Линда Бакли-Арчер - В плену у времени
Но мальчишки шли, не останавливаясь, будто их кто-то подгонял.
— Бедняги, — сказал Питер. — У них ноги в синяках и даже почернели…
— Смотрите! — вдруг закричала Кэйт. — У него камень!
Она показала на мальчика ангельского вида, стоящего на краю сквера, с явным намерением отомстить. Питер и его отец проследили за ее взглядом и тут же пригнулись: над головами просвистел большой булыжник.
Кэйт пришла в ужас.
— Он же мог убить! — воскликнула она.
А мальчишка, не оставляя своих намерений, поднял еще один булыжник. Он уже разбежался, но откуда ни возьмись возник человек, который стрелой подлетел к мальчишке, повалил и прижал его к земле.
— Это же сын маркизы! — воскликнул мистер Скокк.
— Точно! — просияла Кэйт. — Это Луи-Филипп!
Луи-Филипп отнял у мальчишки булыжник, перевернул на живот, поставил ногу ему на спину и с улыбкой оглянулся.
— И что мне с ним сделать, как вы полагаете? — крикнул он. — Скормить его нашим собакам? — И он угрожающе зарычал, обнажив крепкие белые зубы.
Все побежали к нему на помощь, поскольку мальчишка отчаянно боролся, пытаясь вырваться, и веса Луи-Филиппа было недостаточно, чтобы долго удерживать хулигана на земле. Негодяй все-таки вывернулся и помчался прочь. Луи-Филипп крикнул ему вслед что-то малопонятное, и мальчишка ответил ему нечто в том же роде.
— Спасибо! — задыхаясь, сказала Кэйт.
— Да, в самом деле, большое спасибо, месье, — сказал Питер.
— Да ничего, — самодовольно ответил Луи-Филипп.
Он низко поклонился, и влажный тюрбан свалился с его головы на землю, освободив гриву золотых волос. Луи-Филипп вздрогнул и прижал руки к голове.
— В следующий раз, я на вашем месте лучше бы ел селедку, — сказал мистер Скокк.
Луи-Филипп покачал головой:
— Нет, нет, уверяю вас, сэр, от селедки последствия для желудка бывают даже хуже, чем для головы от избытка вина. Надеюсь, никто из вас не ранен?
— Все в порядке, — ответил Питер.
Кэйт заметила небольшой сверток на земле:
— Это ваш?
— Да, спасибо. — Луи-Филипп поднял его. — Я бы хотел попросить вас об одолжении, мистер Сеймур. В сущности, о двух одолжениях.
— Буду рад услужить вам, месье. — Питеру стало любопытно.
— Вы намерены найти моего отца?
— Возможно…
— Думаю, у нас нет выбора, — перебил его мистер Скокк.
— И вы не пожалеете об этом, — сказал Луи-Филипп. — Мой отец чрезвычайно талантливый ученый. Думаю, только он сможет вам помочь.
— О каком одолжении вы желали меня попросить?
Луи-Филипп указал на сверток.
— Я не получил от отца ни строчки с начала августа, поскольку уже много месяцев почта ненадежна. Можете передать ему эти книги? Он будет вам так благодарен, уверяю вас.
— А второе одолжение?
— Просто умоляйте моего отца оставить наше поместье и присоединиться к нам в Лондоне. Мы очень волнуемся за него, там так небезопасно, — смущенно сказал Луи-Филипп. — Он не послушает меня — но, может, прислушается к словам иностранца…
— Мой дорогой сэр, — ответил Питер, — разумеется, я буду счастлив исполнить вашу просьбу — если мы все-таки решимся поехать во Францию.
Трудно было не поддаться обаянию Луи-Филиппа. Его большие голубые глаза и сверкающая улыбка были неотразимы. Уходя, он вручил Питеру пакет с книгами.
Если же они не поедут в Аррас, сказал он, возможно, мистер Сеймур будет так добр и доставит книги обратно на Голден-Сквер. Тогда уж придется послать книги с почтовой каретой.
