Джеймс Паттерсон - Возрождение
— Выжить, — мрачно заканчивает Нино. — Кроме вас, никто не спасется.
— Что? — вилка падает у Клыка из рук. — Мы здесь что?
Я в ужасе смотрю на маму. Она печально кивает. Я не первый год только и слышу, что про конец света да про гибель человечества. Я не первый год готовилась к этому моменту. Точнее сказать, меня к нему только и делали, что готовили. Но новость эта меня все равно как обухом по голове ударила.
— Да объясните же вы, что все это значит, — требую я звенящим от напряжения голосом. — Сколько можно темнить? Будете вы, в конце концов, говорить правду?
— Даже не знаю, с чего начинать, — тяжело вздыхает мама.
— Да хоть бы с того, что мы уже знаем: с того, что девяносто-девяти-процентщики собираются геноцид устроить, якобы чтобы спасти Землю. А проще сказать, истребить почти все человечество. Вот теперь и скажи нам, что за планы у них на уме?
Мама тяжело вздыхает, а я беру Клыка за руку. Он — единственная моя поддержка, потому что в одиночку слушать ее мне будет тяжко.
— Ну, слушай. Уже долгие годы девяностодевятники разрабатывали штамм вируса птичьего гриппа. Им нужно было, чтобы он особенно быстро распространялся, особенно легко передавался человеку и бесконечно мутировал, чтобы естественно вырабатывающийся у людей иммунитет был против него бессилен. Действует он так же, как чума, и симптомы болезни похожи. И конец так же неизбежен. — Мама помедлила, дабы убедиться, что мы все понимаем. — Вирус этот называется Н8Е, но девяносто-девяти-процентщики зовут его попросту «исполнитель».
— И что получается, — спрашиваю я. — Мы ему особо подвержены, потому что у нас птичьи гены есть?
— Наоборот, — улыбается мама. — Это кажется нелогично, но ваша смешанная ДНК — ваша защита. У вас она вызвала естественный иммунитет ко всем модификациям этого вируса. Ни у каких других живых существ такой иммунитет не обнаружен. Вы этот вирус только передавать можете. Но вам он вреда причинить не может. Само собой разумеется, что ни Элла, ни Нино, ни я никак не защищены. И Джеб, конечно, тоже. И некоторые другие усовершенствованные.
К горлу у меня подкатил ком.
— Значит, если, несмотря на все ваши предосторожности, вирус этот как-то сюда попадет и мы все заразимся, а от нас вирус перейдет к вам, то…
Мама открыла было рот, но Нино Пьерпонт жестом ее оборвал:
— Тебе, Максимум, не стоит об этом беспокоиться.
Я нахмурилась: что он ее затыкает?
— Мы это убежище уже почти двадцать лет создаем. Никого из вас еще на свете не было, а мы уже проект разработали. Мы хотели сделать так, чтобы спаслись те, у кого есть хоть малый шанс выжить. Чтобы человечество не исчезло. Мы уверены, вы здесь будете жить долго..
— Достижение! А я-то думала, — не удержалась я, — что, раз вы про этот биотоксин десятки лет знали, вы время и денежки потратили, чтоб вакцину против него изобрести.
Пьерпонт снял свою хипповую шляпу и провел рукой по коротко стриженной седеющей голове. Но маму мне никакими яростными нападками никогда смутить не удавалось.
— Он слишком быстро мутирует, Макс.
А Нино между тем продолжал:
— Это только кажется, что вы в тропическом раю оказались. — Он кивнул головой на искрящийся водопад. — Но, случись непоправимое, вас ждет удивительный город подземных пещер, защищенных новейшей технологией. Хитроумная система переходов позволит вам удобно жить под землей.
— Вы хотите сказать, до тех пор пока биотоксин сам собой не исчезнет, вместе с последним живущим на Земле человеком? — поднимает на него глаза Клык.
Мама и Нино молчат. Видно, Клык угадал.
— И как этот токсин действует? — Не уверена, что я на самом деле хочу это знать, но пора докопаться до сути. Хватит с нас страшных тайн и секретов.
Мама заглянула к себе в блокнот, перевела глаза на Эллу, брызгающуюся в водопаде. Посмотрела на носки своих туфель. Мама не из робкого десятка. Если даже она мнется, значит, дело совсем труба.
— Да говори ты. Как есть, так и говори, — прошу я ее, а сама прижимаюсь к Клыку, который и сам одной рукой притянул меня к себе за плечи. — Не бойся, мы выдержим.
— Ладно, слушайте. — Она начинает читать. — Токсин распространяется по воздуху и поступает в легкие через нос, вызывая кашель и в некоторых случаях раздражение. Стремительное размножение клеток влечет за собой разрывы внутренних органов и закупорку кровеносных сосудов. Через короткое время на кожном покрове образуются многочисленные нарывы. Когда они лопаются, раны становятся еще более активным источником бактериального заражения. — Мама закашлялась. — На этой стадии инфекция распространяется из множественных источников, развивается стафилококковое заражение, вызывающее разложение тканей. В течение нескольких дней тело в прямом смысле сгнивает заживо.
