Владислав Крапивин - Бабочка на штанге
— Ян рассказывал недавно историю… Ты где-то задержался, а мы пошли прибираться в кладовке с блоками от всякой электроники… Ян, Шарнирчик и я… А в двери заело замок. Шарнирчик и говорит: «Надо Климу позвонить, чтобы принес ключик». А ключик-то у меня. Я достал его, дверь мы открыли, а потом я верчу его в руках, и вдруг стукнуло в голову: «Отчего у него такая странная форма? Неровный какой-то, колючка эта на конце…» Спросил Шарнирчика: «Как ты думаешь, почему он такой?» А тому не до ключика, возится с какими-то платами. Зато Ян оглянулся на меня и говорит:
«Сейчас таких ключиков на свете с полдесятка. Размножаются непонятным путем. А раньше был один. У него интересное происхождение…»
Я говорю: «Какое?»
Вот он и рассказал… Это он от Лики Сазоновой слышал, которая нарисовала Агейку… Будто несколько лет назад знаменитый профессор Евграфов огрел ракеткой своего внука, который приехал к нему из Москвы. Внук разозлился, выскочил из дома, решил не возвращаться. А на улице встретил своего врага. Из «крутых»… Тот уволок профессорского внука к себе на сеновал, в заложники, стал думать, что с ним делать. А потом они разговорились, слово за слово, и оказалось, что этот «крутой» никакой не злодей. И что у него пра-прадедушка был резчиком по дереву, украшал дома. И похоже, что именно он вырезал Агейкин портрет…
— Елки-палки! И ты ничего мне про это не сказал!
— Клим, я думал, ты знаешь! Думал, что Шарнирчик сразу выложил тебе эту историю! У него же язык… как на шарнирах.
— Ну, а при чем здесь ключ?
— Этот профессорский внук и этот парень подружились. И другие ребята… Получилась хорошая компания. Стали раскручивать — что к чему. Оказалось, что пра-прадедушка, который резчик, родом с острова Гваделупа…
— С ума сойти!
— Да… И вот они смастерили из серебряной монеты — тоже гваделупской — ключ-талисман. Чтобы открывать тайны прошлого… И всякие хитрые замки. И заводить старинные механизмы… Стальной волосок на конце — как раз для этого…
— Для чего «для этого»?
— Ян сказал, что в каждом замке и механизме есть тайная пружинка. Ну, как бы душа этого устройства. Надо зацепить ее волоском, и она срабатывает. Потому и открываются замки… Видишь, все началось, как у тебя с Леркой…
— Ты мне зубы не заговаривай! Почему ты мне про это не рассказал?
— Ну, я же правда думал, что ты знаешь… Клим, не обижайся…
— Буду, — сказал я. — Буду обижаться всю ночь, до самого утра…
— Лучше вделай мне своей кроссовкой. Как Лерке…
— Какой хитрый! Ты сразу побежишь куда-нибудь и сделаешь еще одно открытие…
Опять заиграла музыка.
На этот раз звонила мама. Она хотела знать, где я болтаюсь в ночное время. Хотя какое «ночное», когда верхушки тополей еще золотятся от заката.
— Мама, мы тут, недалеко! С Чибисом! Обсуждаем важный вопрос!
Мама велела закончить обсуждение и немедленно идти домой, где я получу очередной подзатыльник.
— А кроме того, я позвоню Агнессе Константиновне, чтобы она сделала тоже самое с ненаглядным Максимом!
— Мам, она не сделает! Она противница таких методов! Давай лучше мы сами друг дружке отвесим по затрещине! И крепче будет, и вам забот меньше!
Мама сказала, что я невыносимый болтун и что через две минуты должен быть дома.
— А то я пошлю за тобой папу!
Через две минуты, конечно, не получилось. Мы поболтали еще минут десять. Потом я заставил Чибиса взять маску с собой, проводил его до подъезда и лишь тогда помчался к себе. Проскользнул мимо мамы — и в постель.
— Ты куда с немытыми ногами!
Я демонстративно захрапел. Мама что-то опять сказала про реанимацию…
Несмотря на храп, я заснул не сразу. Агейкина улыбка висела у меня перед глазами. И все было хорошо. Лишь одно слегка царапало меня — то, что я оказался таким бестолковым. Надо было не хватать маску сразу, а привести в сарайчик Чибиса, тогда получилось бы, что мы отыскали Агейкин портрет вдвоем. А теперь, конечно, Чибису досадно… Хотя какая разница, кто нашел! Главное, что Агейкина улыбка снова родилась на белый свет! Лёнчик Арцеулов и его друзья были бы счастливы не меньше нас…
Спор
Рано утром Чибис прибежал ко мне. С маской в синем пакете с надписью «Газпром». И мы — бегом в кафе «Арцеуловъ». Там как раз оказались Вермишата — кормили завтраком Бумселя. Они обрадовались Агейкиному портрету, поулыбались ему. Но видно было, что у Саньчика и Сони радость не такая, как у нас — более обыкновенная. Ведь история с маской, с туренскими мальчишками прежних времен, с энергетическим полем улыбок не касалось их так сильно, как Чибиса и меня. Они потрепали Бумселя по ушам и помчались в свой лагерь. Там у Вермишат были важные дела. Вместе с другими ребятами и вожатой Надей они готовили цирковое представление. Саньчик надеялся, что его возьмут на роль клоуна (хотя, по-моему, никаких таких способностей у него не было).