Кэйт, мистер Скокк и Питер пошли мимо рядов высоких домов из красного кирпича по направлению в Брюер-стрит, где намеревались взять наемную карету, чтобы вернуться в Линкольн-Инн-Филдс. По дороге мистер Скокк рассмотрел книги. Их было три: «Права Человека, ГЛАВА I» и «Права Человека, ГЛАВА II», обе были написаны Томасом Пэйном, о котором мистер Скокк что-то читал, автором третьей книги был сам Аллессандро Вольта, «Memorie sull Electricita Animale». Ни мистер Скокк, ни Питер не говорили по-итальянски, но стали обсуждать смысл названия и тут заметили, что Кэйт рядом с ними нет. Оглядевшись, они увидели, что Кэйт стоит в водосточном желобе, по ее лицу пробегают гримасы боли, а сама она становится то мерцающей, прозрачной, то снова непрозрачной. Нищий, оказавшийся рядом, отпрыгнул от нее на несколько ярдов и завизжал, указывая на Кэйт пальцем:
— Смотрите, привидение! Призрак, который бродит средь ясного дня!
Мистер Скокк и Питер подбежали к Кэйт. Мистер Скокк протянул к ней руку.
— Не прикасайтесь! — закричал Питер, вспомнив, что случилось с ним много лет назад, когда с Кэйт произошло нечто подобное. — Она растворяется — вы можете поранить ее! Но нет… здесь что-то не так!..
Питер уставился на Кэйт, пытаясь понять, в чем же разница. Она явно страдала. Она крутилась и крутилась на одном месте, будто попала в стеклянный сосуд, а руки судорожно прижимались к его стенкам. Питер не слышал ни звука. Непонятно было, видит ли она его. Но одно очевидно — она беззвучно кричала, и по тому, как двигались губы, можно было безошибочно разобрать: «Помогите мне!»
Все прекратилось так же внезапно, как и началось. Кэйт вернулась к нормальному, непрозрачному состоянию и смертельно бледная, без чувств рухнула на булыжную мостовую. Питер отогнал нищего и взял Кэйт на руки. Озадаченный мистер Скокк еле поспевал за ним и перешел на бег трусцой.
— Что случилось с ребенком? — спросила леди с двумя маленькими детишками. — Могу я вам помочь, сэр?
— Она упала в обморок! — рявкнул Питер. — Я должен отвезти ее домой!
Через несколько минут, сидя в наемной карете, мужчины старались справиться с нарастающей тревогой. Оба не спускали встревоженных глаз с Кэйт. Ее закрытые веки затрепетали, руки и ноги вздрагивали. Кожа лица была восковой, почти бескровной, а дыхание — прерывистым и быстрым. Питер держал ее руку. Постепенно лицо Кэйт стало приобретать натуральные краски, дыхание восстанавливалось. Она зашевелилась, но все еще была без сознания.
— Джошуа, вы понимаете, что происходит? Это тот самый феномен «растворения», о котором Кэйт мне рассказывала? Если это так, надеюсь, это не войдет у нее в привычку…
— Когда Питер был мальчиком, я видел как он неоднократно растворялся, — сказал Питер. — Он говорил, что в этот момент тело будто оказывается связанным какими-то нитями с другим временем и пытается в него вернуться. Это происходит быстро, и окружающим кажется, что они видят привидение. Возможно, это случается только с детьми, ведь Кэйт и Питер растворялись, а доктор Дайер — никогда. Хотя много лет назад, вспоминаю, мы слышали о лакее, который видел «призрак» Дегтярника. Неужели он действительно добрался до двадцать первого века и научился растворяться?.. Думаю, вы такого не испытывали?
Отец покачал головой:
— Нет, никогда. Сомневаюсь, что хотел бы испытать это…
— Не уверен, но похоже, что Кэйт попала в ловушку между этим временем и своим собственным… где процесс движения приостановился… Это опасно для нее. Нельзя откладывать — нужно как можно скорее починить антигравитационную машину. Кэйт должна вернуться в свое время. В этом я уверен.
— Видимо, нам все-таки придется отправиться во Францию…
Питер кивнул:
— Увы, несмотря на революцию. У нас нет выбора…
Когда Кэйт пришла в себя, они почти уже доехали до Линкольн-Инн-Филдс. Она открыла глаза, увидела склонившихся над ней мистера Скокка и Питера и заплакала.
