Владислав Крапивин - Кораблики, или «Помоги мне в пути…»
– Бесприютные тоже оставляли кораблики? – спросил я хмуро. Мысли пошли по другому пути.
– Конечно… – Он снова пристально посмотрел на меня. – Знаю, о чем думаете. Не очень-то кораблики им помогали… Я… согласен с вами. Но ко вселенской борьбе добра и зла как подходить с земными мерками справедливости?.. А иных мер у нас нет. Вот и думаешь: взрослые часто сами виновники своих бед. А дети-то при чем? Я знаю, что Господь утешит их в своем царстве. Но отчего не дано им было прожить полную земную жизнь? Или и те краткие годы, что выпали им, – разве они были жизнью?.. Или есть какой-то всеобщий закон развития мира, по которому без детского страдания не обойтись?.. Или впереди такая награда, что искупит все?
– Я не знаю…
– И я не знаю… Наверно, незнание это и ввело меня в грех. Впрочем, я верю, что Господь грех этот мне простит. В отличие от земного начальства…
Я вопросительно молчал.
Отец Венедикт помолчал тоже и наконец объяснил с сумрачной усмешкой:
– Я прямо в церкви тяжко избил человека. И выкинул его с крыльца… Человек этот… зная о моей известности среди маленьких прихожан, пришел с чудовищным предложением. Чтобы я напутствовал перед смертью мальчика, которого должны были расстрелять на глазах у собравшихся зрителей…
– Вы… отец Венедикт, это правда?
– Увы…
– Разве такое возможно?
– Публично до сих пор никого не казнили. Но многим ли лучше, когда убивают тайком и хоронят безымянными?
– Как убивают?.. Зачем?
– Вы… сын мой, и в самом деле, видимо, нездешний. И долго были в экспедиции… А откуда, по-вашему, берутся эти несчастные, о которых я молюсь целыми ночами? Те, кто… закопан там, у стены…
– Я… думал, это несчастные случаи. Болезни от бесприютности, от голода…
– Бывает и такое… Но чаще привозят с пулевыми и ножевыми ранами…
– Господи Боже ты мой… Но почему?! Кто это делает?!
– Делают… Есть такой "Эскадрон Рио"… Название идет еще с двадцатого века, из Бразилии. В ту пору страну захлестнула волна детской беспризорности, миллионы бродячих ребятишек. И конечно, от этого воровство, грабежи, насилия, никуда не денешься. Тем более, что дети вырастают и лучше не становятся. И вот появились некие эскадроны смерти, которые устраивали охоту на беспризорных детей. Каждое утро люди находили маленькие трупы… Конечно, официальные власти возмущались, полиция вроде бы искала преступников. Но… втайне многие поддерживали эти эскадроны. Те ведь якобы воевали за идею. За очистку общества от криминального элемента, с которым страна справиться не могла…
Я вспомнил, что в давние годы читал об этом.
– Но это же было столько лет назад!
– В нашей стране этот опыт вспомнили нынче. Замкнутый круг. Чтобы приютить, обогреть, накормить и выучить такую армию бездомных малышей, у общества нет средств…
– Но международные фонды…
– Они пытаются. Но государство блюдет свой престиж и скрывает масштабы детской безнадзорности. А она увеличивается. Потому что увеличивается, в свою очередь, жестокость взрослых. Дети бегут из приютов, из семей…
– Из семей-то почему?
– Растет общая суровость общества. Материнская и отцовская любовь, увы, давно уже перестала быть неотъемлемым признаком семьи… Не все мальчики привязаны к своим матерям, как ваш Петя… Но, честное слово, вы будто с другой планеты.
– Я… из Византийска.
– Это благополучный край, понимаю. Но информация-то доходит и туда…
– Я… слишком погружен был в свою работу… Но что же это за человек, который предложил вам такое?
– Это активный деятель ЧПИДа.
– Чего?
– Чрезвычайной педагогической инспекции по делам детства. Ходят слухи, что она недалеко ушла от "Рио". Задачи-то в принципе одни: очистить общество от плесени и паразитов…
– Неужели детская преступность так потрясает вашу Республику?
– В известной степени потрясает. Бывает всякое. Но власти гораздо больше боятся другого. Грядущего потрясения иного рода. В детских кланах, среди обитателей пустырей и трущоб возникает организация. Точнее, подобие какого-то особого сообщества. Возникает цель. Знающие люди говорят, что подобного раньше не было никогда. И последствия непредсказуемы. Это пугает и социологов, и правительство гораздо больше, чем кражи в продовольственных магазинах или толпы маленьких попрошаек на вокзалах… Тем более, что среди этих ребят нет прежней дикости и жестокости. Многие ведь попадают на улицу не из трущобных семейств, а из приличного общества. С опытом гимназического и лицейского воспитания… Кстати, замечено, что беспризорные мальчишки теперь никогда не нападают на детей. Даже на самых благополучных и беззащитных.
