Владислав Крапивин - Кораблики, или «Помоги мне в пути…»
– Ну наконец-то…
– Что случилось, старина?
– А хрен его знает… Давай смотреть вместе.
Смотреть – это значит слушать, ощущать нервами, довериться интуиции, ждать мгновенного озарения, разгадки. Может, дождешься, а может, будешь сидеть, пока голова не разбухнет, как оранжевая, начиненная лягушками тыква…
– Ну а все-таки, Кон? В чем проблема?
– В ощущении, что прямая курса раздваивается. Я как бы в двух плоскостях. Тебе знакомо такое?
Я подумал, что (черт возьми!) знакомо. Но это не имело отношения к данной ситуации.
– Разве это так страшно? – сказал я со сдержанной строгостью. – Что за паника, дружище? Скорее всего, влияние многополюсных гравитационных областей…
– Эти области я нейтрализую без труда. Я могу сам на пути строить гравитационные структуры.
– Тем более! Неужели сам не можешь разобраться в ложном эффекте раздвоения курса?
– Если бы в ложном… Я не могу один, Пит. Нужны два интеллектуальных полюса, два мыслящих субъекта, которые знают Ключ. Это для создания стереоскопичности в системе. Здесь же многомерность и темпоральная разобщенность, плоской схемой не отделаешься…
– По-моему, ты малость перетрусил. Оказался не готов к непредвиденной неполадке.
Конус отозвался миролюбиво:
– А как тут можно все предвидеть? Что мы знаем о пространстве, которое взялись проковыривать? Конечно, я не ждал такого дела. Раздвоения… Зря вы, кстати, не впихнули в меня программу, предусматривающую многовариантность развития…
Он был прав – зря. Но сейчас я бодро возразил:
– Знаешь ведь, некогда было. И какое отношение имеет та программа к нынешним делам?
– Не знаю… Знаю только, что ее отсутствие нам еще аукнется…
– Давай-ка, друг, без пророчеств. Посидим, послушаем…
Дальше началось то, что описывать я не могу. Это действо не имеет названия, и очень трудно подобрать слова, чтобы рассказать о чувствах, мыслях и решениях, когда ты одновременно – и повисший в многомерном пространстве мозг, и само пространство, и музыкант, играющий на миллионе тончайших невидимых струн, и компьютер, впитывающий эту мелодию, дробящий ее на формулы, не имеющие графического выражения, и толчком упругой мысли вколачивающий эти формулы в тугую схему Генеральной программы "Бур".
Схема послушно глотала поправки. Как больной, который нарушил режим и теперь виновато принимает от медсестры таблетки и выговор…
– Ну, старик, в норме сейчас? Не двоится?
– В норме, – откликнулся Конус тоном насупленного пацана, у которого вытащили из пятки занозу. – Но что это было?
– Видимо, ты все же где-то прозевал гравитационный сгусток, вот и тряхнуло. Конечно, вещь почти невероятная. Один шанс из миллиона…
– Ну, может быть… – буркнул Конус недоверчиво. Потом вздохнул по-человечески: – Спасибо, Пит…
– Не стоит благодарности. Будь здоров, старина…
– Будь… Постой. Знаешь, я все же попробую сам построить кой-какой блок для анализа поливариантности. А?
– Попробуй. Только без ущерба для всего остального.
– Само собой.
Я порядком измотался. Рухадзе и Дон почти волоком вытащили меня из кабины. Дали глотнуть "Капитана".
– Ну хватит, хватит. Присосался… – Рухадзе отобрал фляжку. – Что там случилось-то?
– Видимо, двойной скок в гравитационном анализаторе. Сбой… По теории вероятности следующий раз такое может произойти через миллион лет. Здешних…
– Ну, мы тогда опять позовем, – хмыкнул Дон.
– Договорились.
– Уходишь?
– Ухожу, ребята. У меня там… приемный сын. Отыскал потомка. Боюсь за мальчишку, он… сирота.
– А что, сиротам и нынче несладко на шарике? – спросил Рухадзе.
– Им всегда несладко…
Как назло, заело контакт в пусковом блоке камеры. Пришлось развинчивать пульт. Возились несколько часов. Я боялся смотреть на бегущую стрелку земного циферблата, на скачущие цифры электронного табло. Там, на шарике, наступало уже лето следующего года.
– Ну все… Счастливо, братцы!
Они помахали руками и задвинули дверь шлюза. Я дождался звонка-сигнала и опять отодвинул дверь. И шагнул в приемный тамбур базы.
2
База была пуста.
Она совсем была пуста! Безжизненна!
Вполнакала горел плафон – аварийный свет, который оставляют в законсервированных отсеках. Какой-то мусор шелестел на полу.
Я с растущей тоскливой тревогой обошел бункер. Ни души. Ни намека на то, что случилось. Связь была наглухо отключена.
Что же это? Война? Катастрофа?
Я кинулся к выходу. Он был на полном электронном блоке. Я набрал код. Слава Богу, сработало!
