Сергей Смирнов - Тайна Спящей Охотницы
- Так и скажи, - весомо проговорил Петр Андреевич и…
…и достал из внутреннего кармана пиджака… что?! Точно такие же половины браслета.
Киту совсем жутко стало.
- Это ведь тот же… - выдавил он из себя. – То есть вот этот же, да?
- Точно! – кивнул Петр Андреевич. – Я свою работу за версту узнаю. Другого я не делал.
- Так ведь так нельзя! – простонал Кит, ужасаясь даже не представимым последствиям того, что в одной точке пространства-времени один предмет встретится с собой же, привезенным из будущего.
Петр Андреевич снова вздохнул глубоко и задержал дыхание… а потом шумно выдохнул и покачал головой.
- Когда нельзя, но очень нужно, то можно, - вывел грандиозный вселенский закон Петр Андреевич Демидов. – У нас сейчас исключительное чрезвычайное положение. Меня предупредили, что от этого конец света не случится. Потом-то, в свое время, он, конечно, случится. Но не сейчас. Так что ты не трусь, знай. Считай, это нарочно в разных временах такое предостережение распространяли про то, что нельзя…
- Это те, которые за вами приходили? – рискнул нажать Кит.
- Не за мной, а ко мне, - подняв указательный палец, строго и веско уточнил Петр Андреевич и сверкнул глазами. – Ты особой разницы не видишь, а для нас она есть. И очень большая… Давай руку.
Кит протянул через огонек свечи левую пуку, на запястье которой красовался вроде бы ни чем не примечательный браслетик свинцового оттенка.
Петр Андреевич примерился: одну половинку своего – вроде как «первого» - браслета он поднял над рукой Кита, а другую стал подводить снизу, будто хотел сличить эти половинки с теми, что уже были соединены на руке Никиты.
- Закрой-ка гляделки на всякий случай, - хрипло велел прапрадед и бросил сыну, так и сидевшему у стола: – Тебя тоже касается. Закрой глаза!
Кит повиновался… Несколько мгновений он пробыл в полной тьме и неизвестности.
И вдруг как полыхнет! Как обдаст лицо жаром… И тут же словно раскаленными щипцами схватило запястье! Кит так сразу и вспомнил те жуткие щипцы, что остались на крыше. Он вскрикнул и отдернул руку.
- Село! – услышал он радостный и взволнованный, опять же, с прокуренной хрипотцою, шепот прапрадеда. – Теперь гляди.
Кит открыл глаза. Запястье еще пощипывало, но боль от ожога быстро затихала…
Она, боль, словно проникала в глубину запястья, остывая и щекоча саму кость. А никакого браслета на руке не осталось! На его месте виднелся только красноватый ободок. И он щипал.
- А где… - недоуменно пробормотал Кит.
Вид Петра Андреевича – лицо его и не только – поразили Кита. Лицо прапрадеда краснело так же, как и обод ожога на руке Кита, лоб весь был усеян крупными каплями пота. Одна капля, собирая по пути другие, уже катилась к переносице, а еще одна, поблескивая, - по виску. И весь Петр Андреевич как бы подрагивал вместе с пламенем свечи.
- Ловкость рук и никакого мошенничества! – отчаянно весело, как сапер на минном поле, смахивающий с мины остатки земли и пошучивающий сам с собою, проговорил Петр Андреевич, показал и потер руки.
Руки его тоже подрагивали.
– Он теперь внутри… в тебе… в руке твоей. Я в институтах не учился, я ученых объяснений этих чудес в решете не знаю. Мне говорили… про какую-то «чёрную дыру». Вот это и есть вроде того: при соединении одного и того же предмета из разных времен… да не простой болванки, а вот такого, какой сделал я… всё его вещество устремляется к центру, в точку… и там преображается, что ли… Я-то что, я ведь простым пролетарием на фабрике патефонных игл честно тружусь… Еще до революции пацаном начинал. И вон как с Гражданской без важной части тела вернулся, так туда же…
- Патефонных игл?! – изумился Кит.
- А что… Тоже важный труд, - гордо ухмыльнулся Петр Андреевич. – Без него, без иголок моих народу и не потанцевать. А вот когда победим, тогда-то уж потанцуем, попляшем в волю! Все патефоны запустим!
Грандиозная… но еще более таинственная и необъяснимая картина мира стала складываться в голове у Кита, в его нейронах-крокозябрях… И оседала волнением в его невидимой и недоказуемой душе.
Как в той сказке: иголка в яйце, яйцо в утке, утка в сундуке… Так и с «граммофонами времени». Выходило, что дело не столько в особом преобразователе звуковых волн, который придумал великий изобретатель князь Януарий Веледницкий. Выходило другое: что и тут ничего бы не срослось без таинственного таланта клана-рода Демидовых воздействовать на вещество. Знал ли князь Януарий, что граммофонные и патефонные иглы, необходимые для путешествий во времени, проходили через руки простого… да совсем не простого пролетария Петра Демидова?!