А мы дождались, когда появится Ян, и показали маску.
Ян обрадовался по-настоящему. Ну, совсем по-мальчишечьи. Словно был он такой же, как мы. Расцвел.
Он отвел нас в свой кабинет-конторку, усадил на липкий клеенчатый диван и заставил подробно рассказать, как нашли Агейку. Вытащил из ящика стола тяжелый аппарат и отснял маску со всех сторон.
— Будут стереоснимки. А по ним специальная машина сформирует пластиковые копии. Есть такие технологии… Правда, это будут всего лишь копии, но очень точные… А теперь пошли…
— Куда?
— Ну, должен же Леонид Васильич порадоваться находке!
Ян повел нас наверх, в комнату Арцеулова. И едва мы вошли, как часы с журавлями включили свою музыку! Они словно выговаривали слова (хотя на самом деле слова складывались у меня в голове):
Тронет пружинку стальной волосок,
Снова проснется старинный вальсок…
Улыбка звенит,
Эхо — в зенит…
Нескладные, конечно, слова, но ведь не я их сочинял, они сами!..
Часы играли не переставая. Мы поворачивали маску к фотоснимкам на стене (пусть маленький Лёнчик и взрослый Арцеулов познакомяися с Агейкой!). Показывали Агейке комнату: книги, глобус, чертежи, старое кресло — а часы звенели, звенели…
— Пора уносить Агейку отсюда, — решил Ян. — Иначе они не замолчат.
— А мы думали, что Агейка всегда будет здесь… — огорчился я.
— Видимо, здесь хватает рисунков. А маска… она излучает слишком сильное поле, здесь ей тесно. Возникает перегрузка…
Я впервые слегка подосадовал на Агейку: подумаешь какой! Тесно ему… Но тот не ответил на мою досаду: улыбался и улыбался.
— Давайте, повесим его в главном зале, — сказал я. — Там пространство. Пусть висит напротив «Эвклида» и улыбается всем…
— Идея на первый взгляд неплохая… — отозвался Ян.
— А на второй? — слегка обиделся я.
— Там бывают хорошие люди, да… но все-таки питейное заведение. А мальчишке нужна ребячья компания…
— К тому же, там кирпичные стены, — насупленно заметил Чибис. — А маска примагничивается только к людям или к дереву… Лучше всего к дереву…
До меня наконец-то дошло. Я посмотрел на Чибиса. Он отвел глаза, но тут же взглянул прямо. И я сказал:
— Солнышко, да?
— Конечно! Там и компания, и простор. И Агейка… будет, как общий друг…
— Люди, о чем разговор? — спросил Ян.
Конечно, Ян знал про дела в Колёсах, про Пуппельхаус и будущий театральный праздник. Идея Чибиса пришлась ему очень даже по душе. В самом деле, это же здорово, если Агейка будет улыбаться всем людям с высоты — с башни, из-под часов, из середины деревянного солнышка! Уж к этому-то солнышку, к надраенному наждаком дереву, он примагнитится накрепко!
Лишь об одном я пожалел: что такая мысль пришла в голову не мне. Но в конце концов какая разница!..
Ян спросил:
— Чибис, а не жаль будет? Искали, искали, а потом…
— Но это же для всех! Значит, и для нас!.. А у Ринки в Пуппельхаусе сразу все пойдет на лад. И беспорядок уляжется, и куклы перестанут капризничать… И шлюпка починится…
— Беспорядок пусть останется. Без него нельзя, — сказал я.
— Ну да! Останется творческий беспорядок! А кавардак исчезнет…
Мы вернулись в конторку Яна и продолжали обсуждать наши планы. Агейка улыбался нам — мы прикрепили его портрет к двери, временно.
— Можно приурочить его новоселье на Пуппельхаусе ко дню рожденья, — сказал Ян.
— К чьему? — удивились я и Чибис.
— К его, к Агейкиному… Помните, я рассказывал, что ребята несколько лет назад нашли его чугунную плиту? На ней написано было, что Аггей Полынов восьми лет от роду умер восемнадцатого июня пятьдесят четвертого года, в позапрошлом веке. А когда родился — не сказано. Однако Лика Сазонова с помощью художника Суконцева проникла в музейный архив, где сохранились книги с метриками. Там нашлась запись. Младенец Аггей, сын сторожа Михаило-Архангельской церкви, появился на свет девятнадцатого июля, а крещен был через неделю, двадцать шестого… девятнадцатого июля по старому стилю — это первого августа по новому. Российский календарь отставал от европейского в ту пору на двенадцать дней… Кстати, было Агейке, значит, уже не восемь, а почти что девять лет…
