Диана Джонс - Год грифона
Одно из морщинистых лиц повернулось в сторону Эльды. Кто-то выкрикнул команду. Оба отряда развернулись на девяносто градусов, и вся процессия направилась к грифонше, на этот раз растянувшись в шеренгу, так что морщинистые особы оказались посередине.
Лукин, буркнув что-то насчет того, что его отец последние восемь лет воюет с Империей, подался назад и спрятался за Эльду. Эльда же так напугалась, увидев, что вся эта толпа движется к ней, что ее передние лапы сами собой подобрались под брюхо, спина выгнулась горбом и крылья распахнулись. Сама того не желая, она выгнула шею, вытянула клюв, готовясь к нападению, и вздыбила хохолок. Надо сказать, что вышколенные имперские легионеры малость сбились с ноги при виде этакого чудища.
Тут Рёскин испуганно вскрикнул и нырнул под левое крыло Эльды.
– Спрячь меня, скорее! – воскликнул он.
Когда процессия свернула к Эльде, стало видно, что следом за ней во двор входит группа гномов. Гномы были разодеты еще пышнее имперского посольства. Когда легионеры сбились с намеченного пути, гномы растерянно остались стоять одни посреди двора, весьма раздосадованные.
– Это за мной! – прогудел Рёскин, зарывшийся в перья.
Эльда поспешно опустила крылья и села. Она поймала себя на том, что нервно хлещет хвостом по ногам Лукина, и поспешно подобрала хвост, обернув его вокруг лап, – заодно и прикрыла ноги Рёскина. Однако хохолка не опустила. Она и сама удивилась, откуда вдруг в ней пробудилась такая заботливость. Это все оттого, что Рёскин прижался к ее боку и она ощущала, как проходит сквозь перья его голос. «Материнский инстинкт!» – догадалась Эльда. Наверно, грифонши именно так защищают своих малышей.
Она настороженно следила, как все имперское посольство опустилось перед ней на одно колено – все, включая стариков, хотя тем это стоило немалого труда. Гномы тем временем пожали плечами и зашагали дальше к Дому заклинателей. Эльда была так рада видеть, что гномы наконец уходят, что сменила гнев на милость и любезно сказала имперцам:
– Встаньте, прошу вас – и желаю всяческих благ вашей Империи.
Услышав, что она еще и разговаривает, все вздрогнули, и даже солдаты не сразу сумели подняться с колен. А встав, имперцы обнаружили, что гномье посольство успело их опередить.
– Шагом марш! – крикнул их командир, и процессия устремилась к Дому заклинателей быстрым шагом, постепенно переходящим в трусцу.
Фелим осторожно приподнял край Эльдиного крыла и заглянул туда:
– Рёскин, чего ты так перепугался?
– Отведите меня в Эльдину комнату, тогда все расскажу, – прогудел Рёскин из-под крыла.
А тем временем Коркоран был просто вне себя от ярости. Казалось, весь свет только о том и думает, чтобы помешать ему немедленно взяться за работу и развить идеи, которые подбросили студенты. Сперва этот верховный жрец. Не успел Коркоран вернуться к себе в лабораторию, как к нему пришел целитель и сообщил, что сломанной ноге верховного жреца гораздо лучше и теперь он желает вернуться в Священный Город. Прямо сейчас.
А с верховными жрецами, знаете ли, лучше не спорить. А то как призовут своих богов – враз небо с овчинку покажется! Так что пришлось Коркорану отыскать волшебника Финна, потом волшебника Денча и пойти с ними втроем в Дом целителей, прихватив с собой все необходимое для заклятия переноса. Потому что Священный Город находится далеко на севере и нужна сила трех волшебников, чтобы отправить человека в такую даль. На это ушло все утро.
Затем Коркоран примчался обратно в лабораторию – но там уже ждал привратник. Привратник сообщил, что с ним желает немедленно повидаться отряд высокопоставленных гномов.
Коркоран тяжело вздохнул.
– Я приму их после обеда, в зале совета, – сказал он и тут же послал за обедом, пока не случилось еще какой-нибудь напасти.
Но не успел он приняться за трапезу, как один из секретарей привел к нему имперского центуриона. Центурион приветствовал волшебника на имперский манер – резким взмахом руки, от которого Коркоран шарахнулся назад, – и объявил, что двое благородных сенаторов Империи, Антонин и Эмпедокл, в настоящее время находятся в городе и смиренно просят главу совета о срочной аудиенции. Рассерженный Коркоран решил принять их заодно с гномами, чтобы зараз покончить со всеми назойливыми посетителями.
– После обеда, – сказал он. – В зале совета.
По крайней мере, так ему удастся сэкономить хотя бы часть дня на то, чтобы наконец заняться делом.
Центурион снова взмахнул рукой и удалился. Коркоран не спеша покушал, время от времени записывая кое-какие соображения по поводу корабля и сожалея, что не поговорил со студентами подольше. Рёскин явно сказал меньше, чем мог бы. Наверно, стоит организовать индивидуальные занятия, чтобы обсуждать на них с Рёскином строительство корабля. В конце концов Коркоран вздохнул и, сокрушаясь о времени, которое предстоит потратить впустую, побрел к лестнице, ведущей в зал совета.
