Роберт Хайнлайн - Звездный зверь
— Ну, не знаю… Может быть, это и удастся сделать.
— Обязательно удастся, потому сделать это необходимо. Иначе вас поймают.
— А почему бы мне просто не вернуться домой?
— Нет. Это все равно что добровольно сдаться. Когда они тебя здесь поймают, нужно сказать, что ты занимался самостоятельными поисками урана. У меня есть с собой счетчик Гейгера. Ты скажешь, что не знаешь, где Ламокс, что ты простился с ним и предоставил его самому себе. И потому удалился сюда, чтобы забыть обо всех своих неприятностях. Тебе придется говорить убедительно. И не позволяй им использовать детектор лжи.
— Да, но… Послушай, какой во всем этом прок? Лами не может навсегда остаться в оранжерее.
— Мы просто выиграем время. Сейчас они готовы убить его, как только его увидят — и действительно это сделают. Поэтому мы будет держать его от них подальше, пока ситуация не изменится…
— Мне кажется, все же лучше было бы продать Ламокса музею, — сказал Джон Томас несчастным голосом.
— Ох, твоя сообразительность все еще осталась на прежнем, крайне невысоком уровне, Джонни. Слушай… помнишь ли ты решение по делу «Лебедя»?
— Решение по делу «Лебедя»? Мы когда-то проходили его, в начальном курсе обычаев цивилизации.
— Да, верно. И в чем же заключается этот прецедент?
— В чем? Это что, экзаменовка в середине семестра?
Джон Томас нахмурился и попытался припомнить.
— Гм-м… Существа, которые обладают речью и способностью манипулировать предметами, должны считаться разумными, и потому обладают всеми человеческими правами, за исключением тех случаев, когда со всей определенностью доказано, что они таковыми не являются…
И вдруг он понял.
— Эй! А ведь они теперь не могут убить Ламокса — у него есть руки!
11. «Уже слишком поздно, Джонни»
— Э-э, ты слишком забегаешь вперед, — предупредила Бетти. — Знаешь старую шутку о том, как адвокат одного человека стал убеждать своего клиента, что нельзя посадить в тюрьму за то, что он сделал?
— А что он сделал?
— Это неважно. Во всяком случае, его клиент в ответ заметил: «Но, господин адвокат, ведь я разговариваю с вами уже из тюрьмы!» Я хочу сказать, что решение по делу «Лебедя» — это всего лишь теория, а нам нужно сделать так, чтобы Ламокса не удалось найти до тех пор, пока мы не добьемся нового суда и пересмотра решения.
— Да, понимаю. Думаю, ты права.
— Я всегда права, — с гордостью признала Бетти. — Джонни, я ужасно хочу пить. Думать — это тяжелая работа, мне после нее всегда хочется пить. Ты не приносил сюда воду из того ручья?
— Нет, не приносил.
— А ведро у тебя есть?
— Да, где-то было.
Он порылся в карманах, нашел его и вытащил. На минуту задержался, расправляя, придавая ему форму, затем сказал:
— Сейчас принесу воды.
— Нет, дай я сама. Мне хочется размяться.
— Доставка грузов по воздуху?
— Не поучай бабушку.
Она взяла ведро и спустилась вниз по холму, придерживаясь деревьев до тех пор, пока не достигла берега. Джонни смотрел на ее статную фигуру, когда она шла, освещенная лучами солнца, проникающего сквозь листья, и думал, какая же она хорошенькая. И голова у нее работает не хуже, чему у мужчины, и внешность приятная. Да, эта проныра — девчонка что надо.
Она уже возвращалась, осторожно неся пластиковое ведро.
— Ну, давай, — предложила Бетти.
— Сначала ты.
— Я уже напилась из ручья.
— Ладно. — Он сделал большой глоток. — Знаешь, Бетти, не будь ты так упряма, была бы отличной девчонкой.
— Это кто из нас упрямый?
— И, кроме того, у тебя очень красивое лицо, — продолжил он. — Если ж не принимать во внимание эти два недостатка, ты, в общем-то, не…
Закончить ему не удалось. Она нырнула головой вперед и нанесла ему резкий удар. Вода из ведра облила его и частично ее. Они начали бороться, и борьба эта продолжалась до тех пор, пока он не скрутил ей руки за спиной, сделав ее беспомощной.
— А теперь скажи: «Извини, пожалуйста», — предложил он.
— Черт тебя подери, Джонни Стюарт, извини, пожалуйста.
— Скажи это более сладким тоном.
— Могу сказать тебе даже с сахаром, а потом все равно плюну ядом. Отпусти меня.
— Хорошо.
Он встал на ноги. Она откатилась и села. Они оба были грязные, исцарапанные, несколько помятые, но, тем не менее, оба в отличном настроении. Ламокс наблюдал за этим фальшивым боем с интересом и без какой-либо тревоги, поскольку Джонни и Бетти никогда бы не поссорились по-настоящему. Он прокомментировал:
— Джонни мокрый.
