Сергей Вольф - Где ты, маленький "Птиль"
Не знаю, сколько-времени продолжалась еще наша уютная встреча, может, час, — не знаю. Мне было не по себе от того, что увидел я, папа, Трэг, вероятно, незнакомый мне боец-политор и — больше никто. Всем было весело. И я тоже веселился, танцевал, отвечал на вопросы, сам их задавал, спорил; никто по мне, кажется, ничего не заметил.
Когда все закончилось и народ схлынул, мы остались вчетвером у своих машин: я и папа, Трэг и Пилли, которая и привезла моро. Как сказала Пилли, а, Грипа и а, Урка без сознания она отправила в соседнюю знакомую ей клинику.
— А кто четвертый боец? — спросил я у Трэга.
— Эл-ти, — сказал он. — Он хороший парень.
Мы распрощались с Трэгом и сели в свои машины. В воздухе Пилли «повела» нас за собой, куда-то не в центр, связалась по коммуникатору с Ориком, и вскоре уже три наших машины летели рядом спокойно и тихо, с одним прожектором на троих, в ночь. Пилли коротко все объяснила Орику, и он позвонил в клинику, главному врачу.
— Ну как они? — спросил он у него.
— Все еще без сознания.
— Серьезные травмы?
— Да, но не смертельные.
— И сколько они пролежат?
— Долго. С неделю. Но еще не придут в норму. Тонкая работа, скажу я вам. За что это они их так?
— Я думаю, моро бы их просто убили, если бы к тому делу причастны были именно эти двое. Когда-то два политора из кулачников пытались обидеть их девушку. Это месть.
— Но сегодня было еще двое бойцов, — почему они выбрали этих?
— У моро очень развито чувство более совершенное, чем интуиция. Двоих они ощутили — как добрых и спокойных, а тех — как агрессивных и злобных.
— Понятно. Работа ювелирная.
— О да! Если в вашей клинике их выздоровление будет идти медленно из-за отсутствия нужной аппаратуры, можно будет их перебросить в Калихар или Ромбис. — Конечно. Мне они не дороги.
Они распрощались, и Орик сказал, мол, ладно, тренеру он позвонит завтра.
— А он как? — спросил я. — Покалечили-то лучших…
— Ки-ол ценит классных бойцов, но права своих сограждан, моро, он ценит выше, как и главный врач больницы.
— Моро дома, — сказала Пилли.
— Их логичнее переправить обратно днем, ночью возможен контроль. А днем… патрули знают меня, обыск отпадает, — сказал Орик. Я набрал номер Ир-фа:
— Уль Ир-фа?.. Да, это я. Мне звонил Латор, он привез много целебных корней, и для вас тоже. Я их вам занесу. А птицу, синюю такую, он поймать для меня не сумел: она, когда он подкрался, улетела с бешеной скоростью. Огромное вам спасибо и долгой вам жизни.
— Долгой жизни, малыш.
Мы залетели за Оли, потом — домой.
— Так вот, — сказал я. — Сегодня в клубе было полно политоров, но их биополе никак не подействовало на шкалу нашего сигнализатора. Из кви-стории идет мощный поток биополя несколько иной природы.
— Да, — сказал папа. — Такие вот дела.
— И отлично, — сказал Орик. — Спасибо вам.
— О! Пока птичка в клетке — говорить не о чем.
— Но если что-то делать — риск уже осмысленнее. Правда, я думаю, что же лучше: найти ее, ликвидировать, и у нас будет целая армия свободных геллов, или не рисковать: когда заварится каша, отыскать эту машинку будет куда проще. А из светских дел ясно одно: с помощью моро я стал куда свободнее, и пора подумать о нашем путешествии. Уль Горгонерр — за. И ему пока и не до вас, и не до Земли.
— Пилли, Орик! Ваша модель с запиской, что мы живы, ушла на Землю! — выпалил наконец папа и захохотал.
12
Утром Орик залетел к нам, и снова улетел — отвезти моро. А наш вылет был назначен на утро завтра.
— Начнись здесь военная заварушка, а по сути — гражданская война, мы с тобой должны помочь политорам максимально! — сказал папа. — Понял?
Это его «мы» выглядело по-детски наивным.
— Надеюсь, ты понимаешь, почему? — продолжил он. — Это, так сказать, наша двойная задача. Просто помочь им и тем самым помочь Земле. Да, Земле! Если режим Горгонерра падет, можно ожидать кардинальных перемен на Политории, намечается борьба отнюдь не мелких группировок. Пади Горгонерр — и новая Политория не полетит к Земле ее завоевывать. Эта война, Митя, война здесь — против войны вообще, против войны с Землей, против войны космической.
Я кивнул, все так и было, но его уверенность в нашей помощи Политории, нас двоих, когда он говорил об этом вслух, выглядела жутко по-детски.
