Йен Макдональд - Будь моим врагом
— Вероятно, двойник доктора Сингха не хотел, чтобы он достался кому-то еще.
— Значит, ему угрожали. Возможно, он погиб. Юный мистер Сингх владеет единственным экземпляром устройства и находится в бегах. Очевидно, мальчишку преследуют те же силы, что охотятся за его отцом.
Лицо эгистера омрачилось.
— Конечно, мы отрезаны от Пленитуды пятнадцать лет, но кто бы мог подумать, что все изменится так радикально!
— Простите, эгистер, именно это и случилось.
— Что вы имеете в виду, генерал?
— Мы больше не отрезаны от Пленитуды, не отрезаны даже от Паноплии. Мы можем обойти карантин. Можем проскользнуть сквозь портал Гейзенберга и не сгореть на Солнце. Этому миру приходит конец, эгистер. Мы не способны победить Нано — они слишком умны, их слишком много. А нас осталось мало, и мы разобщены. Цепляемся за свои островки, суетимся в своих пузырях, надуваем щеки, рассуждая, как когда-нибудь отвоюем свой мир. Пора смириться с тем, что этого не будет. Нано не расправились с нами до сих пор только потому, что это не входит в их планы. Они уверены, что мы — последнее поколение людей на планете. Нас ждет вырождение. Мы установили карантин, чтобы спасти Пленитуду от Нано, но на самом деле заперли себя в клетке с тигром. А теперь у нас есть ключ от клетки, эгистер.
— Мы не имеем права рисковать, генерал. Если хотя бы один репликатор…
— Вы полагаете, я не понимаю, как мы рискуем? — Генерал склонился над эгистером. Сен затаила дыхание. — Я живу с этим чувством каждый час, каждую минуту, каждую секунду. Я встаю с ним и с ним засыпаю, если, конечно, мне удается заснуть. Глядя на возвращающийся патруль, я всякий раз думаю, что увижу в глазах солдат, когда они снимут шлемы.
— Да-да, — пробормотала Сен. — Нано прячутся в глазах!
— Мелькнет в переулке лисий хвост, а я уже спрашиваю себя: не лазутчик ли Нано проник сквозь барьер, не захлестнет ли нас вскоре черная волна? Смотрю на птичку, сидящую на проводе, и гадаю: не шпионит ли она? А по утрам меня будит страх, что единственный репликатор — частичка пыли, перенесенная ветром — способна уничтожить миры.
Знаете, почему я не могу избавиться от этих видений, мастер? Я постоянно вижу перед собой глаза. Глаза жены. Вы видели, как Нано поглощают человека? Как чернота застилает живые глаза? Глаза — последнее, что остается, последнее, что хранит память о том, кем ты был, и ужас перед тем, кем тебе предстоит стать. Глаза моей жены, мастер.
— Все мы теряли близких, — хмуро промолвила эгистер.
— Спаси детей — последнее, что она мне сказала. Она принесла себя в жертву, чтобы спасти детей. Но я не в силах исполнить ее последнюю волю. Однажды Нано проникнут внутрь, и Оксфорд станет таким же, как Лондон, как Бирмингем, как все города в мире. Мы отгородились от Нано защитным полем и воображаем, будто способны уберечь наших детей. Однако придет день, и небо снова почернеет, и с него снова повалит черный снег. Так давайте спасем наших детей, эгистер! Это наш долг.
— Мы говорим лишь о спасении Оксфорда.
— О нашем спасении. Щит защитил нас от заражения. Мы можем покинуть этот мир, не нарушив карантин.
— Нам придется укрыться за пределами Пленитуды, — задумчиво промолвила эгистер. — Если Президиум узнает, нас будут искать по всем мирам. Нам нужен собственный мир.
— В шестьдесят девятом году университет Империал насчитал сотни миров.
— Их тысячи. Зонд пробыл в каждом не более пяти минут перед следующим произвольным прыжком.
— Прыжком? — пробормотала Сен. — А, ясно, прыжок, прыгольвер…
— Нам хватит и одного мира, эгистер. В архивах наверняка сохранились данные.
— Когда мы оставили Империал, то утратили почти все, что знали о портале Гейзенберга.
«Ничего, ты что-нибудь придумаешь», — подумала Сен, прижимая лицо к деревянной решетке и пристально всматриваясь в лицо пожилой женщины. На нем читались разочарование, гнев, смирение и безнадежность. Сен попыталась представить, каково жить в мире, в котором у тебя нет ничего, кроме горстки пепла.
— Я знаю, — прошептала она. Сен снова была в спасательной капсуле, планирующей вниз под ударами шторма. В ее памяти навечно запечатлелась картина: горящий дирижабль на глазах обращается в пепел, и пепел уносит ветер. Руки капитана Анастасии обнимают ее… — О, дона, уж я-то знаю.
— Если вы раздобудете данные из архивов, я позабочусь об устройстве, — сказал генерал. — С точки зрения безопасности, оставлять устройство в руках нынешнего владельца — безумие. Если Нано до него доберутся…
— Вы хотите конфисковать Инфундибулум?
— Ах ты, миизи… — пискнула Сен.
