Кейт Коннолли - Чудовище
— Ким!
Мы уже у маленького сквера близ фонтана. Нашего фонтана. Рен сидит на противоположном его краю и машет мне. Вид у него вовсе не сердитый. Я так рада, что сейчас расплачусь.
Но не успеваю я броситься к нему навстречу, как рядом звучит детский голосок, и внутри у меня все застывает.
— Мама, что это?
Маленькая девочка тычет в меня пальцем. Ее мать ахает.
Мне становится плохо. Дура я, дура! Кожа от пота стала скользкой, хвост соскользнул по ноге и высунулся из-под плаща. А я так шарахалась от всего вокруг, что и не заметила этого!
Ох, и рассердился бы отец!
Я поворачиваюсь к Рену. Он машет мне, но рука его почти замирает в воздухе. Он непонимающе наклоняет голову. На лице его нет и следа вчерашней ярости. Неужели он уже простил меня?
Чьи-то руки хватают меня сзади, рвут плащ. Крылья внезапно окатывает свежим воздухом.
— Чудовище! — Кричат две женщины, в руках у которых мой плащ.
— Нет, — бормочу я, зажимая уши руками. Никакое я не чудовище. Это колдун — чудовище. А я — гибрид, и я создана, чтобы спасти этих людей от колдуна.
— Чудовище! Чудовище! — Крик будоражит толпу, и вот уже все глаза прикованы ко мне. На запястьях смыкаются чьи-то руки. — Чудовище! Сжечь ее!
Сжечь! Ах, отец, как я горько ошибалась! Ты говорил правду — люди злы и жестоки!
— Нет! — кричу я, выкручиваясь из чужих рук. Отбиваясь, жалю хвостом двоих, и они плюхаются в фонтан, будто монетки. Слез уже не сдержать. Я в последний раз смотрю на Рена. На его славном лице — ужас, в милых карих глазах — недоверие.
Даже он думает, что я чудовище.
Мной овладевают инстинкты, инстинкты — и ничего больше.
Я распахиваю крылья во всю ширь. Сейчас я взлечу, и все эти крикливые людишки — и Рен вместе с ними — останутся позади.
Но я не успеваю подняться в воздух. Что-то тяжелое бьет меня сзади по голове, и вокруг смыкается темнота.
День пятьдесят пятый
У меня под щекой что-то колючее. Я поднимаю голову. К щеке что-то прилипло. Это соломинка. Я в темной комнате. Здесь всего одна дверь, а на земляном полу тут и там валяются клочки соломы.
Меня поймали. Я была неосторожна, я не послушалась отца, а ведь он меня предупреждал. Я утратила бдительность и угодила сюда. И даже не знаю, куда именно.
Сколько времени я лежала без сознания? Вдруг — целый день? Отец будет волноваться. Да что там — выйдет из себя. Ну и натворила я дел! И главное, попалась людям в руки!
А что теперь думает обо мне Рен? Узнать, что я такое на самом деле, да еще таким неудачным образом… Как бы мне хотелось все ему объяснить!
Я вновь опускаю голову на пол. Прохладная земля холодит кожу, гасит румянец на горящих щеках. В затылке больно, но сейчас не до того. Надо бежать. Надо спасти девочек. Иначе все, что сделал отец, пойдет насмарку.
Я вскидываю руку к горлу. Черная бархатная ленточка, подарок отца, на месте. И рукава у блузки длинные и закрывают мои пятнистые руки от и до. Может быть, люди не видели винтиков в шее. И лоскутной кожи не видели. Тогда, возможно, я сумею убедить их, что я просто гибрид. Существо из тех, что, по легендам, давным-давно вымерли.
А что мне еще остается — прорываться? Я не хочу делать людям больно. Может быть, мне удастся уговорить их отпустить меня.
В голове у меня миллион «может быть» и «если».
Ручка двери моей камеры скрипит и поворачивается. Я вскакиваю на ноги во мгновение ока. Уже что-то! Когда войдет стражник, я его повалю наземь — это будет легко, если он один, — и удеру домой. Горожане увидят, как я лечу по небу, — ну и ладно, они и так знают, что у меня крылья. Лишь бы только не догадались, что я имею отношение к отцу. Он ведь говорил, что в его науку мало кто верит. Если люди узнают, что он меня создал…
Ручка поворачивается дальше, и дверь медленно открывается. Я жду за дверью и готова нанести удар в любую секунду.
В комнату просовывается голова. Это Рен. У меня перехватывает дыхание. Я втягиваю когти и оборачиваю хвост вокруг ноги.
— Ким, — зовет он и замирает от удивления, увидев, что я прячусь за дверью.
Мир замирает. Мы не можем пошевелиться. Не смеем вздохнуть. Я так перепугана, что даже дрожать не могу.
Он пришел убить меня? Ему велели меня убить?
— Ты жива. — Он понижает голос и запирает за собой дверь. Мир оживает. — Послушай, горожане думают, что это ты крала девочек.