— Что со мной случилось?
— Все в порядке, — ласково сказал мистер Скокк. — Мы с тобой и везем тебя в Линкольн-Инн-Филдс. Не волнуйся…
— Не волноваться! — всхлипнула Кэйт. — Не понимаю, что со мной произошло… Там, где я оказалась, никто не мог мне помочь. Я думала, что растворилась и вернулась домой, но домой я не попала. Меня что-то останавливало. Думала, что останусь там навсегда…
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Непредвиденная встреча ученика и учителя
Жизнь не была к нему добра. Под капюшоном, прикрывающим лицо, можно было разглядеть старческое морщинистое лицо. Мальчику было всего лет пятнадцать, но вряд ли он мог сказать, сколько ему лет на самом деле. Он был очень худым. Бледная, полупрозрачная кожа туго обтягивала скулы. Он пробирался сквозь бурлящую праздную толпу на Ковент-Гарден, в одиночестве, не замечаемый никем, опустив голову и засунув руки в карманы мешковатых джинсов, но он очень часто поднимал голову и быстро оглядывал море лиц, которое волнами накатывало со всех сторон. Он уже три раза прошел Друри-Лейн из конца в конец и начал уставать от поисков. Как и тысячи других лондонцев, его завораживали суетливая площадь и рынок с его прилавками, галереями магазинов и соблазнительными кафе.
Мальчик шел к рынку сквозь шумную толпу. Внезапно он услышал взрыв смеха и аплодисменты — парочка уличных артистов начала свою работу в толпе. Послышались электрические аккорды блюза — девушка с гитарой брала высокие трепещущие ноты. Но вот уже ее песня тонула в звуках шарманки, приглашавшей посетителей на старомодную карусель. Перед каруселью мальчик остановился. Прежде он никогда не видел такого удивительного, хитроумного сооружения и теперь стоял, завороженный этим зрелищем. Он наблюдал за взлетающими и падающими конями, за сияющими детьми, которые крепко держались за полосатые столбики и неслись круг за кругом, а все вокруг переливалось золотым и красным. Но ему и в голову не пришло, что он и сам мог бы поскакать на этих конях. Это не для него. Вскоре мальчик отошел от карусели, он устал и проголодался, и в отличие от окружающих его людей ему было не до развлечений, он здесь совсем с другой целью. Так что он продолжал свой путь, шел и шел, будто это было единственное, что он мог делать. Расталкивая людей, уходящих с рынка, он с горечью ощутил, что ему никогда не стать частью этого мира. В этом веке, так же, как и в его собственном, его удел — подбирать на обочине жизни объедки от удачливых людей со счастливой судьбой. А всему виной его любопытство! Если бы он не подошел к волшебной машине в склепе Темпест-Хауза в тот день, когда Синекожий и Гидеон Сеймур устроили гонки! Он вспомнил луч света, пронзивший тьму, когда кто-то сдвинул пару плит на крыше и спрыгнул в склеп прямо на него. Вспомнил, как очнулся, — кто знает, через сколько часов, — а на нем лежали браконьер и три хорошие рыбины. Слизь от рыбы испортила его лакейскую униформу, и вонь эта прилипла к нему на несколько дней. Но когда он толкнул дверь, она открылась в новый мир… в этот мир. Долго еще он мечтал, что проснется от этого сна. Но не проснулся. На несколько дней он залег на дно, присматривался, разведывал, выползая после наступления темноты и кидаясь назад в укрытие, как только кто-то обращал на него внимание. В 1763 году повсюду были бедные и голодные, но в этом неизвестном будущем, как Том догадался, он часть той маленькой, никем не замечаемой армии людей, которые спят у дверей магазинов и на грязных матрасах в подземных переходах, через которых прохожие переступают, делая вид, что не замечают их. Том чувствовал себя таким несчастным и беспомощным, что, ему казалось, лучше было бы встретить банду Каррика — только не Джо Каррика. Нет, не его. Слишком часто в той жизни Джо Каррик избивал его.