— Это точно, Лами. И еще неизвестно, отчего он такой мокрый. — Она смерила Джонни взглядом с головы до ног. — Будь у меня бельевые прищепки, повесила бы тебя сушиться на дереве — за уши, конечно.
— Сейчас так жарко, что я высохну через несколько минут.
— А я не промокла. Лётный костюм не пропускает воду. Ты же выглядишь как котенок, которого окунули в воду.
— Не имею ничего против.
Он улегся, нашел сосновую иголку и стал жевать ее.
— Послушай, проныра, здесь же просто чудесно! Мне так хочется, чтобы не нужно было идти куда-то к этой шахте….
— Знаешь, что я тебе скажу? После того, как разберемся с этими запутанными делами и все будет в порядке, то перед началом учебы вернемся сюда на несколько дней. Возьмем с собой и Ламокса. Правда, Лами?
— Конечно, — согласился Ламокс. — Ловить зверей. Бросать камни. Будет весело.
Джон Томас посмотрел на нее с упреком.
— Чтобы после этого о нас говорил весь город? Ну уж нет.
— Не будь таким чопорным. Все равно мы уже здесь, не так ли?
— Сейчас — другое дело. Чрезвычайные обстоятельства.
— Ох уж мне эта «хорошая репутация»!
— Ну, знаешь, кто-то должен следить за такими вещами. Мама говорит, что молодой человек должен начинать волноваться там, где его девушка перестает беспокоиться о последствиях. И еще говорит, что в старые времена было все по-другому.
— Да, конечно, все было по-другому. И в будущем станут говорить то же самое. И эта пластинка повторяется снова и снова. — Бетти стала задумчивой. — Джонни, похоже, ты слишком много внимания уделяешь тому, что говорит твоя мама.
— Полагаю, так оно и есть, — признал он.
— Мне кажется, тебе пора бросать эту привычку, иначе не найдется ни одной девушки, которая согласилась бы выйти за тебя замуж.
Он улыбнулся.
— Да, только это меня и спасает.
Она потупила взор и покраснела.
— Я не имела в виду себя, и не хочу, чтобы ты… видишь ли, я забочусь о тебе только для практики.
Джонни решил, что дальше в эту сторону лучше не продолжать.
— Честно говоря, — сказал он, — часто бывает так, что человек вырабатывает привычки и затем ведет себя в соответствии с ними. И измениться ему очень трудно. Например, у меня есть тетя, — тетушка Тесси, может, помнишь ее? — так вот, она верит в астрологию.
— Да ну? Невероятно!
— Совершенно точно. И ведь она не выглядит сумасшедшей, не так ли? Но в этом вопросе — действительно ненормальная. Просто даже неудобно каждый раз, когда она говорит об этом. А мама настаивает, чтобы я ее вежливо слушал. Будь мне позволено сказать, что у нее не порядке с головой, то куда бы ни шло, так нет: я должен выслушивать все, что она говорит, да еще притворяться, что принимаю все всерьез, что считаю ее взрослым и разумным человеком. А на самом деле она не сумеет сосчитать дальше, чем до десяти, без помощи счет.
— Счет?
— Ну, знаешь, такое устройство, с косточками, которые можно передвигать туда-сюда. Я говорю «счеты», потому что не могу представить, что она когда-нибудь научится пользоваться более современной техникой. Ей просто нравится быть такой слабоумной. А я должен притворяться, что мне это тоже нравится.
— А ты не делай этого, — внезапно сказала Бетти. — Не слишком считайся с тем, что говорит мама.
— Проныра, ты ведешь подрывную деятельность!
— Извини, Джонни, — ответила она мягко и добавила. — Я никогда не рассказывала тебе, как разошлась со своими родителями?
— Нет, этого ты мне не рассказывала. Вообще-то, это твое личное дело.
— Да, это мое дело, но, думаю, тебе-то могу рассказать. Наверное, после этого ты поймешь меня лучше. Наклонись ко мне.
Она взяла его за ухо и начала нашептывать. На лице Джона Томаса постепенно проступило выражение величайшего удивления.
— Ну? Не может быть!
— Факт. Они, собственно, никогда и не отрицали этого, поэтому мне даже не пришлось ничего доказывать. Именно из-за этого все так и получилось.
— Просто не понимаю, как ты могла мириться с этим.
— Я и не мирилась. Пошла в суд, разошлась с ними и получила официальную опекуншу, которая без всяких глупых мыслей. Но послушай, Джонни, я ведь не для того обнажила перед тобой свою душу, чтобы удивить. Наследственность — это еще не все, не сама личность. Ведь ты — это не совсем то же, что твои родители. Ты — не повторение своего отца или своей матери. Дело все в том, что ты начинаешь понимать это несколько поздновато. — Она выпрямилась. — Будь самим собой, упрямец, и имей, наконец, мужество творить, может быть, даже глупости, но свои собственные. Не старайся быть похожим на кого-нибудь и повторять чужие глупости.
