Жюль Верн - Жангада. Школа робинзонов
— Ясно! — сказал Жаррикес. — А в чем заключалась истинная цель вашей поездки?
Задав этот вопрос, судья подумал: «Ну, теперь пойдут всякие увертки и вранье!»
— Истинной моей целью, — твердо сказал Жоам Дакоста, — было вернуться на родину и отдать себя в руки правосудия моей, страны.
Судья так и подскочил в своем кресле.
— В руки правосудия! — воскликнул он. — Отдать себя… добровольно?
— Добровольно!
— Почему?
— Потому что мне стало невмоготу жить во лжи, под чужим именем, потому что я хотел вернуть моей жене и детям имя, которое им принадлежит, потому, наконец…
— Потому что?..
— Я невиновен!
«Этого я и ждал!» — подумал судья Жаррикес.
И, в то время как его пальцы выстукивали на столе что-то вроде марша, он кивнул Жоаму Дакоста, как бы говоря: «Ну-ну, рассказывайте вашу басню! Я знаю ее наперед, но не стану вам мешать рассказать по-своему!»
Жоам Дакоста понимал, что судья относится к нему предвзято, но делал вид, что ничего не замечает. Он рассказал о своей жизни — очень сдержанно и спокойно, не упуская ни одной детали — до и после приговора. Допрашиваемый счел нужным подчеркнуть лишь одно обстоятельство: он прибыл в Манаус, чтобы потребовать пересмотра своего дела и добиться оправдания, приехал сам, хотя ничто его к тому не принуждало.
Судья Жаррикес не прерывал его. Он только устало щурился, как человек, в сотый раз слушающий одно и то же, а когда Дакоста положил на стол свои записки, судья даже не пошевелился, чтобы их взять.
— Вы кончили? — спросил он.
— Да, сударь.
— И вы утверждаете, что уехали из Икитоса только для того, чтобы потребовать пересмотра вашего дела?
— Да!
— А как вы это докажете? Чем подтвердите, что, если б не донос, по которому вас арестовали, вы явились бы сюда сами?
— Прежде всего моими записками.
— Они были у вас на руках, и ничто не доказывает, что вы отдали бы их, если бы вас не арестовали.
— Во всяком случае, сударь, есть один документ, который уже не находится в моих руках, и подлинность его не может вызывать сомнений.
— Какой документ?
— Письмо, написанное мною вашему предшественнику, судье Рибейро, где я предупреждал его о своем приезде.
— Вот как! Вы ему писали?
— Да, и это письмо должно быть доставлено и передано вам.
После такого сообщения судья Жаррикес в нарушение всех правил чуть не вскочил с места, хотя судьям полагается сидеть. Однако он вовремя спохватился и только пробормотал:
— Очень ловко сработано, право же, очень хитро!
Как видно, судья Жаррикес имел бронированное сердце и пронять его было нелегко.
В эту минуту в комнату вошел караульный и вручил судье запечатанный конверт. Жаррикес сломал печати и вынул письмо. Прочитав его, он нахмурился и сказал:
— У меня нет причин скрывать от вас, Жоам Дакоста, что это то самое письмо, о котором вы говорили; вы послали его судье Рибейро, а письмо передали мне. — Помолчав, он добавил: — Но ведь, в сущности, вы приводите лишь моральные доказательства своей невиновности. А есть ли у вас доказательства вещественные?
— Быть может, и есть, — Ответил Жоам Дакоста.
Тут Жаррикес не выдержал и вскочил-таки с места. Ему пришлось два-три раза пройтись по комнате, чтобы взять себя в руки.
Глава V. Вещественные доказательства
Когда судья вновь занял свое место, он откинулся в кресле, задрал голову и, уставившись в потолок, сказал самым равнодушным тоном, не глядя на обвиняемого:
— Говорите.
Жоам Дакоста помедлил, как если бы ему не хотелось прибегать к новому способу убеждения.
— Пока что, сударь, — сказал он, — я приводил вам только доказательства нравственного порядка, основываясь на том, что всю жизнь вел себя как порядочный и безупречно честный человек. Я считал, что эти доказательства наиболее ценны для суда…
Судья Жаррикес, не сдержавшись, пожал плечами, давая понять, что он иного мнения.
— Если их недостаточно, то вот какое письменное доказательство я, быть может, смогу представить. Я сказал: «быть может», потому что еще не знаю, насколько это реально. Я не говорил о нем ни жене, ни детям, боясь внушить им надежду, которая может не сбыться.
— Ближе к делу, — сказал судья.
— Я имею основания думать, что мой арест накануне прибытия жангады в Манаус был следствием доноса начальнику полиции.
