Майте Карранса - Избранница
— Цицерон! — крикнула она. — Веревка!
«Может, уже слишком поздно», — подумала Марина, теряя надежду.
— Цицерон! Я здесь! — снова крикнула она.
Тут Марина почувствовала, как веревка натянулась столь резко, что она чуть не потеряла равновесие.
— Я нашел ее! Держи!
Это был голос Цицерона, он взбирался по веревке.
Хватит ли у нее сил? Сможет ли она удержать веревку?
Настали трудные мгновения. Веревка врезалась в тело Марины, а руки, вцепившиеся в кольца, стали неметь и болеть.
Когда она подумала, что больше не выдержит ни секунды, Марина увидела, как появилась голова, затем руки, затем одним рывком из колодца выскочила остальная часть тела Цицерона. Он спрыгнул на землю.
Цицерон поднял голову и у него загорелись глаза, но это мгновение было столь коротким, что Марина не успела ничего предпринять, не успела броситься в его объятия и поцеловать его. Что-то остановило ее: конечно, это Анхела! И мимолетный порыв улетучился, как облако, рассеянное ветром. Так обидно, так банально!
— С тобой все в порядке? Мастиф не догнал тебя? — с тревогой спросила Марина.
Ей хотелось подойти к нему, обнять, но у нее окоченели руки и отказали ноги. Что, черт подери, с ней происходит?
— Я цел и невредим, — ответил Цицерон, совсем выбившись из сил. — Но мне нужно отдохнуть, — и он, отрывисто дыша, бросился на землю.
Марина не подошла к нему, не взяла его за руку и не вытерла пот с его лба. Она боролась сама с собой и ужаснулась от того, что не может делать то, что ей хочется. Когда она заговорила, ее голос звучал надменно.
— Нам надо как-то выбираться отсюда. Ты придумал, как это сделать? Финвана не сможет нам помочь, он сидит в темнице. Посмотрим, придет ли тебе что-нибудь в голову сейчас, когда ты стал героем!
Марине следовало бы дать оплеуху за то, что она ведет себя столь противно. Почему она это сказала?
Цицерон встал. Его лицо порозовело, но он смотрел на нее как-то странно.
— Все изменилось. Финвана на свободе.
— Вот как? — удивилась Марина.
Ну, конечно! Жизнь ведь не стояла на месте, пока она находилась в Аду!
— И он показал всем, что Луси ему не безразлична.
От одного упоминания Луси у Марины внутри все перевернулось, и она пришла в ярость. Это была ярость именно Марины.
— Луси? Эта свиноматка?
Цицерона это не огорчило. Наоборот, такая ее реакция привела его в восторг, и он подлил масла в огонь:
— Мне показалось, он без ума от нее.
Марина нахмурилась:
— Ты говоришь о Луси? Финвана влюбился в Луси? Что он нашел в этой грудастой зануде?
— Нам надо спасти ее от этого сумасшедшего, — уточнил Цицерон.
Марина не поверила в то, что он это сказал. Что-то в этом ей не нравилось.
— Нет уж, спасибо! И не думай, что я стану помогать этой жалкой и мерзкой предательнице!
Это говорила она, Марина, она это чувствовала, она горячилась.
— Ладно, Луси тебе не нравится, но не можем же мы бросить ее здесь, — заявил Цицерон и встал.
Однако Марину нелегко было убедить.
— Это она предала меня! Это она обманула меня, заставив поверить, будто она на моей стороне, а потом сбросила в колодец!
— Вот как? — произнес Цицерон, храня бесстрастное выражение лица. — Она попросит у тебя прощения!
Марина чувствовала, что краснеет. Она ему больше не нравится? Он уже не готов дать кому-нибудь по морде, защищая ее?
Ее смертельно обидела холодность Цицерона и его неожиданный интерес к Луси. Но тут Марина взяла себя в руки и подумала, как бы поступила Анхела: она бы не стала нападать с открытым забралом, а избрала бы контрнаступление.
— Но ты ведь понимаешь, я не смогу уйти отсюда без Патрика…
Марина оказалась права. Если бы не нашлось живого Патрика, ее обвинили бы в убийстве или похищении. Ирландская полиция, должно быть, уже разузнала все ее приметы.
Цицерон побледнел, помолчал немного, затем тоже перешел в наступление:
— Мне жаль, но Патрик добровольно ушел вместе с Оонаг. Видно, она ему дороже. Более того, я бы сказал, что королева без ума от него.
Неужели Марина действительно слышит эти слова? Цицерон как бы мимоходом оскорблял Патрика!
«Это ревность, ревность в чистом виде», — заявила про себя Марина. А это означало, что хитрость Анхелы дает желаемый результат.
