Сара Б. Элфгрен - Огонь
31
Возле актового зала Мину, Линнею и Ванессу поджидает Анна-Карин.
— Надо поговорить, — говорит Анна-Карин.
— Давай, но не здесь, — отвечает Мину.
В коридоре полно учеников, никто не торопится на занятия. На долю секунды у Мину срабатывает старый рефлекс — надо бежать, чтобы не опоздать на урок, но Мину тут же одергивает себя. Учитель биологии, рассеянный Уве Пост, вряд ли заметит ее отсутствие, он до сих пор не может запомнить, как ее зовут.
Девочки спускаются по лестнице в женский туалет возле столовой и удостоверяются, что их никто не подслушивает.
— Вы понимаете, что происходит? — в растерянности спрашивает Мину.
— Что-то явно происходит, — отвечает Ванесса. — Но никакой магии я не почувствовала. А вы?
Анна-Карин и Линнея качают головой. Мину пожимает плечами.
— Я вчера была в их центре. Нас туда зазвала мамина старая знакомая. И тоже ничего такого не заметила. Хотя то, что она делает, трудно отличить от магии, если вы понимаете, что я имею в виду.
Мину прекрасно понимает, что имеет в виду Анна-Карин. Она и сама едва не поддалась массовой истерии, захлестнувшей публику в актовом зале. Неужели и после этого Густав не поймет, что «Позитивный Энгельсфорс» — настоящая секта.
— Странно, — подхватывает Линнея. — В пятницу Адриану выгоняют, а сегодня Томми Экберг уже директор и сразу приглашает в школу Хелену и ее «ПЭ».
— Я видела его в офисе «Позитивного Энгельсфорса», — говорит Анна-Карин.
— Думаете, Хелена подстроила увольнение Адрианы? — спрашивает Мину.
— А может, это Совет? — предполагает Анна-Карин.
— Зачем Совету ее выгонять? — В голосе Ванессы звучит сомнение.
— Может, они заподозрили, что Адриана их обманывает? — объясняет Анна-Карин. — Она ведь тайно звонила Мину.
— Не знаю, — неуверенно говорит Мину. — Если бы Адриану снял Совет, они вряд ли бы выбрали на роль директора Томми. Им нужно держать школу под контролем. Это ведь «прибежище зла» и всякое такое.
— Блин! — воскликнула Линнея. — Как я сразу не доперла! Отец Элиаса — шишка в муниципалитете, ему ничего не стоило сделать так, чтобы Адриану выгнали.
Мину тоже разозлилась, что не сразу увидела очевидное. Кристер Мальмгрен занимает высокий пост в муниципалитете и имеет в городе репутацию человека, который не остановится ни перед чем для достижения своей цели.
— Точно, — кивнула Мину. — Они же упоминали, что это связано с Элиасом и Ребеккой.
— Но Хелена действительно хочет помочь людям, — сказала Анна-Карин.
— Ну ты наивная! — фыркнула Линнея.
— Успокойся! — остановила ее Ванесса. — Анна-Карин ведь не видела то, что произошло после встречи.
Мину рассказала Анне-Карин про разговор Хелены с Идой и Эриком и ее стычку с Линнеей. Повторять слова Хелены не поворачивался язык.
— Господи, ну хоть бы что-нибудь из того, что кажется хорошим, и вправду было хорошим! — вздохнула Анна-Карин.
«Не забывай, мы в Энгельсфорсе», — хотелось сказать Мину.
— Наверно, Матильда предостерегала нас от Хелены, — предположила Линнея.
— Возможно, — согласилась Ванесса. — Или от Совета. Или от них обоих. Или от чего-то еще, чего мы еще не заметили.
* * *— Похоже, что это я? — спросила Оливия, подняв вверх свой рисунок.
Им задали передать на листе бумаги свое настроение, и Оливия, как всегда, нарисовала автопортрет. Из огромных глаз льются большие черные слезы. Над головой лезвие бритвы, вырезающее на небе кровавые полосы.
— Думаю, никто не ошибется. Кроме тебя, такое вряд ли кто нарисует, — сказала Линнея.
Оливия подняла на нее глаза и посмотрела особым, свойственным только ей взглядом. В такие моменты она решала — обидеться или засмеяться.
На этот раз она решила улыбнуться.
— А что у тебя?
Линнея неохотно протянула Оливии рисунок, надеясь, что она не попросит его объяснить.
На листке было нарисовано сердце из цветов, романтический букет. В самом центре которого лежало кровоточащее человеческое сердце.
Может, это преувеличение, но, думая про Ванессу, Линнея чувствовала именно так.
