Борис Батыршин - Египетский манускрипт
Ну да ничего, как-нибудь прорвемся. И очень кстати тут придется наш сосед, который лейб-улан. Он, хоть и паломник, а мужик здоровенный — и, в рассуждении своего лейбгвардейского прошлого, хлебного вина не чурается. Вот он нам все и обскажет. Сам не знает — у спутниц своих выяснит, тем-то точно все ведомо. Вообще — правильный мужик. Вчера вечером они с отцом разговорились у дома — выяснилось, что Антип (так зовут отставного лейбгвардейца) направился в Сирию больше от безысходности, чем от православного рвения. Нет, он, конечно, человек глубоко верующий, но… благочестие — это не его, сразу видно. Выйдя со службы Антип порывался сначала открыть лавочку (гвардии отставные не бедствуют, жалованье в полку на уровне, да и пенсиона за крестик, полученный в Балканской кампании вполне хватало на пропитание), однако с торговлей не заладилось. Жил бобылём — хотя жену найти не представлялось проблемой: мужик видный, гвардеец, да и карманы не пусты. Мало ли в Рязани веселых вдовушек?
Антипу просто было скучно. Видимо, армейская жизнь навсегда изменила этого человека — «на гражданке» он себя так и не нашел. Мужик прирожденный солдат — из тех, кто счастлив лишь тогда, когда решения принимают за него. Потому-то он к этим паломницам, кстати, и прилепился — ведомый по жизни…
По моему, отец решил к нему присмотреться. А что, эдакий Планше (скорее уж, Мушкетон) нам бы не помешал — ни здесь ни в Москве, если мы, конечно, туда доберемся…
Одно хорошо — наше ожидание так или иначе закончилось. И теперь — либо мы добьемся того, ради чего притащились в эту дыру (ой, простите, посетили важнейшую святыню Сирии), либо нас развернут и проводят пинком под зад. И тогда придется что-нибудь придумывать — потому как не зря же мы сюда ехали?
Ясира Арафата на них нет…
Часть вторая
В поисках потерянного ковчега или «По обе стороны от мушки»
Глава первая
Попадись мне в руки книга о нашем путешествии, то я бы сказал — «все, о чем тут написано, автор сочинил, следуя канонам приключенческого романа, да такого, что его не погнушались бы и Буссенар с Хоггардом». А что? Странствие через пустыню, древний монастырь в горах, роковая тайна… Ну и бегство, конечно. Погони со стрельбой только не хватает. (Чур-чур-чур, типун мне на язык!) Впрочем — покатит и стычка с бедуинами.
Однако — по порядку.
Мать-настоятельница оказалась милейшей женщиной: приняла нас, расспросила, как мы добрались из России — и тут же дала разрешение посетить монастырскую крипту. Или, как там называется этот сводчатый подвал под алтарем? Ах да, «нижняя церковь»; крипта — это у католиков.
Так вот. Подвал этот, еле освященный лампадками, уставлен каменными сундуками, в каждом из которых хранится бесценная святыня. Пахнет в подвале не сыростью или плесенью, как можно было ожидать, а совсем наоборот — ладаном и ещё чем-то еще специфически церковным.
Сундуков — десятка полтора; нам указали на один из них и вежливо попросили подождать. Двое служек с натугой своротили крышку, и…
Внутри оказался другой сундук, скорее даже ящик — плоский, из темного дерева. Его крышку открывала уже монахиня; служки почтительно отошли, растворившись в полумраке. Мы стояли в почтительном отдалении и ждали, пока «сестра» предложит нам приблизиться.
Она подала; и мы увидели то, ради чего тащились сюда за тридевять земель. В ящике лежала пачка темных, истрепанных по краям листов из какого-то плотного материала — кажется, не из пергамента. Размером они были с журнальный разворот; листов было десятка три, не меньше.
Тут-то и выяснилось, почему ученый, написавший тот, другой пергамент, ограничился лишь выдержками из манускрипта. Я прямо вижу, как монашки потирают ручонки и хихикают, давая наивному умнику разрешение лицезреть святыни. Дать-то они дали — но не сказали, что сделать это можно только один раз! А значит, полюбовавшись на реликвию, можно унести в памяти ее светлый образ — но саму ее ты больше не увидишь. Тот московский историк и рад был бы привести полный перевод манускрипта — но не мог; перевел, что успел запомнить. Тетки в рясах — народ твердокаменный, не уступая в этом смысле скалам, в которых вырублены их храмы. Если сказали, что «все», то, прости, не проси — бесполезно, могила. Причем — в буквальном смысле; любая из монашек легко пожертвует жизнью, лишь бы не нарушать тысячелетнего устава богадельни.
