Любовь Романова - Люди крыш. Пройти по краю
— Не пугайся. Это я тебя раздевала, — засмеялась Аня, протягивая пластиковую кружку с горячим чаем, налитым из припасенного термоса. Ее серо-зеленые глаза весело блестели. — Парней на это время прогнала.
— Увы, увы, — вздохнул Тим, садясь рядом с Женей.
Он вдруг наклонился и поцеловал ее в губы. Быстро и очень решительно. Это было так неожиданно, что кружка выпала из рук и дымящийся чай побежал по круглым камням.
— Ты чего? — испуганно спросила Женя, глядя Тиму в глаза.
— Ничего. Теперь ты целовалась и умирать уже не так жалко.
Она совсем забыла, что у кошек исключительный слух. Просто Женя этой способностью не пользовалась с того самого дня, когда Изгаршев растрезвонил про якобы доставшиеся ей в наследство миллионы. Выходит, Тимофей подслушивал все время, пока она находилась на скале. Вот гад!
— Не делай так больше! — отчеканила она.
— Как скажешь! — Тим порывисто встал и отправился бродить вдоль линии прибоя.
Анна посмотрела ему вслед и покачала головой.
— Зря ты его. Больше не поцелует.
— И прекрасно! — Женя страшно сердилась, хотя сама не понимала, на что. — А где все? Гриша, Корина Семеновна, Федор?
— Пошли коней седлать. Через полчасика выезжаем.
— Кого седлать? Куда выезжаем?
— В Геленджик. Там сейчас стоят лагерем люди глубины. Мы поедем на мини-вэне, который вас сюда привез. Гриша пошел с водителем договариваться, Федя — поспать, а Корина Семеновна — не знаю. От нее никогда ничего не добьешься.
— Мы? Ты тоже?
— Конечно. Я и Гриша. Должен же тебя кто-то учить нашему ремеслу. Полеты — это еще не все. Хотя летала ты классно. Я и не знала, что так бывает. Обычно новички протягивают метров двадцать и падают в воду. Я вообще еле-еле через камни перевалила. Но чтобы сорок минут над морем… Невероятно! Жалко, что никто, кроме нас, не видел.
«Я просто не знала, как повернуть к берегу», — едва не проговорилась Женя, но вовремя прикусила язык. Нехорошо убивать легенду на корню.
— Спасибо, что вытащили меня из воды. Я бы точно утонула.
— То есть? — Аня тряхнула порядком поредевшими за минувшие сутки бабочками и уставилась на Женю. — Из какой воды? Когда мы тебя нашли, ты лежала на берегу. Метрах в десяти от моря.
— Да нет же… — Женька запнулась.
Мужчина на Утесе и непонятное спасение — похоже, опять началась полоса загадок. Радует, что на этот раз никто не попытался ее убить.
Войдя в кабинет директора Службы Контроля Края, Учур обнаружил своего шефа вытряхивающим мелкие камушки из модельных туфель.
— Черт меня дернул их сегодня надеть, — пожаловался Морок своему помощнику. — Теперь придется выбрасывать. Сто метров по берегу моря — и обувь за четыреста евро псу под хвост.
— Может, чаю? — с сочувствием спросил Учур, едва заметно пришепётывая.
— Давай. Все равно уже принес.
Просияв, помощник аккуратно поставил на письменный стол деревянный поднос с большой кружкой. Непосвященному человеку могло показаться, что четырнадцатилетний Учур — уроженец Средней Азии. Киргиз или узбек. На эту мысль наводили раскосые карие глаза под тяжелыми веками и плоское лицо. Однако более внимательный наблюдатель обязательно заметил бы красиво очерченный рот, прямой нос и гордую посадку головы. Учур был родом с Алтая и принадлежал маленькому народу, называвшему себя алтай-кижи.
Морок подобрал его на одной из главных улиц города. Оборванный мальчишка, сидя на тротуаре, перебирал струны потрепанной балалайки с круглой декой и необычайно длинным грифом. Его выступление собрало вокруг небольшую толпу. Люди слушали горловое пение, напоминающее низкое бормотание сразу в нескольких тональностях, и охотно бросали деньги в замызганную меховую шапку.
То ли наивному алтайцу не пришло в голову договориться с местными попрошайками, то ли успех у публики вызвал их жгучую зависть, только прямо на глазах у руководителя СКК в толпу слушателей ворвался коренастый пацан. Он схватил шапку, полную бумажных денег, и бросился прочь, сверкая подошвами кроссовок.
Учур перестал играть.
Оторвал на секунду от струн руку и сделал быстрое, едва уловимое глазом движение. Словно поймал пальцами назойливую муху. Никто из зрителей не связал его жест с тем, что произошло дальше. Воришка внезапно остановился, выгнулся дугой и выронил добычу. Никто ничего не понял, кроме Морока, наблюдавшего за этой сценой через стекло своего «лексуса».
