Дмитрий Емец - Танец меча
«Скажи Э. И А.», — прочитала Аня.
Кто такой «А.», Аня не знала. В телефоне Улиты на «А» были десятки записей. Обзванивать все «А» подряд было глупо, и она начала с «Э», как с буквы более редкой.
И лишь нажав «вызов», она поняла, что поспешила, выбирая контакт. Вместо Эссиорха она позвонила другому «Э.» — Эде. Эдя не снял, хотя она прождала почти десять гудков. Она перезвонила со своего телефона — эффект тот же. Эдя ушел в глухую молчанку.
Тогда Аня позвонила последнему оставшемуся «Э» — Эссиорху.
* * *Эссиорх рисовал и думал. Думал и рисовал. Движения кисти рождали мысль и сами становились мыслью. Мотоцикл уже долго стоял под окнами без работы, и Эссиорх знал, что тот ни за что сразу не заведется. Заставит уговаривать себя, продувать свечи, разгонять. Машины тоже умеют дуться.
Рядом с его мольбертом Варвара и Корнелий точили саперные лопатки. Отличные, военного образца, в густой консервирующей смазке, которую пришлось долго оттирать. Выглядели они как новые, да и были новыми. Сложно было поверить, что им лет по тридцать и они с военного склада под Севастополем. Рядом, у дивана, притворяясь ковриком, валялся Добряк. О том, что он не дохлый, можно было догадаться только по дрожанию ушей, когда его окликали.
— Хочешь сказать, ты уже все сделала? — недоверчиво спросил Корнелий, заметив, что Варвара отложила свою лопатку. Он недоверчиво провел по ее краю пальцем и ойкнул: на подушечке густо выступила кровь.
— Он, бли-ин! А у меня почему тупая? — спросил он с досадой на себя.
— Потому что… Не уродуй инструмент! Сюда дай! — Варвара молча забрала у него лопатку и стала точить.
Эссиорх незаметно наблюдал за Варварой и думал, что во многом она его опередила. Например, в неспешности точных движений. С недавних пор он постоянно повторял себе: «не суетиться, все будет хорошо». Сколько раз спешил, дергался, бросал важные дела, и всякий раз оказывалось, что это было ни для чего не нужно. Якобы важная встреча или срочное дело оказывались блефом и ни к чему не приводили. Напротив: медлительное и внешне случайное прорастало и укоренялось. Не мы творим дела. Мы лишь помогаем им происходить. Важное там, в глубине. Глубина же определяет и течение внешних событий.
Корнелий взял лопатку Варвары и, примериваясь, качнул в руке.
— Мощная штуковина! Я, пожалуй, откажусь от штыка на флейте! Эта вещичка нравится мне больше! — сказал он уважительно.
Эссиорх нашел на полу большой обрезок картона и кистью сделал несколько быстрых движений.
— Минуту! Мгновенный портрет с натуры! Угадайте, кто где… Это ты, Корнелий! — Эссиорх показал на многолапую синюю бронтозябру, довольно безвредную с виду, но бестолковую, забравшуюся в правый верхний угол. — А это ты, Варвара! — И оранжевой кистью хранитель провел через весь лист. Черта начиналась непонятно откуда и уходила непонятно куда.
— Ну спасибо! — мстительно поблагодарил Корнелий. — Я всегда догадывался, что ты зараза, но не представлял масштабов!
— А по-моему, милый получился червячок. У него улыбка добрая, — успокоила его Варвара.
Мобильник Эссиорха, лежащий на стеклянном столе, завибрировал и стал медленно сползать.
— И тут зазвонил телефон! Кто говорит? Слон! — сказал Корнелий, под завязку набитый дурацкими цитатами.
Эссиорх слушал в трубке сбивчивую женскую речь, и лицо у него вытягивалось. Не дослушав, он снес плечом Корнелия, рванул балконную дверь и спрыгнул на газон. Мотоцикл не стал обижаться и завелся сразу — наверное, с перепугу.
Добряк залаял с балкона вслед чихающему монстру, окутанному сизым облаком. Корнелий поднялся с пола и уставился на опрокинутый мольберт.
— Я понял! — сказал он.
— Чего ты понял? — спросила Варвара.
— Звонил явно не слон. И надо ему явно не шоколада!
Вернулся Эссиорх поздним вечером. Его мотоцикл завалился под деревом, как загнанное больное животное. Варвара давно ушла. От Добряка остался собачий запах и погрызенные ножки стула.
Корнелий лежал на диване и сам себе играл на флейте. Эссиорх молча прошел в комнату и, как кегельный шар, закатил под стол шлем. Корнелий оторвал от губ мундштук.
— Варвара меня не понимает!.. И я сам себя не понимаю! Один Добряк меня понимает, но и он, между нами, собака порядочная! — пожаловался он Эссиорху.
Хранитель не отвечал. Корнелий забежал сбоку и на глазах у друга увидел слезы.
— Улита на Большой Дмитровке, у мрака! Мне туда не прорваться! — сказал Эссиорх отрывисто.
