часто моргая.
— Но ведь мы что-то сделаем, правда?
— Конечно. Мы выпьем чая.
— Да-да. — Глаза Сесилии затуманились. — Я начну ритуал. Нам может многое открыться, а потом мы начнем действовать прямо отсюда.
— Я хотела сказать, что мы выпьем чая, только и всего, — резко махнула рукой Одри. — Мы и так уже слишком много сделали. Теперь дело за детьми.
— Но им надо помочь. Ведь можно…
— Мы больше ничего не можем сделать. Иначе мы рискуем тем, что Сенат заметит нашу помощь. И тогда они проголосуют против детей.
— Ты так говоришь, будто это игра, — сказала Сесилия. — Как будто какие-нибудь два очка в плюсе помогут Фионе и Элиоту избежать… избегнуть… Я даже этого слова произнести не могу.
— Я знаю, что поставлено на карту, — прищурилась Одри.
Сесилия тяжело опустилась на стул. Она казалась еще более хрупкой, чем обычно, если такое слово применимо к столетней старухе.
Одри налила в чашку с чаем сливок, положила несколько ложечек сахара и стала размешивать. Как бы то ни было, поведение Сесилии на нее подействовало, и в уголках ее сознания появились сомнения и чувство вины. Она ненавидела себя за это.
— Все сделано для того, чтобы им помочь, — проворчала Одри. — Разве я не упросила Генри послать к нам мистера Фармингтона? Разве я потом не заставила его выболтать Фионе все, на что он мог решиться?
— Хочешь сказать, что это Фиона заставила его все выболтать.
— Да… это было неожиданно.
Одри заметила, что до сих пор мешает чай, и остановилась.
— Она слишком быстро взрослеет. Совсем как ее мать, когда она познала любовь, — заметила Сесилия.
Одри выронила чайную ложечку. Ложечка звякнула, и Сесилия в страхе втянула голову в плечи.
И почему только она терпит эту старую каргу? Когда-нибудь та обнаглеет настолько, что Одри не выдержит и пронзит ее обескровленное сердце. Тогда она избавит Сесилию от мировой скорби.
Одри сделала глоток чая.
— Разве мы не оставили для них в подвале все необходимое?
— Наше предвидение было поспешным, и в итоге они получили только половину того, что им потребуется, — пробормотала Сесилия. — Плюс собрание лжи под видом книги.
— Узнай они правду, они бы ни за что не поверили, — пожала плечами Одри. — А вот книга… они ведь любят свои книги? И верят всему, что в них написано.
Тонкие губы Сесилии растянулись в жестокой усмешке.
— Генри умер бы, если бы узнал, что кто-то читает его старые записи.
— Вряд ли нам настолько повезет.
Сесилия задумалась и перестала улыбаться.
— Элиот и Фиона не готовы к испытаниям. Им пятнадцать лет, они так наивны. Ты подавила в них все, что могло проявиться.
— Они умнее и сообразительнее всех детей нашего семейства, и не только нашего. Этого должно хватить.