Заверещал стереофон. Кто там еще? Папа нажал кнопку — это был улыбающийся второй помощник Карпия. — Долгой жизни, — сказал он. — Извините, что помешал. Я забыл вам сказать, когда вы прилетали, что на нашем корабле намечается бедствие.
— А что такое? — напряженно спросил папа.
— Забыл сказать: дети несут и несут подарки, всякие… Боюсь, несколько дней — и корабль будет погребен.
Конечно, это была шутка, но и намек: забрать подарки.
— Как же быть? — сказал папа. — Нам хранить негде.
— Знаете, — сказала появившаяся Пилли, — уль Владимир прав, мы к тому же летим знакомиться с Политорией. Есть же подсобные помещения, уль Орик позвонит начальству космодрома. Хорошо?
— Это было бы очень мило с его стороны, Карпий меня убьет, ведь все это происходит при мне.
— Договорились, — сказала Пилли.
— Странно, — сказал папа, — если я вдруг оказался прав и эта адова машина — в квистории, то почему вы сами-то этого не отгадали?
Пилли, хвала небу, не почувствовала себя уязвленной, задумчиво сказала:
— Не знаю. Наверное, обычный вариант: заскок в голове у нас и прямой ход свежего взгляда со стороны. Многие полагают, что эта дрянь — никак не в городе, а зарыта в каком-то мрачном лесу. Полетели, уль Владимир, я отвезу вас в музей скульптур наших знаменитостей. Да, это свежий взгляд со стороны, а мы замордованы вечными и разными проблемами. Особенно теперь.
— А из чего они? Скульптуры?
— Из одного мягкого материала, который быстро застывает.
— У нас на Земле есть буквально подобное.
— Ого! Ваши гении с третьим глазом?
— Некоторые знаменитости на Земле были такими, будто действительно имели еще один глаз, скорее всего, где-то внутри себя. Ну, полетели?
Я вскоре тоже вылетел и довольно быстро добрался до Ир-фа. Мне повезло — у него было часа полтора до какой-то экскурсии.
— Завтра мы с Ориком улетаем на несколько дней. Я думаю, Латор сам занесет вам корешки, вы уж простите.
Он положил мне руку на плечо, мол, ерунда.
— Уль Ир-фа, — сказал я. — Я на машине, время есть, давайте слетаем куда-нибудь, ну, на природу, посидим.
— А что, — сказал он. — Очень неплохо. Я готов.
Я «привез» его в клуб «Голубые крылья», но там было пусто, никого. Мы поднялись на середину вышки и сели на край доски, свесив ноги вниз. Чем-то мне это напоминало сидение с удочкой на пристани, на земной речке.
— Наверное, неловко об этом говорить, уль Ир-фа, — сказал я. — Но мне очень-очень жаль, что вы из-за той травмы с рукой перестали водить корабли в космос. Вы же любите космос!
— Здесь дело не в этом, мальчик, — сказал он, вздохнув, — не в руке, хотя травма была и остается.
— Корабли же ходят на автопилоте, — сказал я.
— Это придирка, мол, может быть такая ситуация, когда командир корабля обязан взять управление в свои руки буквально. Но я и мог бы это сделать, травма мне не мешала. Врачи специально дали неверное заключение.
— А за что? Вот гады.
— За разнес. Но их «доконало» одно мое выступление на совещании деловых и летных кругов. Я позволил себе сказать, что мы обираем обе Тиллы. Кто-то зло сказал, уж не предлагаю ли я помочь Тиллам или тем более моро создать цивилизацию. Я им возразил, что моро цивилизации не хотят, а на Тиллах глупо ее создавать искусственно.
«Да она им и ни к чему, — сказали мне. — Они ленивы».
Я сказал им, что я о другом: мы очень многое берем, редчайшие металлы и сколько угодно, а даем практически ноль.
«Нужны им эти металлы», — возразили мне.
«Возможно, и нет, — сказал я, — хотя вдруг и понадобятся, они принадлежат им, и это трудно оспорить».
«Но они расстаются с ними с огромной легкостью».
«Ну, что ж, — сказал я. — Это верно. Но мы должны с легкостью — не с легкостью давать им что-то эквивалентное».
«Это очень дорогие металлы, — возразили мне. — Их эквивалент — высшая техника, которая тиллитам не нужна».
«И пусть, — сказал я. — Пусть это будут предметы быта».
«Вы что, смеетесь? — сказали они. — Если исходить из эквивалентного обмена, то, учитывая стоимость металла, мы должны завалить их предметами быта, это неэквивалентно».
«Почему?» — спросил я, понимая при этом, почему и для кого.
«Да потому, что горы всяких чашек — это тысячи дорогостоящих рейсов на Тиллы. Это наш проигрыш».
