Невероятные создания - Ранделл Кэтрин

Сфинксы – одаренные математики и ученые, а еще ненадежные союзники, быстро превращающиеся в ваших заклятых врагов. Зуб сфинкса, зажатый во рту, позволяет его владельцу понимать любой язык. Сфинкс способен залечить рану, просто ее лизнув. Изначально сфинксы встречались преимущественно в Северной Африке и Юго-Восточной Азии, затем распространились по всему миру и, наконец, спрятались в гористой части острова Лития. Желающие «навестить сфинксов» должны помнить, что, если они не разгадают загадку, сфинксы, согласно древнему обычаю, имеют право их съесть.

Иссиня-черный кабан, на котором, по преданию, когда-то ездил король Артур. Его шерсть в лунном свете переливается всеми цветами радуги. Может вырасти размером с носорога и способен раздавить всякого, кто напугает или разозлит его, но при этом ласков и добр с детьми. Известно, что он готов укрыть их под брюхом во время дождя. Турх труйт будет насмерть сражаться за тех, кого любит. Бывает неловок на суше, но грациозен в воде и способен вплавь обогнуть весь Архипелаг, не останавливаясь ни на минуту.

Существо, похожее на льва, но у него есть еще две головы: козлиная на спине и змеиная на конце гибкого хвоста. Каждая из трех голов обладает собственным мозгом, нервной системой и личным мнением. Это приводит к полному хаосу, поскольку головы редко могут договориться друг с другом о том, что делать дальше.

Начало

День был прекрасным, пока кто-то не попытался его сожрать.

Черное существо, похожее на собаку какой-то неведомой породы, с зубами длиной с его руку и когтями, которыми легко можно разодрать в щепки ствол дуба.

Кристофер Форрестер проявил храбрость, отвагу и показал отличную скорость, потому что не хотел быть съеденным. Эти качества ему во многом помогут.

Другое начало

День был прекрасным, пока кто-то не попытался ее убить.

Мэл возвращалась домой и как раз вылетела из чащи: руки распростерты, плащ надувался от ветра.

Мэл Арвориан могла летать, только когда дул ветер. В тот день погода была идеальной, западный бриз пах морем, и она кружилась в небе в потоках холодного воздуха. Плотный летучий плащ все еще был для нее слишком длинным, так что она закатывала рукава. Когда поднимался ветер – необязательно очень сильный, но хоть какой-то, – она распахивала плащ, бралась за его полы и легко отрывалась от земли.

В тот день она летела над самыми верхушками деревьев, задевая ботинками ветви, и наконец приземлилась, спугнув стадо единорогов.

На кухне Леонор, двоюродная бабушка Мэл, поворчала, что руки у девочки ледяные, и вручила ей чашку горячего ягодного отвара. И тут раздался стук в дверь.

Это был убийца.

Прибытие

За день до нападения Кристофер сидел на скамейке у паромной пристани, ожидая дедушку. Он в одиночку добрался из квартирки в Северном Лондоне до Шотландии, и теперь ноги сводило и страшно хотелось есть.

На скамейку запрыгнула белка и стала наблюдать за ним. Медленно, подрагивая от беспокойства, она подкрадывалась к нему, пока наконец не коснулась усиками колена. К ней присоединилась другая белка, потом еще одна, и вот уже семь зверушек сгрудились у ног Кристофера.

Женщина, ожидавшая на стоянке такси, обернулась, чтобы посмотреть на мальчика.

– Как он это сделал? – спросила она сидящего рядом с ней мужчину.

Одна белка присела на носок ботинка Кристофера. Он засмеялся, и белка забралась по голени на колени.

– Как дела? – спросил он у белки. – Отличный денек.

– Прикармливает, точно тебе говорю, – сказал мужчина и тут же обратился к Кристоферу: – Диких животных кормить нельзя! Это для них вредно!

– Знаю, – ответил Кристофер, чуть улыбаясь. – Я не кормлю.

Его друзья шутили, что, куда бы Кристофер ни пошел, вокруг него всегда собираются животные. Кошки на улицах накручивали восьмерки у его ног, собаки радостно напрыгивали на него в парках. Однажды пришлось прервать футбольный матч из-за стаи тявкающих лисиц, пытавшихся подобраться к нему поближе. Не одна школьная экскурсия сорвалась из-за пикировавших на Кристофера навязчивых голубей. И уж совсем невозможно оказалось плавать в публичных купальнях на прудах Хампстеда: однажды спасатель даже приказал ему выйти из воды, потому что появление лебединой стаи до слез напугало плескавшихся малышей.

Кристофер тогда тоже улыбнулся, свистнул лебедям и увел их из пруда в ближайшие кусты. Один молодой лебедь попытался взлететь ему на плечо и расцарапал когтистыми перепончатыми лапами кожу. Царапины видны были еще несколько месяцев. Кристофер не обращал внимания на шрамы, поскольку уже знал, что внимание и любовь животных редко сопровождаются нежностью – куда чаще им сопутствует некоторое количество крови.

– Все дело в его запахе, – заявлял отец.

Но, насколько сам Кристофер мог судить, он ничем таким не пах или по крайней мере пах так же, как другие мальчики его возраста. Он мылся, хоть и не слишком усердно.

Когда он был совсем малышом, эта его особенность была самой большой радостью в его маленькой жизни. Когда подрос, она по-прежнему его радовала, но радость он научился скрывать, потому что отца все это бесило. Животные пробуждали в нем необъяснимую тревогу.

– Прочь! – кричал он, разгоняя кошек, птиц, а также встречающихся порой в метро мышей и крыс.

Кристофер никогда не ездил в деревню, потому что всегда существовала вероятность того, что зайцы станут гоняться за ним по полям, а ласточки захотят свить гнездо в его волосах.

Так было не всегда. До смерти мамы, насколько Кристофер помнил, отец был совсем другим. Животные обожали маму и тоже норовили оказаться как можно ближе к ней. На снятой в Ричмонд-парке фотографии они были изображены втроем: Кристофер сидит на плечах у смеющегося отца, рядом стоит мама, а вокруг нее – олени. Она умерла девять лет назад, и с тех пор у отца вечно опущенные плечи, словно на них навалилась невыносимая, не прекращавшая давить со всех сторон тяжесть. После ее смерти все в их доме стало казаться сжавшимся, скукоженным – совершенно другим.

Кристофер стал тайком открывать по ночам окна и впускать к себе птиц. Он носил длинную флотскую шинель из толстого сукна и частенько позволял воробьям рыться в ее накладных карманах. Во время прогулок он здоровался с воронами и не возражал, если они забирались ему на плечи по длинным рукавам пальто.

Друзья говорили:

– Да они тебе глаза выклюют!

Но он только улыбался и качал головой:

– Нет. – Рядом с животными его голос становился мягче. – Ни за что.

Выражение его лица тоже менялось: как натянутая тетива, он был собран и готов ко всему.

Вороны приносили ему серебряные пуговицы, скрепки и монеты. Он проделывал в них отверстия, нанизывал на шнурок и носил украшения на шее. Некоторые старшеклассники смеялись над ним, но Кристоферу было все равно: он продолжал носить «ожерелья», ведь так он показывал, что предан своим диким друзьям.