Генерал так долго молчал, перед тем, как ответить, что Сен испугалась: вдруг он услышал ее возглас?
— Они не смогут нам помешать. К тому же они гражданские. Мы должны немедленно устранить угрозу.
— Мне ненавистна мысль о насилии, — поморщилась эгистер.
— Иногда без него не обойтись, — твердо промолвил генерал.
Сен слышала достаточно. Шарки знает, что она шпионила — он подобрал ее карту, — но нужно немедленно рассказать обо всем Анни. Капитан придумает, что делать. Сен подползла к окну и осторожно отворила его. Конец троса свернулся в снегу у подножия башни. От него вели следы, которые медленно засыпал снег. Сен с легкостью спустилась бы вниз по стене, только чего ради морозить руки? Она порылась за пазухой, вытащила контроллер и пристегнула к запястью. Одно касание — и веревка расправилась.
— Хорошо быть запасливой, — со злобным удовлетворением пробормотала Сен, продевая руки и ноги в петли. — Я тебе покажу клетку с тигром.
— Инфундибулум, — произнес доктор Сингх. Он вертел слово на языке, взвешивая и проверяя на вкус. Ин. Фун. Диб. Бьюлум. Для отца английский был вторым языком, и его до сих пор забавляли некоторые слова. Англичане так привыкли к ним, что не замечают порой, как смешно они звучат. Слова на «ер»: свитер, клипер, рэпер. Слова на «ип»: клип, стрип.
На лице доктора Сингха играла знакомая Эверетту улыбка.
— Хорошее слово. Внутри больше, чем снаружи. Что это, карта семи измерений?
— Я сделал семимерную карту.
— Сделали?..
Эверетт едва не прикусил язык. Этот человек — не твой отец. Его тоже зовут Теджендра Сингх, но это другой Теджендра. Ты доверяешь его лицу, его голосу, улыбке, с которой он смакует английские слова. Возможно, он тоже болеет за «Тоттенхем хотспур», но где теперь «Тоттенхем хотспур»? Там же, где его жена, друзья и коллеги. Он пережил такое, чего не пожелаешь и врагу. Что, если годы, проведенные под властью Нано, изменили его?
Нет, я должен ему довериться, решил Эверетт. То, что я расскажу этому Теджендре Сингху, поможет найти настоящего Теджендру.
Настоящего? Они оба настоящие.
— Да, сделал.
На кухонном столе в доме лучшего друга, в ночь перед Рождеством, попивая грейпфрутовый сок из холодильника, чтобы не заснуть. С тех пор прошли века. Он стал другим. Казалось, новый Эверетт Сингх всю жизнь провел среди шаров с газом, мостков, кают и потайных лестниц «Эвернесс».
— Если вы это сделали, вы были бы…
— Величайшим физиком своего поколения.
Доктор Сингх уставился на него, не веря своим глазам.
— Вы не первый, кто произносит эту фразу. Если вы поймете теорию множественности миров, вы будете величайшим физиком во всех поколениях.
— Это был… — доктор Сингх помедлил, — … я?
— Нет, не вы.
— Это я и хотел сказать. Я посвятил жизнь поискам ключа, вашего Инфундибулума. Я был ребенком в Батвале, когда открыли первый портал Гейзенберга — даже там мы слышали об этом, хоть и не понимали важности открытия. Иные миры, параллельные вселенные. Мне было пять, и я понял лишь одно: где-то есть другой я, ближе, чем кожа, и дальше, чем самые дальние звезды. Странное, но восхитительное чувство! Я думал о том, другом Теджендре: похож ли он на меня? Сидя в школе, гадал, в какой школе учится он. Ложась спать, размышлял, в какую постель ложится он. Чувствует ли он то же, что чувствую я? Я даже завел для воображаемого друга аккаунт в Насвязи.
— Это что-то вроде социальной сети?
— Да.
— У нас эта штука называется Фейсбуком, только она существует с 2004 года.
— Фейсбук, — повторил доктор Сингх, пробуя новое слово на вкус. — Отвратительно.
— Мой отец застал времена, когда о персональных компьютерах никто слыхом не слыхивал.
— Теперь я вижу, где наши пути разошлись. В нашем мире первым действующим универсальным компьютером была аналитическая вычислительная машина Бэббиджа-Бозе в 1850 году.
У Эверетта закружилась голова.
— Мы так ее и не построили. Есть только наброски. Бэббидж не смог выбить деньги из правительства.
Несколько месяцев они с Рюном играли в онлайновую стимпанковскую альтернативку: выслеживали оборотней, сражались с вампирами, распутывали заговоры и, разумеется, летали на неправдоподобных дирижаблях над викторианским Лондоном, а мистер Бэббидж — искусственный интеллект, помещенный внутрь паровой аналитической вычислительной машины — помогал им бороться с преступниками всех мастей. Впрочем, Эверетт вскоре остыл, обнаружив, что гораздо больше, чем компьютерные теории или игры с историей, остальных занимают очки авиаторов. А теперь перед Эвереттом открылся настоящий альтернативный девятнадцатый век с компьютерами.