Разумеется, том, чтобы скопировать драгоценные листы, мы и заикаться не стали. Спасибо хоть, нам позволили самим листать страницы древнего документа; монахиня лишь следила за тем, чтобы с реликвией обращались с должным трепетом. Рассматривать каждый лист дозволялось сколько угодно — но стоило перевернуть — все, финита, вернуться к нему монашка уже не позволяла.
А вот обломитесь, тетеньки! На нашей стороне микроэлектроника «мэйд ин Чайна». Пока отец развлекал монахиню беседой о вечном, я нащелкал по два десятка кадров с каждого их листов. Спасибо, отец подвесил над саркофагом мощную светодиодную лампу.
Памятуя байки об артефактах, загадочным образом не видных на фотопленке, я украдкой просмотрел несколько снимков. Китайская матрица не подвела — все листы запечатлелись в памяти. Что ж, задачу можно было считать выполненной. Христова невеста (так отец называл монашек) ничего не заподозрила — лишь с подозрением косилась на необычайно яркую лампу. Да, против прогресса не попрешь!
Рано я обрадовался. У выхода из крипты (узкий лаз, через который надо просачиваться по одному, с риском переломать на крутых ступеньках ноги), нас ждала очередная монашка. Мать-настоятельница желал сообщить нам нечто не терпящее отлагательства — для чего и просила проследовать в монастырский сад. Я, было, решил, что хитрые тетки отберут фотоаппарат, и по дороге на ощупь вытащил карту памяти. Обошлось — наше имущество мать настоятельницу не заинтересовало. Все было куда неожиданнее…
Отец как-то говорил, что европейские государства обзавелись разведками лишь в начале двадцатого века. До того тайное добывание информации было уделом дипломатов, международных авантюристов и организаций, не имеющих к государству прямого отношения. Так, своей разведслужбой прославился орден иезуитов; не отставал от него и папский престол и масоны. У православной церкви в Сирии, как оказалось, тоже имелась разведка — и неплохая. Матушка-настоятельница Апраксия вежливо поинтересовалась, как нам понравился манускрипт (в ее голосе я уловил легкие издевательские нотки), а потом огорошила нас неприятным известием.
Оказывается, в прибрежных городах Сирии и Ливана объявились некие тёмные личности. Они паломников из России — искали отца и сына. Приводилось описание: под него, впрочем, попадала половина мужчин и подростков нужного возраста. Но вот детали — «владеют английским, располагают значительными средствами, могут путешествовать как с русским, так и с североамериканскими паспортами» — недвусмысленно указывали на нас.
И знаете, что интересно? Агенты нашего загадочного недоброжелателя пустили слух, что мы — тайные агенты русского Генштаба, шпионы, засланные для сбора сведений. Результат не заставил себя ждать — к поискам подключилась местная полиция, и скоро сведения о мнимых шпиёнах могли дойти и до Дамаска. А это — вилы; возвращаться нам предстояло как раз этим путем…
Впрочем, не все так безнадёжно. Неведомые шпики оказались крайне убедительны — кроме турецкой полиции им поверили и те, кто собирал сведения для православных иерархов. И теперь наша собеседница, преподобная мать Апраксия не сомневалась, что в нашем лице перед ней — два русских разведчика. Так что, с одной стороны она недвусмысленно дала понять, что ждет, не дождется, когда мы уберемся на все четыре стороны — ей здесь жить, а ссориться с турецкими властями монахиням резона нет. А с другой — она столь же недвусмысленно намекнула, что поможет нам всем, что только будет в ее силах.
Я не знаю, что за этим стоит — желание помочь православной Империи, или стремление сбагрить опасных визитёров подальше. Однако — факт оставался фактом; матушка Апраксия подсказала маршрут для отступления, причем такой бредовый, что мы тут же согласились: раз нам такое в голову не пришло, то тем, кто нас ловит и подавно не докумекать…
До Маалюди до Триполи — около ста километров. По дороге сюда мы проделали их за неполные пять дней; нас, правда, изрядно задержали паломники. До Бейрута — примерно столько же. И там и там можно без помех сесть на пароход в Россию или в Грецию. Одна беда — в городах Леванта нас нехорошо ждут. Вот мать Апраксия и предложила направиться не на север, в Триполи, или на запад, в Палестину, а в противоположную сторону — на восток, к Евфрату. Древний караванный тракт идёт через Пальмиру, и далее, к городку Дейр-эз-Зор, перевалочному пункту на пути в Ирак, к Персидскому заливу. До Дейр-эз-Зора ровным счетом четыреста тридцать километров — правда, по картам автомобильных шоссе. Впрочем, шоссе эти наверняка строили по древним караванным тропам