Он спустился уже до середины лестницы, когда в вестибюль стремительно хлынул отряд легионеров, потом сенаторы и следом еще отряд легионеров. А за ними в вестибюль медленно вступили надменные гномы. Коркоран остановился. Как роскошно они все разодеты! Он собирался было принять их в своей футболке и галстуке, разрисованном кометами, чтобы показать незваным гостям, как он занят. Но, увидев процессию, тут же передумал.
«Все они очень богаты, – подумал Коркоран. – Я ведь посылал им просьбы о пожертвовании! Быть может, они явились именно по этому поводу. Нет, надобно одеться поприличнее, чтобы показать им, сколь благородно и почтенно заведение, которое им предстоит поддержать!» Волшебник снова вздохнул, призвал к себе свое официальное одеяние и накинул его прямо на лестнице. Дело в том, что Коркоран терпеть не мог этих тряпок еще со времен туров, когда мистер Чесни требовал, чтобы все маги непременно ходили в подобающих им костюмах. Тем не менее волшебник величественно спустился с лестницы, облаченный в алый балахон мага третьего уровня, с горностаевым капюшоном, говорящим о том, что он занимает высокую должность в университете. Коркорану было жарко и неудобно.
Когда он вступил в зал совета, все ему поклонились, и он порадовался, что позаботился одеться поприличнее. Оба сенатора красовались во всем великолепии одеяний имперского сенатора: царственный пурпур, алая кайма, лавровые венки и все прочее, что полагается. Просторный зал совета был набит их легионерами. А при виде гномов у Коркорана и вовсе захватило дух: золоченые доспехи, украшенные самоцветами, парадное оружие, драгоценные камни, вплетенные в косицы… Двое из них, со снежно-белыми волосами, носили на голове платиновые диадемы тончайшей работы.
Вся эта роскошь потрясла Коркорана, хотя он, конечно, постарался не подать виду. Он стремительно прошагал к другому концу стола и сел лицом ко всем присутствующим. Видя это, оба сенатора, кряхтя, опустились на стулья, в то время как легионеры остались стоять позади них плотными рядами. Беловолосые гномы тоже влезли на стулья, слегка побрякивая доспехами и прочей амуницией, а другие гномы остались стоять, столпившись позади них. «Это чтобы те, что сидят, казались важнее», – подумал Коркоран.
– Добрый день, господа, – начал он любезным, но деловым тоном. – Чем могу быть вам полезен?
– А вы кто такой? – осведомился один из гномов, оставшихся стоять.
Коркоран немного удивился.
– Я – волшебник Коркоран, председатель университетского совета. А вы?
– Я – Антонин, сенатор Империи, – представился сидевший слева сенатор, умело вклинившись в разговор. – Рядом со мной находится мой коллега, сенатор Эмпедокл. Мы явились сюда по важному делу…
Коркоран вежливо кивнул и обернулся к гномам:
– А вы, господа?
– Мы, – начал тот гном, что сидел справа, – кузнечные мастера из пещер Центральных пиков, и в страже мы не нуждаемся. – Он насмешливо обвел глазами ряды неподвижных легионеров. – Мы сами себе защита и оборона. Я – Добри, сын Дэвелли, сына Доркана, сына Дваина, основателя племени кузнечных мастеров. Рядом со мной сидит Генно, сын Гарта, сына Грайда, сына Дваина, а позади меня, по правую руку, стоит Хордо, сын Харнида, сына Хеннеля, сына Хамана, сына Дваина, а по левую руку от него стоит Клодо…
Коркоран в изумлении слушал, как почтенный Добри представил одного за другим всех десятерых гномов, перечислив их имена и всех их предков. Сенатор Эмпедокл склонился к сенатору Антонину и громко шепнул:
– Это стремление непременно изложить всю родословную напоминает конскую ярмарку!
– Чего еще ждать от нелюдей? – пожал плечами сенатор Антонин.
Коркоран начал понимать, что, возможно, совершил ошибку, решив принять оба посольства вместе.
– И мы явились сюда… – торжественно продолжал Добри.
– Несомненно, с весьма важным делом, – ловко встрял сенатор Эмпедокл. Коркоран понял, что этот человек – опытный ветеран словесных баталий. – Однако наше поручение не терпит отлагательств, о волшебник. Как вам, несомненно, известно, наша великая Империя является родиной и колыбелью демократии, пронизывающей наше общество на всех уровнях и затрагивающей все его сословия. Сенат, к которому я имею честь принадлежать, является не более чем высшим из наших демократических институтов. Он избирается на основе всенародного голосования сроком на пять лет и, таким образом, является высшим выразителем воли народа. И сам император, не будучи избран подобным образом, зачастую узнает о вышеупомянутой воле народа благодаря голосованию сената и, разумеется, считает своим долгом следовать ей. Таким образом, можно сказать, о волшебник, – хотя, разумеется, не забывая о должном смирении, – что мы с моим почтеннейшим коллегой-сенатором представляем здесь истинную волю императора. Ну, вы меня понимаете.