– И… это тоже пугает?
– Представьте себе! В этом усматривают, и не без основания, какие-то убеждения, какое-то новое понимание и ощущение общности. Уже не бездумная нищенская толпа, а нечто иное: общество со своей моралью.
– У такого общества должен быть вдохновитель…
– Есть… Вернее, был. Некий учитель или (так говорят некоторые) оставивший службу и прихожан священник. По крайней мере, звали его отец Олег…
– Звали…
– Его убили. Видимо, те же, из "Рио". Он похоронен где-то на глухой окраине, и дети крепко хранят тайну этого места… Отца Олега я никогда не видел и знаю о нем очень мало, хотя обычно дети ничего не скрывали от меня…
– Ну а расстрел-то?! Как такое можно допустить? Есть же законы…
– Это была страшная выдумка. Но не лишенная своей, дьявольской логики. Главная цель: неумолимой, властной жестокостью закона испугать бесприютных детей… Именно закона! Оказывается, некоторые статьи нашего уголовного свода не менялись больше ста лет. И этот инициатор ЧПИДа выкопал закон, по которому за ряд преступлений высшая мера могла применяться к детям с двенадцати лет… И вот представьте: находят подходящего мальчика, вменяют ему, кроме бродяжничества, что-то еще, соответствующее нужным статьям. Доказать это можно всегда… Строгие, но объективные судьи со скорбными лицами выносят суровый, но единственно возможный и справедливый приговор… Затем – страна замирает у комнатных и уличных экранов. Торжественно-похоронная процедура. Симпатичного мальчика (а такого выберут специально и сделают инъекцию, чтобы не сопротивлялся) ставят на борту плавучей тюрьмы, исповедуют, причащают, завязывают глаза. Все это – крупным планом… Затем взвод полиции особого назначения выстраивается и заряжает старинные карабины… Последняя речь прокурора: дети, смотрите внимательнее и делайте выводы. Закон, мол, одинаков для больших и для маленьких… Залп…
– Целый сценарий… – выдавил я.
– Еще бы! Этот мерзавец успел изложить мне все подробно, прежде чем… Ну, надо сказать, бил я его крепко. Я стар, но еще силен. Если бы не два подоспевших дьякона, убил бы, наверно… А он кричал в оправдание, что это для пользы общества. И что мальчик-то даже будет не настоящий, а… как это? Зомби! Искусственный. Тело без души… Для виду, мол…
– Отец Венедикт! Как зовут этого гада?
– Не помню… Нет, помню. Фамилия – Заялов. Да-да… Ром Заялов…
3
Я рассказал отцу Венедикту все. Абсолютно все. И про кораблик с названием "Обет", и про Конус, и про Полоза. И кто такой Петька.
Если верить в судьбу (а как в нее не верить после всего, что случилось?), именно она свела меня с отцом Венедиктом. Все сплелось в один клубок. Так я думал. А отец Венедикт сказал вслух:
– Видать, не случайно сошлись мы на этой тропинке…
– И на ней же, на тропинке этой – Полоз. Поперек дороги… Опять извернулся, сволочь, выпустили его. А был слух, что попал за решетку навеки…
– Нужен стал, вот и выпустили, – угрюмо отозвался отец Венедикт. – Нашли повод, объявили, наверно, что ничего не доказано…
– Но неужели ваши власти не понимают, что это маньяк, преступник? Что он опасен!
– Отчего же не понимают… Наоборот…
– И откуда берутся такие нелюди!..
– Элементарно. Концентрация зла… Думаете, он один такой? Просто он по изощренности ума сильнее других. А вообще-то их немало. Те, что убивают ребятишек на улицах, разве не маньяки? А отцы, избивающие детей с безумной яростью? А воспитатели, тешащие себе душу жестоким сладострастием, которое обращают на маленьких?.. Все мы, дорогой мой Петр, есть смешение добра и зла, и дьявольские семена прячутся в каждом изначально. Только нормальные люди не дают им взойти, давят эти ростки в себе, потому что ощущают в душе Божье начало, питающее любовь и жалость к другим людям. А если этой любви в человеке нет?.. Вот и прорастает сладкое желание дать себе радость за счет мучений слабого и беззащитного, за счет своей безграничной власти… Чем-то же надо заполнять пустую душу…
– Значит, это изначально заложено в человеке? Если он гад, значит, с такой душой родился?
– Вот как раз и нет. Душа вырастает в борении и споре. С самого младенчества. Порой начинается с пойманного кузнечика, когда ты в сомнении: оборвать ему ножки или отпустить? И щекочущее любопытство к чужим мучениям, и жалость к живой твари. Что окажется сильнее?