Земля встретила меня солнцем, зеленью, блеском моря. По заповеднику бродили беззаботные туристы, на воде пестрели паруса. Я вздохнул с некоторым облегчением. Но ушла лишь малая толика тревоги.
У выхода из заповедника я поймал фаэтон и кинулся домой.
Дома была Карина. Причем не одна. Тут же по-домашнему развалился на диване волосатый крупный мужик в пестрой рубахе.
Карина, стоя посреди комнаты, протирала тряпицей блестящий керамический кувшин. Дальше – все как в дешевой кинодраме.
– Ах!.. – И кувшин об пол.
Слезы, объятия. Но объятия какие-то вялые. И наконец:
– Господи Боже ты мой! Ты живой?!
– А какой же еще? Да в чем дело, черт возьми?
– Но… ведь сообщили же… что "Игла" взорвалась…
– Когда?!
Я разомкнул ее мягкие, словно вареные, руки. Дядька на диване смотрел, приоткрыв рот. Ладно, это потом… Сперва… А что сперва?
"Стоп, стоп, стоп", – велел я себе. Раскрутил в голове календарь.
Февраль… Здесь было явное несовпадение. В это время я, по всем расчетам, еще возился с Конусом. А взрыв произошел позже, когда я был уже в капсуле, а капсула была растянута в Пространстве. Иначе бы я не уцелел… Значит, во время взрыва скрутилась темпоральная петля – последняя горькая шутка межпространственного вакуума… А может, не шутка? Может, отчаянная попытка дядюшки Кона спасти в последний миг хотя бы меня? Почему именно меня?.. Никто никогда ничего не узнает…
В общем, повезло тебе, старик.
А Дону и Рухадзе не повезло…
Нам всем не повезло. Все, ради чего столько работали, исчезло в один миг. Вся жизнь…
Но эта безнадежная мысль в ту минуту ударила меня не очень сильно. Вернее, я не очень болезненно воспринял удар. Наверно, мозг поставил защиту. Потому что слишком уж страшно, слишком безнадежно.
И вообще вся эта тоска, все горе были в тот момент позади другой тревоги, главной.
– А Петька? Он где?
– Он… так сильно плакал тогда… Потом его взял к себе Юджин.
– Они здесь, в Византийске?
– Юджин… он сейчас в Антарктиде. Там какая-то станция… или лаборатория. Ты спроси у Виктора, он все знает. Он сейчас здесь, работает на грузовой космостанции.
– А Петька? С Юджином?
– Он сперва уехал туда, потом вернулся. Трудно там детям… Ну… и вообще… я не знаю…
– Где он?!
– Сперва жил у меня. Потом ушел в интернат… Петенька, я не виновата, я… мы его не обижали, он сам захотел. Все было по-хорошему. Он сперва прибегал почти каждый день. Кота навещал. А потом ему разрешили взять Кыса к себе… Ну и… – Она опять всхлипнула.
Волосатый дядька вдруг встал с дивана. Грузный, с обвисшими руками.
– Я, кажется, врубился в ситуацию. Даже и не знаю… как теперь…
– Мне бы ваши проблемы, – искренне сказал я. – Карина, интернат этот где?
– Да при той самой школе! Небольшой такой, уютный. Для ребятишек, у которых родители в отъезде… Петя, ты прости меня…
– Прощаю… Собери мои вещички, потом зайду.
– Петя, я же… Постой! Ребята сейчас все равно в загородном лагере!
Но я кинулся к школе. Там было пусто, лишь дежурила бестолковая девица-практикантка. Она подтвердила, что ребята в лагере, но как связаться с ними – не знала. Я выяснил это в справочном, связался сам. Из лагеря ответили, что все дети в шлюпочном походе, вернутся к вечеру.
Значит, еще несколько часов Петька будет думать, что я мертв!
Но что было делать?
Я позвонил на грузовую космостанцию, спросил о Викторе. Его быстро отыскали. Он увидел меня на экране, охнул, отвесил губу. Но быстро пришел в себя.
– Питвик, приезжайте сюда! По связи все не объяснишь.
Мы встретились в комнате отдыха диспетчеров. Виктор даже пощупал меня: правда ли это я?
– Повезло вам, Питвик. Глазам не верю.
– Как это все случилось?
– Ну, как… Сработали датчики, компьютеры проанализировали событие: взрыв в Пространстве. Аннигиляция…
– Но этого не могло быть! Это исключено!
– Ничего полностью не исключено, – похоронно ответил он. – Что мы знаем о межпространственном вакууме?..
И я вспомнил похожие слова Конуса.
Бедняга Конус. Бедняги Дон и Рухадзе. Коля и Владик… А может, им даже легче, чем Юджину, мне, Мите Горскому. И Виктору…
– Горский вместе с Юджином? – спросил я его.
– Да. Все там, кроме меня… Я, по правде говоря, решил, что все, крышка этому делу. А они пытаются еще что-то спасти. Хотя бы теоретическую часть. Сохранить схемы для будущего. Кое-что восстанавливают… Для нового Конуса. Но его теперь не построить и через полсотни лет.