Короче, человек вдыхает бактерию, от которой разжижаются внутренности. Потом кровь разносит ее по всему организму, от нее разрушается кожный покров, человек сам истекает кровью и заражает вокруг себя совершенно все и всех.
Тошнота сдавила мне горло. Клык побледнел, и я чувствую, как он дрожит.
— Марк, — говорит он вдруг, — контаген…
Мы одновременно вспоминаем одно и то же: последние слова Марка в выгоревшей лаборатории, где мы нашли Ангела.
— Мама, — у меня дрожит все: голос, руки, ноги, — а может случиться, что… что заразу уже распространили?
Мама даже не повела бровью. На сей раз она отвечает прямо.
— Да, — тихо говорит она. — Токсин убьет почти все население планеты. Но мы предполагаем, что по крайней мере половина людей покончит жизнь самоубийством, только бы избежать мучительного конца.
Я закрыла лицо руками.
Такого ужаса я себе не могла представить.
78
Поздно ночью, когда мне в конце концов удалось выкинуть из головы все, что я узнала от мамы, и когда я слегка успокоилась, Клык пробрался ко мне по ветке, перекинутой между нашими домами.
Он огляделся и присвистнул:
— У тебя тут настоящий пентхаус.
— Не без этого, — соглашаюсь я, наблюдая за его гибкими движениями и любуясь сложенными за спиной блестящими черными крыльями. — Я бы сказала, номер для новобрачных.
Клык повернулся и вопросительно поднял бровь.
— Ну, тогда… — Он скользнул ко мне и схватил на руки. Я даже вздрогнуть не успела, а он уже несет меня в гамак на один из моих балконов.
Думаю, вы уже давно поняли, что я не из тех недотрог, за которыми надо бегать, уговаривать да уламывать, но от шального блеска его глаз у самой циничной кокетки голова закружится.
Мы уселись, потеснее прижавшись друг к другу. Каждой клеточкой моего тела ощущаю жар его тела.
Он уткнулся носом мне в шею и жадно втянул в себя воздух:
— Ммм… Ты так вкусно пахнешь.
— Ага, — хмыкнула я. — Это новый парфюм «La boue et la sueur des jungles». «Грязь и пот джунглей» — очень даже сексуально.
Я рассмеялась, но голос у Клыка вдруг осип, он еще плотнее придвинулся ко мне, и в следующий миг его мягкие губы прижались к моим губам.
От радостного возбуждения меня бросает то в жар, то в холод, но где-то в глубине души меня не оставляет неудобное чувство вины. Как ни стараюсь, избавиться от него невозможно.
— Клык, — шепчу я.
— Мммм? — мычит Клык. Сказать он все равно ничего не может — губы его нежно касаются моей шеи, и от их прикосновения мурашки бегут у меня по всему телу. И я целую его снова.
Жизнь моя вдруг превратилась в сказку, где я — принцесса, а Клык — мой долгожданный принц, нашептывающий мне на ухо сладкозвучные нежности. И все между нами так просто. И так правильно. Все наконец так, как и должно между нами быть. Но…
Кроме одного маленького «но». Пока мы здесь, в раю, прохлаждаемся, избранные и спасенные, человечество будет вот-вот уничтожено. Чертовщина какая-то.
Тяжело вздохнув, отодвигаюсь от Клыка и уворачиваюсь от его прикосновения:
— Ты прости меня, но мамин рассказ у меня никак из головы не выходит. Все пытаюсь понять, что к чему.
— У меня тоже. — Он ласково погладил меня по спутанным волосам. — Я старался не думать, притвориться, что ничего этого не происходит, что мы ничего не слышали, не знаем, не понимаем. Не получается. Никуда от ее слов теперь не деться. Вот хоть бы мой блог возьми. Что ж получается, те, кто его читают, они тоже на такую же страшную смерть обречены? Никак у меня это в голове не укладывается.
Слушаю его и не пойму, кто из нас дрожит, я или он.
От отчаяния хочется заорать во весь голос.
— Мы всю жизнь гонялись по свету в поисках дома. Такого, как этот, чтобы всем нам было спокойно, чтобы мы были в безопасности и счастливы. И что ж теперь получается, он нам достался ценой гибели всех остальных!
— Именно так и получается. Такова, видно, суровая правда жизни. Детей выращивают в клетках, шестилеток пытают «на благо науки», — голос Клыка звенит от негодования, и оба мы вздрагиваем, одновременно подумав про пережитое Ангелом, — а кучка взбесившихся белохалатников готова стереть с лица земли все человечество состряпанным в адской кухне вирусом.