Я заливаюсь краской и не могу поднять глаз. Он не подходит ко мне, старается оставаться подальше, насколько это позволяют размеры комнаты. В воздухе между нами разливается страх, который грозит поглотить нас обоих.
— Я ничего не понимаю. — Он показывает на мои крылья, моргает. — Но я не верю, что ты вредила людям. Я ведь думал, что знаю тебя.
На лице его проступает растерянность.
Я не могу произнести ни слова. Рен говорит так, словно не помнит, как прошлой ночью застал меня с девочкой на руках, словно не видел, как я делаю именно то, чего так боятся горожане. Как это вышло? Я вспоминаю выражение его лица, когда он застал меня врасплох, и мне становится тошно. Нет, он ничего не помнит, иначе не защищал бы меня.
Но почему он не помнит?
— Пожалуйста, Ким, скажи что-нибудь!
Мне ужасно хочется спросить его, когда мы в последний раз виделись, но я удерживаюсь от вопроса.
— Давно я здесь? — спрашиваю вместо этого.
— Полтора дня. — Он смущенно переминается с ноги на ногу.
— А кто тебе позволил войти? — Честно говоря, я ожидала, что меня будут охранять строже.
Рен криво усмехается и складывает руки на груди.
— Я подождал, пока стемнеет, а потом прокрался внутрь. Я слышал, что говорили на площади, и… не могу допустить, чтобы они… сделали, что хотят.
Кожу покалывает, будто льдинками.
— А что они хотят?
Рен смотрит в сторону.
— Да не важно. Я тебя выведу. Ты спасешься.
Я снова слышу крики толпы: «Чудовище! Сжечь ее! Сжечь чудовище!»
— Они хотят меня сжечь, — шепчу я.
Отец был прав. И почему я ему не поверила? Но если он все знал про людей, то, может быть, и про Рена тоже? Если я ему напомню, чем занималась, расскажу, что спасала девочек, — он тоже захочет меня сжечь? Или лучше будет воспользоваться этим пробелом в его памяти и лгать по-прежнему?
— Ничего они тебе не сделают. Только сначала я хочу спросить. — Рен умолкает и сжимает кулаки так, что костяшки пальцев белеют. — Кто ты такая?
Тень страха в его глазах заставляет мое сердце сжаться. Пусть он не помнит прошлую ночь, но я все равно его потеряла.
Мне на ум приходит ответ, который я давно заготовила на случай, если он случайно увидит мой истинный облик.
— Там, где я живу, до сих пор есть гибриды. Ты не веришь, что они существуют, я знаю, но на самом деле они есть. Вот как я.
Глаза у Рена становятся круглые.
— А где это?
— Нельзя говорить. — Тут я немного запинаюсь. До этого я в своих мечтах не доходила. — Понимаешь, опасно, если кто-то узнает.
Рен проводит рукой по волосам, качает головой:
— Да уж, не зря ты не хотела говорить, где живут твои родные. После такого…
Наступает неприятное молчание.
— А зачем ты приходила в Брайр? — спрашивает наконец Рен.
— Из любопытства — тут я говорила правду, — отвечаю я. — Мне ужасно хотелось узнать людей. И я не смогла отказаться от возможности исследовать город вместе с тобой. Если помнишь, поначалу я тебя сторонилась.
Он грустно улыбается:
— Да уж, я буквально силком навязался.
Я только и могу, что сглотнуть комок в горле.
Рен идет к двери, но останавливается и что-то мне протягивает:
— Вот, возьми. Пригодится.
Это мой плащ. А я и не заметила, что Рен его принес.
— Спасибо, — говорю я и набрасываю плащ на плечи.
— Пойдем, я тебя выведу.
Мы на цыпочках выходим из комнаты. В коридоре за дверью спит стражник, положив голову на стол. Я вопросительно смотрю на Рена, тот ухмыляется:
— Бутылка рома плюс сильное сонное снадобье. Полезная штука.
Он ведет меня по коридорам, и наконец мы оказываемся на улице, в долгожданной темноте. Я чувствую себя так, словно вернулась домой. Все-таки Брайр всегда был для меня ночным городом.
— Иди, — говорит Рен, — беги.
Я больше не могу сдерживаться.
— Рен, зачем ты мне помогаешь? Меня все ненавидят, а ты — нет, почему?
Щеки у меня пылают, глаза щиплет, я не могу дышать в ожидании ответа.
— Потому что я тебя знаю.
Глаза уже словно огнем жжет.
— Ты меня не боишься?
Он издает нервный смешок.
— Честно? Боюсь. Но я же понимаю, почему ты ничего не рассказала. Я бы на твоем месте тоже молчал.
Ото всей этой путаницы у меня начинает болеть голова.
— А как же…
— Ш-ш, тихо! Кто-то идет! — шепчет он. — Беги скорее!
Он хватает меня за руку, тащит в переулок, и я быстро и радостно мчусь прочь. И только вопросы, на которые я так и не сумела получить ответ, по-прежнему тяготеют надо мной…