— Во дела! Неужели сама вернулась к мраку? — не поверил Корнелий.
Шлем как живой выкатился из-под стола. Эссиорх пинком загнал его обратно.
— Нет. Но у них есть над ней власть. Будь у Улиты решимость вырвать все прошлое с мясом, насовсем вырвать, по крови, свет — не мы с тобой, а тот свет, о котором мы знаем — помог бы ей. Стены Дмитровки не удержали бы ее. Никакой жалкий контракт, никакие капли крови… А так… Пока не возненавидишь себя старого — не станешь другим.
— Она хотя бы жива? — озабоченно спросил Корнелий.
— Я поймал суккуба, который оттуда вышел. Он сказал, они держат Улиту взаперти… Пуфсу сейчас не до нее. Он хочет досадить не только мне, но и Арею… Скоро тот дерется с Мефодием!
Глава 17. Вертикальный враль
Честный ответ можно получить только на честный вопрос. Иначе получится бессмыслица. Ни ответ без вопроса, ни вопрос без ответа ценности не имеют. А потому, пока ты не спросил, никто тебе отвечать не будет.
Йозеф Эметс, венгерский философРомасюсик склонился в приторном поклоне. Махнул рукой.
— Дверь открылась. В квартиру протиснулся волосатый человек в красной пайте, с лицом злобствующего тушканчика и торчащими передними зубами! — сказал он, нагло глядя на Мефа.
Буслаев оглянулся, хотя и без того знал, что красная пайта только на нем. Пока он размышлял, в какую сторону провернуть Ромасюсику забитый осами нос, Прасковья оглушительно расхохоталась, и Меф понял, что Ромасюсик всего лишь послужил ей рупором.
Дафну же и Мефа волной смеха отшвырнуло к вешалке. Коляска с Иркой откатилась на метр и была поймана Багровым. Депресняк, припав брюхом к паркету и разметав крылья, чтобы казаться больше и страшнее, шипел на дверь комнаты. Оттуда появился вначале Мошкин, потом Чимоданов с Натой и, наконец, с лицом нашкодившего ясельника, выглянул великан Зигя. Чтобы не зацепить затылком дверную коробку, при ходьбе он опирался на пальцы рук.
Прасковья поманила к себе Зигю и через Ромасюсика что-то сказала ему. Зигя выслушал, шмыгнул носом и с просветлевшим лицом устремился к Мефу.
— Папа, Зигя сегодня никого не обижал! Был хороший мяльсик! Слусал маму. Днем лег спать без скандаля! — сообщил он ему.
Меф ошалело моргнул.
— Ты мой папа! А она мама! Папа, обними маму! — потребовал подученный Зигя. Он сгреб «папу» рукой и потащил к «маме».
Меф тревожно оглянулся на Дафну. Та дернула плечом: мол, выкручивайся, как знаешь, а я — пас. Буслаев вовремя поймал за ухо злорадно ухмыляющегося Ромасюсика и, оторвав его, предложил Зиге.
— Се-нить шладенькое?
Карапуз мгновенно бросил «папу» и, капая слюной, зачавкал шоколадным ухом. Ромасюсик сердито запыхтел. На отращивание нового уха у него уходило несколько часов. Плюс некоторое количество сахара.
Напружиненный Депресняк издал зашкаливающий по громкости вопль, рассек воздух крыльями и прыгнул. Из комнаты вытек джинн. Небрежно посмотрел на Ирку, озабоченно на Даф и ее флейту и мрачно на Багрова. Внутри его контура болтался застрявший, как в киселе, кот, полосовавший когтями воздух.
Эйшобан небрежно поймал его за основание крыла, вытащил из себя, закинул в ванную и захлопнул дверь. Некоторое время он поискал на себе рот и обнаружил его сползшим на шею. Оттуда, с шеи, рот злорадно улыбнулся Мефу.
— Меня зовут Эйшобан. Я король джиннов! Ты… ну-ка, дай посмотреть! Да, точно ты!.. освободил меня и должен умереть!
Буслаеву шутка не понравилась. Главным образом потому, что это была не шутка.
— За то, что я тебя освободил?
— За то, что освободил так поздно! Последний срок, когда я обещал себе не психовать, истек двести лет назад! — сообщил джинн.
— Двести лет назад я не успел родиться!
— Значит, надо было поспешить! Я не обязан это контролировать! Напомни мне, как тебя зовут, и готовься к смерти! — истерично заявил джинн и стал на глазах закручиваться. Спиралью.
Меф хотел вякнуть что-то протестующее, но Дафна наступила ему на ногу. И, как всегда, оказалась права. Видя, сколько тут возможных клиентов, джинн решил маленько повременить.
— Слушайте меня! Я Эйшобан Всезнающий, отыскивающий звезды в небе и песчинки на морском дне! Я найду все, что вы захотите! Но горе, если вы не пожелаете этого взять! Ну же, жду заказов! — с пафосом возгласил он.