— Здорово ты рисуешь, — вздохнула Оливия. — По сравнению с твоими рисунками мои никуда не годятся.
Линнея закатила глаза.
— А что было в актовом зале? — спросила Оливия, раскрашивая волосы девушки на автопортрете ярко-синим цветом.
— Хорошо, что ты не пошла.
Оливия надолго замолчала.
— Я давно хотела тебе сказать, — еле слышно прошептала она. — Мне кажется, мы отдаляемся друг от друга.
Отложив фломастер, Линнея уставилась на нее:
— Что ты имеешь в виду?
Оливия добавила в волосы девушки на рисунке темного цвета:
— У нас теперь разные интересы.
— Ты разозлилась, что я не прогуляла собрание вместе с тобой?
— Можно сказать, это стало последней каплей, — сказала Оливия, глядя в потолок. — Я старалась как могла, Линнея. Но больше не могу. Всему есть предел. Я не хочу сказать, что с сегодняшнего дня мы станем врагами. Но, думаю, общаться нам больше не надо.
— По-моему, мы с тобой уже с весны практически не общаемся.
— Вот именно, — серьезно сказала Оливия.
— Ну что ж, тогда договорились.
— Девочки на последней парте, перестаньте болтать! — крикнул Бакман с учительского места.
Линнея заметила, что Бакман при этом не сводил глаз с груди Оливии, и напряглась, стараясь не читать его мысли.
— Мне нужно в туалет, — сказала она, взяла сумку и вышла из класса.
* * *Выйти из класса раньше конца урока всегда приятно, даже если до звонка осталось всего лишь несколько минут. Кажется, будто ты украл для себя немного времени, убежал от реальной жизни.
Линнея поднялась по лестнице вверх и по узкому коридорчику прошла к туалету, расположенному рядом с дверью на чердак.
Как только туалеты отремонтировали и снова открыли для учеников, Линнея стала сюда подниматься. Она делала это специально, чтобы заглушить страх. Здесь они с Элиасом встречались, хоть и недолго — в первые недели учебы в гимназии, когда Элиас еще был жив. Линнея старалась думать, что здесь видела его живым, и не думать про то, что он здесь умер.
Она открыла дверь в туалет. На подоконнике стоял букет из увядших цветов и несколько выгоревших свечей. Фото Элиаса в дешевой рамке. Линнея знала, что на прошлой неделе Оливия и другие ребята из их старой компании собирались здесь в день смерти Элиаса, чтобы его помянуть. Сама она помянула его иначе: сидя дома, она часами слушала любимые песни Элиаса, читала письма, которые он ей писал. У нее был целый ящик его писем. Длинных, веселых, грустных, плотно исписанных страниц с рисунками на полях.
Ей почти захотелось поверить Хелене. Сконцентрироваться на позитиве, забыть и жить дальше.
Когда Элиас погиб, Якоб много говорил с ней о том, что надо не бояться страдания. Погрузиться в него. Позволить себе страдать, научиться не убегать от своих чувств.
Сначала Линнея не слушала Якоба. В обществе Юнте она перепробовала все доступные способы забвения. И поняла, что ничего не помогает. Чем больше пытаешься запереть своих монстров, тем мощнее и страшнее они становятся.
Теперь она знает: одно дело — не забывать, что у жизни есть светлая сторона. И совсем другое — притворяться, будто темной стороны не существует.
Линнея зашла в кабинку и села на унитаз. Достала из сумки Книгу Узоров и узороискатель. Постаралась сформулировать вопрос как можно четче. Затем открыла книгу, полистала ее и сосредоточилась.
Хелена — наш враг?
Линнея подкручивала узороискатель, пока не настроила фокус. То, что она увидела в Книге, поразило ее.
Буквы беспокойно двигались, перемешивались, сплетались и расплетались. Линнея листала страницы, но всюду видела одно и то же. Буквы метались по страницам, подползали к краям, кажется, вот-вот начнут вываливаться из Книги.
Линнея постаралась сконцентрироваться на своем вопросе. Но результат был тот же. Чем больше она сосредоточивалась, тем беспокойнее вели себя буквы.
Наконец она не выдержала, захлопнула Книгу, убрала ее и узороискатель в сумку и вышла из туалета.
Возле дверей стоял Виктор Эреншёльд. Линнея не заметила, когда он подошел. В холодном свете ламп Виктор казался бледнее, чем обычно.
— Это здесь произошло, да?
Линнея не ответила. Она стояла и думала, известно ли Виктору, что она минуту назад пыталась читать Книгу Узоров.
— Трагично, что Элиас умер, так и не узнав, кто он.
— Элиас знал, кто он.
— Ты понимаешь, что я имею в виду. Элиас был одним из Избранных…