Он отлично видел, как коричневая от загара и грязи рука подростка поймала серую фибру. Тускло мерцающая нить стянула шею беглеца невидимой петлей. Рывок, и вор захрипел, тараща испуганные глаза. Узкоглазый певец был крыланом. Причем сильным.
Морок не стал его ни о чем расспрашивать — просто предложил поработать помощником, а заодно пожить в своей огромной квартире с видом на набережную. Он хорошо разбирался в людях, чтобы понять — от парня не исходит опасность. Наступит время — сам все расскажет.
— Что это? — Директор СКК уставился на грязно-белые ошметки, плавающие в красном чае.
— Каймак! — гордо сообщил Учур. — Особая пенка с молока. Вкусно. Специально для Кирилла Михайловича делал.
Морок опасливо понюхал содержимое кружки.
— Только не говори, что чай ты взял из деревянной шкатулки на верхней полке.
Алтаец осторожно кивнул.
— Учур! Я же просил без экспериментов! Ты знаешь, что это за чай? Дахунпао! Самый дорогой в мире! — Кирилл Михайлович откинулся на спинку кресла и расстроено поджал губы. — Он растет в одном-единственном месте на земле. В горах Уишань. Его урожай — всего полкилограмма в год. Можешь представить, сколько стоит одна ложка? А ты в него этот… каймак кладешь! Ну что молчишь?
— Радуюц, — грустно вздохнул алтаец, теребя ремень джинсов.
Морок едва не поперхнулся.
— Радуешься? Чему?
— Тому, что вы сегодня Кирилл Михайлович, а не Морок. Морок бы меня убил.
Кирилл Михайлович сердито фыркнул. Эту игру начал Кудай — начальник силовой группы СКК. Он утверждал, что тело его шефа делят два человека. Один — мягкий, склонный к пространным рассуждениям Кирилл Михайлович, другой — холодный и бескомпромиссный Морок. Первый вполне мог простить незначительную оплошность, любил посидеть с бокалом коньяку, был в курсе семейных дел каждого сотрудника, увлекался стрельбой из лука и арбалета.
Второй не увлекался ничем, кроме работы. Одного его взгляда хватало, чтобы у подчиненных участилось сердцебиение и засосало под ложечкой. Он мерил пружинистым шагом помещение оперативного штаба и отдавал короткие, точно удар под дых, команды: «Вперед. Отходим. Ищем цель. Пора». А еще он не прощал предательства. Это могли бы подтвердить те, кто повелись на добродушие Кирилла Михайловича и решили проверить границы его терпения. Наивные глупцы давно уже не разговаривали ни с кем из ныне живущих.
Для Кудая и его гвардии зондирование шефа стало ежедневным развлечением. Кто сейчас у руля? Кирилл Михайлович? Значит, можно расслабиться и отпустить пару дерзких шуток. Морок? Лучше не рисковать.
— Иди, психолог, чай неси. Черный. Без пенки.
Но Учур замешкался. Он смотрел на крысу в клетке на столе шефа. Крупный серый грызун, сидя в опилках, наводил красоту. Азартно чистил шкурку, периодически останавливаясь и поглядывая на алтайца бусинами черных глаз.
— Можно погладить? — спросил Учур и уже протянул руку к решетке.
— Стоять!
Помощник не заметил, как Морок очутился рядом, и сжал запястье парня. Глаза директора СКК стали холодными, как вода в горных озерах, рот превратился в трещину.
— Нельзя. Эта крыса заразна. Один укус, и ты мертвец.
Учур испуганно попятился к двери, прижимая к груди деревянный поднос.
ГЛАВА 16
Детский лагерь «Североморец» стоял на берегу Голубой бухты под Геленджиком. Еще совсем недавно в него приезжали школьники из тех мест, где снег лежит девять месяцев из двенадцати и ночь тянется полгода, чтобы смениться таким же долгим днем. Они ходили купаться в море по расписанию и часами маршировали на разогретом южным солнцем асфальте. Отчего-то именно это наказание чаще других выбирали для своих подопечных не обремененные педагогическим образованием вожатые. Наверное, оно позволяло, пока дети заняты, сбежать на пляж и загорать в свое удовольствие.
Но два года назад лагерь закрыли. Рядом с ним построили аэродром, и «Североморец» оказался в санитарно-защитной зоне. Каждые пятнадцать минут небо над ним взрывалось ревом самолета, и все, кто находились поблизости, переставали слышать друг друга.
— Вы уверены, что здесь кто-то живет? — спросила Женя, когда мини-вэн припарковался у ржавых ворот. Рядом в густой колючей траве лежала гипсовая голова. Судя по пилотке, она принадлежала статуе пионера.
