Вольфганг Хольбайн - Зеркальное время
— Здорово, правда? — улыбнулся Рогер.
Юлиан взглянул на него еще враждебнее, но потом все же повернулся посмотреть, чем это Рогер так восхищен. Он не сразу понял, но когда до него дошло, вся злость бесследно прошла.
Это завораживало.
Помещение казалось пустым, по крайней мере на первый взгляд. Оно представляло собой лабиринт из сотен и сотен стеклянных стенок.
Конечно, Юлиан и раньше видел стеклянные лабиринты. Он уже не раз бывал в них — как и всякий, кто хоть однажды посещал ярмарочное гулянье или луна-парк, — но такого не видел.
Стекла отличались не просто прозрачностью — они были почти невидимы. Лишь кое-где по слабому отсвету можно было догадаться, что здесь есть еще что-то, кроме пустоты; но искать это что-то пришлось бы на ощупь; но и найдя, трудно было поверить собственным рукам.
— Невероятно, — прошептал Юлиан. — Такого я... еще не видел!
— В том-то и фокус, — объяснил Рогер. — Ты не должен это видеть! — Он сделал приглашающий жест. — Хочешь попробовать?
Юлиан помедлил. У него все еще болел ушибленный нос. Но теперь он уже знал, чего ожидать, и медленно поднял руки, выставив вперед растопыренные пальцы. Через два шага он опять наткнулся на препятствие.
Это сводило с ума — он ощущал стекло: твердое, как сталь, и такое холодное, что кончики пальцев покалывало, но так и не смог его увидеть!
Потом он вспомнил один прием, про который ему говорил отец. Юлиан победно рассмеялся в сторону Рогера и опустил взгляд, ища металлические рамы, в которые должны быть вмонтированы стеклянные стенки лабиринта.
Но там ничего не было.
Юлиан посмотрел вверх. И там ничего.
Его удивление стало перерастать в беспокойство. Если весь этот лабиринт не отлит как единое целое — а это было решительно невозможно! — то он видел перед собой фантастическое изделие ручной работы, какого больше нет нигде в мире. Не было видно никаких краев. Никакой окантовки. Даже те места, где стеклянные стенки пересекались — к тому же еще под разными углами! — были совершенно невидимы! Это надо показать отцу! — вот первое, что пришло ему в голову.
Он снова опустил руки, отступил на шаг и помотал головой.
— Лучше не надо, — произнес он.
Рогер рассмеялся:
— Боишься?
— Нет! — ответил Юлиан, опять немного задетый его вопросом. — Но я... у меня правда больше нет времени. Мой отец будет вне себя, если я не вернусь в отель вовремя.
На удивление, Рогер не стал его уговаривать, а лишь пожал плечами:
— Может, ты и прав. Надо много времени, чтобы пройти насквозь. — Он тихо засмеялся. — Нам уже приходилось выводить отсюда людей, которые сами не могли найти выход.
— А вдруг там кто-нибудь остался? — спросил Юлиан в шутку. Но когда произнес это, по спине у него пробежали мурашки. И потом еще раз, когда он взглянул в лицо Рогера и тот ответил очень серьезно:
— Много осталось.
— Ты ведь шутишь, да? — занервничал Юлиан.
На мгновение ему показалось, что Рогер не шутит, — таким серьезным и пронзительным оставался все это время его взгляд. Но вот в глазах Рогера блеснули искры усмешки.
— Конечно шучу, — сказал он, смеясь. — Пока все выбирались. Рекорд длительности пребывания лежит где-то между тремя и четырьмя часами. Даже мне иногда бывает трудно пройти насквозь.
Но эти слова почему-то не убедили Юлиана. Что-то мешало поверить — да нет же, вздор! Он сам перебил ход собственной мысли. Обыкновенный стеклянный лабиринт, такие есть на каждой ярмарке. Ему ли не знать, чего можно добиться при помощи света и нескольких ловко расставленных зеркал.
Но все же он еще раз остановился у двери и оглянулся, любуясь просторным, на первый взгляд пустым помещением.
— Фантастика! — сказал он. — Как вы это делаете? Светом?
— И светом тоже, — ответил Рогер, и по голосу его было заметно, что он удивлен догадливостью Юлиана. — Я и сам точно не знаю. Дело еще в стекле. Оно какого-то особого сорта, такое делают на одной-единственной фабрике.
— И где же эта фабрика?
— Понятия не имею. — Рогер нахмурился. — Но если бы и знал, не сказал. Мой старик ревнив к профессиональным секретам.
— Я совсем не это имел в виду, — поспешно заверил Юлиан. — Но понимаешь, мой отец тоже занимается... чем-то похожим. Его бы это заинтересовало.
— Вот как? — сказал Рогер, и отчуждение в его глазах усилилось.