— Вы не ошиблись, Жоам Дакоста. Однако я должен вам сказать, что донос этот анонимный.
— Не важно, я знаю, что написать его мог только негодяй по имени Торрес.
— А по какому праву, — спросил судья, — вы называете так автора доноса?
— Я принял его как гостя, а он явился лишь за тем, чтобы предложить мне купить его молчание; я отверг эту гнусную сделку, о чем никогда в жизни не пожалею, каковы бы ни были последствия доноса.
«Вечно одни и те же уловки, — подумал судья Жаррикес. — Все обвиняют других, чтобы обелить себя!»
Тем не менее он чрезвычайно внимательно выслушал рассказ Жоама Дакосты о его отношениях с авантюристом до той минуты, когда Торрес сообщил ему, что знает настоящего виновника преступления в Тижоке.
— И как же его зовут? — встрепенулся Жаррикес, сразу теряя свой равнодушный вид.
— Не знаю, Торрес не захотел его назвать.
— А этот преступник жив?
— Он умер.
Пальцы судьи Жаррикеса забарабанили быстрей, и он, не сдержавшись, воскликнул:
— Человек, который может доказать невиновность осужденного, всегда умирает!
— Если настоящий преступник умер, господин судья, — возразил Жоам Дакоста, — то Торрес ведь жив, а он уверял меня, что у него есть доказательство моей невиновности — документ, написанный рукою самого преступника. Он предлагал мне его купить.
— Эх, Жоам Дакоста, — попенял ему судья, — за такой документ не жаль отдать и целое состояние!
— Если бы Торрес потребовал у меня только состояние, я отдал бы все, не раздумывая, и никто из моих близких не упрекнул бы меня. Но этот негодяй, зная, что я в его власти, потребовал у меня большего!
— Чего же?
— Руки моей дочери. Вот почему я теперь перед вами.
— А если бы Торрес на вас не донес, — спросил судья Жаррикес, — если б вы не встретили его на своем пути, что бы вы сделали, узнав о смерти судьи Рибейро? Вы все равно пришли бы и отдали себя в руки правосудия?
— Без всякого колебания! — твердо ответил Жоам Дакоста. — У меня не было иной цели, когда я уезжал из Икитоса.
Это было сказано с такой искренностью, что судья Жаррикес почувствовал, как в том уголке сердца, где складываются наши убеждения, у него что-то дрогнуло. Однако отступать он не собирался. И он решил, быть может, из простого любопытства попытаться установить истину.
— Стало быть, — сказал он, — вы возлагаете теперь все ваши надежды на заявление, сделанное вам Торресом?
— Да, сударь, — ответил Жоам Дакоста.
— А как вы думаете, где сейчас этот Торрес?
— Думаю, в Манаусе.
— И вы надеетесь, что он заговорит и согласится по доброй воле отдать вам документ?
— Я надеюсь. Теперь ведь положение изменилось. Торрес донес на меня, и, следовательно, у него не осталось никакой надежды заключить со мной сделку на прежних условиях. Но за свой документ он еще может получить целое состояние, которое в противном случае — независимо от того, буду я осужден или помилован, — он потеряет навсегда. Продать мне эту бумагу в его интересах, и думаю, что он ее продаст.
На рассуждения Жоама Дакосты возразить было нечего. Судья Жаррикес сделал лишь одно замечание:
— … если только документ действительно существует!
— Если он не существует, — ответил Жоам Дакоста, и голос его дрогнул, — тогда мне остается только положиться на людское правосудие в ожидании Божьего суда!
Судья Жаррикес встал и сказал уже менее равнодушным тоном:
— Жоам Дакоста, слушая подробности вашей жизни и заверения в вашей невиновности, я превысил свои полномочия. Следствие по вашему делу закончено, вы предстали перед судом в Вилла-Рике, приговор был вынесен, и присяжные не нашли никаких смягчающих вину обстоятельств. Собирались вы после двадцатитрехлетнего отсутствия отдаться в руки правосудия или нет, но вас захватила полиция. Отвечайте в последний раз: вы тот самый Жоам Дакоста, осужденный по делу о краже алмазов?
— Да, я Жоам Дакоста.
— Вы готовы подписаться под протоколом допроса?
— Да, готов.
И недрогнувшей рукой узник подписал свое имя под протоколом.
— Доклад министру юстиции будет послан в Рио-де-Жанейро, — сказал судья. — Пройдет несколько дней, пока мы получим приказ привести в исполнение вынесенный вам приговор. Если, как вы говорите, у названного вами Торреса есть доказательство вашей невиновности, постарайтесь сами или через ваших близких любыми средствами получить этот документ вовремя. Когда придет приказ, я не смогу дать вам отсрочки и казнь свершится!