— А что нам мешает разыскать их? — спросила она, беря меч.
Чтобы не остаться безоружным, Цицерон взял пику, брошенную гвардейцем, и они оба двинулись в путь. Однако между ними пролегло расстояние, измерявшееся многими световыми годами.
Цицерон
Это была не она. Не «его Анхела». Иногда ему казалось, что это все же она, но она так изменилась, что Цицерон не узнавал ее. Эта особа была высокомерна и всезнающа, властна и холодна, у нее не было ни одного из недостатков или достоинств непредсказуемой псевдоблондинки, которые сводили его с ума.
В некоторых случаях, что бывало очень редко, у нее неожиданно вырывался вздох, розовели щеки и искрились глаза. Например, когда говорили о Луси и задевали Марину. Тогда в ней проявлялся дух «его» Анхелы. Но она тут же принимала вид греческой статуи и снова смотрела на него свысока, даже с некоторым сожалением. Будто стояла выше добра и зла и была непогрешима.
Цицерон ошибся, считая, что эта девушка любуется своей внешностью лишь под воздействием преходящих чар. Он видел, что Марина влюблена в себя, зачарована собственными прелестями, точно Нарцисс. Он явно ошибся в ней. Разумнее всего было бы покинуть холм как можно быстрее и забыть о ней. С Луси все ясно. Где выход? Луси ему была крайне необходима. Если бы не она, то его бы судили и бросили бы в тюрьму, а ему совсем не хотелось тянуть лямку в ирландской тюрьме.
— А что потом? — пришло ему в голову задать риторический вопрос.
— Что «потом»?
— Как мы выйдем отсюда после того, как спасем Луси и Патрика? Нам все равно понадобится помощь Антавианы.
— В этом не будет необходимости, — высокомерно ответила ему Анхела.
— Вот как, сеньора всезнайка?
Анхела остановилась.
— Я знаю, как выйти отсюда, хотя мне недостает некоторых деталей. Мне об этом рассказали девочки из Царства тьмы. До рассвета нам следует найти заколдованный вяз и воспользоваться мгновением, когда открывают двери и выпускают ночных волшебных существ.
Цицерон запоминал сказанное.
— Я знаю, как добраться до этого вяза. Я проделал этот путь вместе с Луси и Антавианой.
Анхела ничего не сказала. Она стояла и слушала. В тишине мира фейри было отчетливо слышно, как зовут на помощь Патрик и Луси, преследуемые их королевскими величествами.
— Быстрее! — приказала Анхела. — Ты пойдешь налево, я направо. Так мы сократим путь.
И к удивлению Цицерона, бросилась в противоположную сторону.
— Ты идешь налево! — Цицерон громко предостерег ее.
Анхела резко затормозила, поскользнулась и упала.
— Вот черт! — простонала она.
Пока она лежала на земле и хныкала от злости, Цицерон узнал в ней прежнюю «его дорогую Анхелу».
— А что, если нам пойти вместе? — спросил он.
И Анхела, уже более робко и покорно, приняла его предложение.
Марина
Ей надоело, очень надоело притворяться, обманывать, подражать сестре. К черту Анхелу, к черту достоинство, сдержанность, элегантность и все прочие глупости. Цицерон уже не смотрел на нее с восхищением, у него пропало желание целовать ее. Ни одного нежного жеста, ни малейшего проявления страсти.
Когда она превратилась в свою сестру Анхелу, Цицерон отдалился от нее. Хитрости Анхелы, рассчитанные на то, чтобы пустить пыль в глаза парням, никак не действовали на Цицерона. Хотя не было никаких сомнений, что он считает ее красавицей.
Они миновали оружейный двор, порог западной двери в стене, пересекли подъемный мост и вышли к возделанным полям, окружавшим крепостные стены.
Оба шли молча, с опущенными головами. Марина была уверена, что Цицерон избегает ее. С каждым шагом она чувствовала, что он все больше отдаляется от нее, становится более недоступным. Как только они найдут Луси и Патрика, исчезнет и эта мимолетная близость, которая возникла в тот вечер, когда пели сверчки. Благоприятный случай будет упущен навечно.
Она знала, что такие случаи бывают раз в жизни. Марина не могла упустить этого, не имела права на это.
— В действительности меня зовут Мариной, — неожиданно призналась она. — Анхела приходится мне старшей сестрой.
Цицерон застыл на месте.
— Я знаю.
Марина хотела спросить, откуда он это знает, однако, раз она начала говорить, придется ей во всем сознаться.
— Извини, я знаю, что Анхела красивее, но мне досталось второе имя, первое уже было занято.