— Может быть, у твоего отца и у моего был бы общий интерес, — робко заикнулся Юлиан. — Ты не против, если я в следующий раз приведу его сюда?
— Ну нет, — отрезал Рогер. Внезапно он снова осклабился. — Не он первый, кто пытался раскусить наш секрет. Пока что это никому не удалось. Хотя...
— Что хотя?
Лицо Рогера посуровело.
— Я рассказывал тебе о людях, которые не могли выбраться из лабиринта, или нет?
Страх пробрал Юлиана до мозга костей, но Рогер неожиданно подмигнул ему, и Юлиан понял, что опять попался на уловку.
Рогера разобрал смех, и он долго не мог успокоиться.
Да приводи, приводи, — сказал он, насмеявшись досыта. — Я покажу вам остальное. Ведь ты еще не видел главного.
— И что же это?
Рогер отрицательно покачал головой:
— В другой раз. Будет хоть порука, что ты снова придешь.
Он открыл дверь и выключил свет, хотя Юлиан еще не успел выйти. Его накрыло темнотой, как волной, и он ощутил в этой темноте нечто большее, чем просто отсутствие света. Юлиан поспешно выбрался наружу и отошел подальше от этого зловещего лабиринта. Сердце его колотилось.
Пока Рогер запирал дверь — на сей раз со всей тщательностью, — Юлиан снова оглядел эту заброшенную часть ярмарки. Тьма сгустилась, стало холоднее. К тому же поднялся ветер, зловеще завывая в переулочках меж будок.
Юлиан опять удивился, какую большую территорию занимает ярмарка. С оживленной половины сюда не доносило даже музыки. Будки и карусели утопали в темноте и безмолвии. Это место напоминало большую ярмарку, на которой таинственным образом остановилось время. В некотором отдалении Юлиан заметил даже стальные фермы колеса обозрения, это черное сооружение напоминало скелет гигантского доисторического ящера, который ползал здесь миллионы лет назад, да так и закаменел.
И странно было, что здесь целых два колеса обозрения. Обычно на ярмарках бывает только одно.
— Жутко, правда? — спросил Рогер, будто прочтя его мысли.
Юлиан кивнул. Слова Рогера только подкрепили впечатление угрозы, исходившее от покинутых дощатых павильонов и каруселей. Ему почудилось, что вокруг них движутся тени, будто подкрадываясь ближе.
Чтобы приободриться, он спросил:
— Здесь водятся привидения?
— Иногда, — серьезно ответил Рогер.
Юлиан начал беспокойно переминаться. Замысловатый юмор Рогера иногда действовал Юлиану на нервы. Не говоря больше ни слова, они зашагали прочь.
Тени двинулись за ними.
Само собой разумеется, это могло только почудиться. Здравый смысл подсказывал Юлиану, что тени не крадутся за людьми. Но у него вдобавок возникло навязчивое ощущение, будто внутри теней прячутся предметы. Но не чудища с клыками и когтями, а нечто совсем другое. Совершенно новое и вместе с тем древнее, злое — может быть, всего лишь сгустившаяся темнота, воплощающая собой все зло на свете...
Ему пришлось призвать все свое самообладание, чтобы отогнать страх, почти не повинующийся рассудку. Ну не смешно ли! Что это он стал пугаться темноты, как маленький ребенок? Но одна из теней действительно возникла впереди.
Нет, это была не галлюцинация — ведь Рогер тоже задержал шаг и испуганно вздрогнул.
— Что это? — спросил Юлиан. Голос его дрожал.
Рогер вскинул руку, требуя тишины, и прищурился, вглядываясь. Тень снова шевельнулась, заколыхалась, стала расти — и превратилась в рослую фигуру в кожаной куртке. Это был тот парень с силомера! Но в первый момент он показался Юлиану совсем другим. Конечно же, все дело было в освещении и в этой жуткой тени — а главное, в собственном страхе, но все равно в самый первый момент этот, в кожаной куртке, показался Юлиану вообще не человеком, а чем-то уродливым и черным, выползшим из тени и принадлежащим ей.
Но потом Юлиан поморгал, и из уродливого бесформенного образа снова возник Кожаный. Конечно, он был страшен не меньше призрака, которого сменил. К тому же не с пустыми руками. В одной он держал зажженную сигарету, которую как раз поднес ко рту, и кончик ее вспыхнул, словно третий глаз, красный и злой; в другой руке покачивалась мотоциклетная цепь.
— Вот черт! — пролепетал Юлиан. — Что теперь будет?
— Что будет? — Рогер усмехнулся. — Не бойся. Я с ним разделаюсь одной левой. Держись ко мне поближе, и ничего тебе не будет.
Скажи эти слова любой другой, они прозвучали бы как чистая похвальба. Но Рогер произнес их так естественно, что Юлиан сразу поверил. И все равно сердце его колотилось от волнения, когда они подходили к Кожаному.