- Бать, посмотреть-то можно теперь?! – прямо взвыл Коля Демидов.
- Ну, подходи. Хоть и не поймешь, - пренебрежительно позвал сына Петр Андреевич.
Коля подбежал со стулом. Кит показал ему ожог-браслет на запястье.
- ЗЭкано! – восхитился прадед.
- Ты теперь осторожней, левой-то рукой, - опасливо покосившись, предупредил Петр Андреевич… и снова повертел грозными рабочими ручищами. – Мои-то, вон, только вилки да ложки без трудов и усилий гнули… А ты теперь одной левой можешь больших бед натворить, коли с силой не совладаешь. Береги для дела… когда скажут.
- Ложки гнули? Как Ури Геллер? – Догадки Кита складывались одна за другой.
- Фокусник, что ли? – нахмурившись, спросил Петр Андреевич. - Имя какое-то цирковое…
- Типа того, - кивнул Кит.
- Только у меня без всяких фокусов получалось, - словно оправдываясь, ответил Петр Андреевич. - Так и знай. Я за деньги не выступал никогда. Совсем таился. Я еще до революции к одному батюшке… попу то есть ходил, он меня отчитывал, думал, что бес во мне есть, он и гнёт гвозди да вилки. А потом сказал, что это просто дар особый с рождения. Не от беса, как пить дать. Для особой надобности. А пока иглы свои точи - и довольно. Тогда простится. Мы такого рода… что ж теперь поделаешь. Поп-то мне так и сказал тогда: полезешь на люди, в цирк, на целковые разменяешь небезопасный дар свой, тогда точно – бес в тебе, и это он тобой водит.
- Ты, бать, в Бога, что ли, веришь? – с удивлением спросил Коля, похоже, впервые узнавая об отце много всего, ночь чудес и откровений у них с батей случилась.
- Так это было еще до того, как партия большевиков порядок в нашенской части света навела и Бога отменила. Я тогда еще не старше тебя был, - почему-то охрип Петр Андреевич еще сильнее, хотя говорил все тише и тише, и вдруг прикрикнул на отпрыска: – На ус наматывай, а рот на замок.
- Не сомневайся, батя, - выгнул грудь колесом Коля Демидов. - Как в могиле, бать!
- «Не сомневайся», - хмыкнул Петр Андреевич. – Я-то не сомневаюсь, пока ты просто по крышам скачешь… А теперь выйди-ка. Постой на шухере. А в могилу рано, запомни. Тебе еще вот деда Никитиного родить надо.
Про то, что рано в могилу, - завет отца Коля Демидов выполнит.
Конечно, прадед был рад постоять для своих в темноте на шухере, но он медлил. Видно было: опасается, что еще что-нибудь интересное пропустит, чудо какое-нибудь.
- Иди-иди, на фокус-покус позовем, - сомнительно пообещал батя. – Нам не столько глаза, сколько чужие уши ни к чему. Глазам теперь-то мало кто верит.
- Так, может, в ту комнату вам… - догадливо посоветовал Коля.
Отец только сверкнул на сына глазами – и тот сразу выскочил из комнаты в коридор.
Петр Андреевич пододвинулся ближе к потомку и стал мощными своими пальцами, вернее жесткими ногтями выбивать дробь на крышке сундука… а сам заговорил.
- Я ведь только по-настоящему и поверил, что это – ты, когда браслетка села… а не рванула тут так, как фугаска… Хотя оно понятно, что рвануть не могло, раз ты из будущего прибыл, такая ведь у времени хитрая арифметика, да? - горячо зашептал прапрадед прямо Киту в лицо, давя табачным перегаром.
Кит догадался: покраснел и вспотел прапрадед, и потряхивало его по одной причине - от волнения и даже пережитого ужаса – а вдруг все-таки аннигилирует, иным словом, рванёт на всю Солнечную систему! – а вовсе не от прошлой выпивки, не было ее… Это – во-первых. А во-вторых, барабанил он звонко по сундуку для того, чтобы создавать звуковые помехи. Значит, перестал бояться одного, а начал страшиться другого. Но желание узнать что-то важное было сильнее страха.
- Типа того, - кивнул Кит.
- У тебя-то еще впереди большие дела. Может, и не увидимся больше, - теперь от напряжения и волнения лишь подрагивая веками и покашливая, шептал прапрадед. – О будущем тебя не спрашиваю. Главное про него – и так понятно, слава Богу. Но о прошлом, может, скажешь пару слов, чтоб мне, инвалиду, не томиться? Может, знаешь что-нибудь… Но коли и тебе сказали, что – военный секрет, то так и скажи. Как-нибудь перетерплю до смерти. Мы-то, как умрем, так и всё узнаем там, а?
- Я и сам мало знаю, - ответил Кит, покусав губы, когда предок напирал на него, допытываясь…
Ему самому страшно хотелось допытаться, кто же всё-таки приходил к предку, из какой реальности.
